— Когда люди слышат, что вы из Калифорнии, наверняка все сразу думают о Сан-Франциско и Лос-Анджелесе, а вы ведь родились в небольшом фермерском городке, да?

— Верно, я вырос в Модесто, это город земледельцев, кто-то, может, помнит его по «Американским граффити» Джорджа Лукаса. Там очень безопасно, отличное место для детей. Здорово расти среди фруктовых садов — персики, миндаль...

— Каким вы были в старших классах? В частную школу ходили или в государственную?

— (Гордо.) В государственную. Мне кажется, я был довольно тихим, учился хорошо. Еще в детстве начал работать, и много: работа была моим хобби. Где-то лет в десять начал газеты разносить. Мои родители были простыми работягами: папа трудился в боулинг-центре, мама - бухгалтер. Я любил поиграть в боулинг, когда был моложе. Потом стал играть на барабанах.

— Когда вы поняли, что хотите быть актером?

— В колледже. Сперва я пошел в компьютерный класс, потом увлекся психологией. А однажды пошел пробоваться на роль Страшилы в спектакле по «Волшебнику страны Оз», и мне так понравилось, что я уже не смог остановиться. Сколько себя помню, всегда хотел играть - и в итоге просто уехал в Лос-Анджелес за работой. У меня не было какой-то конкретной цели, мне просто нужен был опыт в кино, хоть какой-нибудь. Чем больше работаешь, тем лучше разбираешься в своем деле, у тебя появляется мнение, своя точка зрения на материал. Потом, конечно, я ставил себе уже другие задачи. Цели меняются в зависимости от того, что ты умеешь, чего успел добиться, — я всегда хотел двигаться дальше.

— До «Повелителя бури» актерская судьба вас побросала. Чего вы только не делали: играли серийного убийцу Джеффри Дамера, набрасывали лассо на Пинк в ее клипе 2007 года! Как вы вообще выбираете роли, изменились ли критерии с тех пор, как вас номинировали на «Оскара»? 

— Ничего не изменилось, правила остались теми же. Главное, чтобы работа могла меня чему-то научить и чтобы я мог что-то в нее привнести. Неважно, кого играть, плохого или хорошего, неважно, какая в фильме мораль; важно, что я смогу сказать этой ролью и что нового она мне даст.   

— Во время пиар-кампании по «Повелителю бури» вы на вопрос о кино и политике ответили, что их смешивать нельзя. Не хотите пояснить?

— Кино - это чистое действие. А политика - нет. Политика - это про разговоры. Странная это штука, впрочем, я не люблю говорить о политике именно потому, что в ней мало действия. Вся эта бюрократия — мир, который я вообще не понимаю. Нет, я, конечно, верю в определенную систему, но кино — это совершенно другой мир. Честно скажу: можно снять политический фильм, но когда в него начинают вкладывать какой-то сверхсмысл, нагружать политическими целями — не думаю, что это имеет отношение к кино.

— Назовите высшую и низшую точки в своей карьере.

— Высшая точка — это, понятно, номинация киноакадемии. Я сперва даже не поверил. Мне сообщили в полседьмого утра, это было невероятно, фантастическое ощущение. А низшая точка... ну, их было несколько. Вот, помню, нам с одной девушкой из актерского класса надо было репетировать сцену, и она пришла репетировать ко мне домой. Ей было ужасно не по себе, а мне и подавно, потому что у меня в квартире ни воды, ни электричества. Зажег свечи, а она решила, что это я пытаюсь ее соблазнить. А у меня просто не было денег заплатить за свет, и я зажег свечи, чтобы хоть что-то видеть. Она смотрит на меня и аж трясется от бешенства, как будто я сейчас наброшусь на нее. Нет, вы не подумайте, она была очень даже привлекательная, но уж больно ситуация унизительная, когда я не могу даже стакан воды ей предложить, а она боится, что я на нее кинусь. Не очень лестная ситуация для мужчины.

— На каких актеров вы пытались равняться, когда делали первые шаги в кино?

— Мне до смерти хотелось попасть в этот мир, и я прямо-таки боготворил своих ровесников. Например, ДиКаприо — я всегда считал, что он необыкновенно талантлив, и Эд Нортон, и многие другие, а теперь мне просто не верится, что мы встречаемся на съемочной площадке. Работать с Нортоном в «Эволюции Борна» было невероятно, ну просто очень здорово. Когда снимаешься с актером такого калибра, такого уровня мастерства, самому играть гораздо легче.

— В «Эволюции Борна» вы съезжали на мотоцикле по лестнице, били кучу людей и дрались с волком. Вы все трюки выполняете самостоятельно?

— На девяносто девять процентов. Между прочим, для актера это нетипично. Но я понял, что если могу сделать, значит, надо делать. Том Круз хорошо мне растолковал, что для этого нужно, как относиться к такой работе, как к ней готовиться. Физически я многое могу преодолеть, но тут важен психологический настрой. Если справишься, будет лучше для всех: и для тебя, и для режиссера, и для фильма. Больше всего времени и сил уходило на драки — пришлось учиться боевым искусствам и даже хореографии. Это совсем непросто, зато потом режиссер может любую сцену снять за пять минут. Я всегда могу подстроиться под партнера и сделать так, как надо. Много занимался тайским боксом и смешанными боевыми искусствами, где все движения очень быстрые и эффективные.   

— Так вы что, реально боролись с волком?

— Ага. Мы дрались, вертелись, чуть ли не джигу отплясывали. С настоящими волками, и с помесью, и с собаками, похожими на волков. Там разные были трюки, одни для крупного плана, другие — для общего. Это поразительные звери. Да, мы боролись, катались клубком в снегу, короче, весело было.

— В каких сценах вам больше всего понравилось сниматься?

— По правде говоря, в сценах с Рейчел Вайз. Мы лет десять уже мечтали вместе поработать, и вот наконец удалось. У нас там три большие сцены без всякого экшена, в которых у актеров появляется возможность проявить себя.

— Кто-нибудь говорил вам слова, которые вы вспоминаете в трудные моменты?

— Помню, как меня выгнали с первого прослушивания за то, что я не знал слова sides (приготовленная для проб выжимка из сценария. – Прим. GQ). Я прекрасно знал сцену, которую нужно было играть, но это никого не волновало. За вопрос «А что это такое?» меня просто вышибли. Сказали, что я не могу работать на площадке. Отлично помню, как меня множество раз увольняли с сериалов. Погодите, или вы спрашивали о каких-нибудь словах одобрения?

— Ну да.

— Наверняка бывало и такое, многие меня подбадривали, говорили, что некоторые артисты начинали сниматься в двадцать семь лет и прославились. Да, я помню добрые слова, но лучше всего помню, как меня вышвыривали с телевидения.

— После двух номинаций на «Оскар» стало лучше?

— О, гораздо!

— Слушайте, как у вас получается такое мужественное выражение лица? В своих фильмах вы часто на кого-то очень сурово смотрите. Не боитесь при этом выглядеть глупо?

— Как-то не думаю об этом, я родился с таким лицом. Я даже не знаю, как выглядеть крутым.

август, 2012