ЧАСТЬ 1
МАДЕМУАЗЕЛЬ ГЕКСОГЕН
ОСЕНЬ 1999 ГОДА

I
Бывает ветхость не от старости, не от груза лет, а от груза самой жизни. Кого-то и шестьдесят лет не лишают живости в движениях и взгляде, а кого-то тот же возраст превращает в развалину при последнем издыхании. Вот такой развалиной через год после смерти Космоса и стал его отец, академик РАН, астрофизик Юрий Ростиславович Холмогоров.
В конце лета тысяча девятьсот девяностого от Рождества Христова года он брел по улице Гуриевича мимо широкого пустыря, за которым бежала невидимая отсюда Москва-река. Юрий Ростиславович шел, тяжело опираясь на трость, с трудом отрывая от земли подошвы, будто они были покрыты слоем чего-то липкого и приклеивались к поверхности всякий раз, когда он опускал ногу на асфальт.
Холмогоров изо всех сил старался выглядеть бодро. Но первое, что приходило в голову при его виде: не жилец старик на этом свете. И лицо у него было слишком изможденное, и костюм, хоть и приличный, но давно вышедшего из моды покроя. Академик ковылял к метро, охотно уступая дорогу торопливо бегущим по своим делам прохожим, особенно дамам, а в некотором отдалении за ним вдоль тротуара полз тёмно-красный "форд".
По другой стороне улицы с той же скоростью шел молодой мужчина с кожаной сумкой через плечо. Время от времени он прикасался к уху, поправляя наушник - невидимую для посторонних телесного цвета фасолинку. В сумке, обращенной торцом в сторону "форда", имелось отверстие, замаскированное специальной пленкой. Даже стоя рядом, невозможно было догадаться, что внутри находятся видеокамера и мощный микрофон направленного действия.
В стареньком "форде" сидели трое широкоплечих, коротко стриженных, но давно не бритых пацанов. Каждый из них мог шутя переломить чахлого академика пополам одним ударом. Но пока это не входило в их планы. Поэтому они, изнывая от духоты, недовольно щурились, мысленно подгоняя заторможенного "ботаника". Парня со спецтехникой они не замечали...
Откровенно скучающий водитель "форда" крутил верньер приемника, пытаясь поймать музон покруче, но вместо этого выхватывал из эфира одни обрывки новостей:
...настоящая работорговля. Представителя президента в Чечне Валентина Власова выкупили за пять миллионов долларов. За журналистку Масюк и ее коллег Гусинский отдал два миллиона. По официальным данным сейчас в Чечне содержатся в неволе свыше трехсот пятидесяти человек. На самом деле их, конечно...
...бомбежки Югославии показали, что Европа и США пытаются задобрить мусульман за счет славян и православных...
."отпускает нефть и газ гораздо ниже мировых цен. И все равно Украина уже задолжала за них России от одного до двух миллиардов долларов, не считая того, что попросту украдено и перепродано в Европу... ...отставка Тепашина...
...Дуся, Дуся! Я тебя боюся! Но тебе отдамся, это не вопрос!
Водитель соскочил с волны, продолжал вращать ручку настройки, но пацаны закричали в один голос, чтобы тот оставил Дусю.
Песняк того стоил, особенно им понравилось то, что у Дуси "на левой попке оказался синенький засос"...

III
Наконец Холмогоров свернул в метро. Из "форда" выскочил и потопал за ним самый молодой из братков, а уже после них, аккуратно придержав прозрачные двери, чтобы не повредить аппаратуру, скользнул' в подземку и пижон с хитрой сумкой...
Так, следуя метрах в десяти друг за другом, они вышли из метро и добрались до роскошного здания, в котором размещался Фонд Реставрации, некогда основанный Беловым. Оба наружника остались на улице. Отец Космоса вошел в прозрачный цилиндрический пенал из пуленепробиваемого стекла, служивший тамбуром. Цилиндр повернулся, закрывая вход, и посетителя с головы до ног просканировали невидимые лучи. Конечно, это не очень полезно для здоровья, но зато упрощает работу охраны, ибо устройство высвечивает оружие, а также шпионские штучки в виде жучков и других средств прослушки.
У клиента ничего предосудительного не нашлось. Пенал повернулся еще на девяносто гра-дусов и открыл визитеру доступ в Фонд. Трое охранников, несмотря на явную безобидность старика, ощупали его цепкими взглядами.
То роняя, то поднимая упавшие на мраморный пол бумажки, Юрий Ростиславович что-то искал Б карманах пиджака. Наконец, нашел и сунул в окошечко Бюро пропусков потрепанный паспорт. Из окошка что-то буркнули и через минуту вернули красную книжицу владельцу, Холмогоров в растерянности замер, не зная, что делать дальше.
- Дедушка, - сжалился самый здоровенный из охранников и, осторожно взяв Холмогорова под локоть, повернул в нужную сторону. - Вам теперь туда.
Он показал рукой на лифт, около которого переминался с ноги на ногу молодой человек в синем костюме с бейджиком на лацкане. Юрий Ростиславович, щурясь, прочитал на нем, что его провожатый является референтом Фонда и фамилия его - Милонов.
- Вы к кому? - любезно улыбаясь, спросил тот.
Милонову нравилась фирма, в которой он служит, и нравилось опекать посетителей. Тем более, что все сотрудники Фонда получали немалую даже по московским меркам зарплату. Так было заведено еще при прежнем хозяине, Александре Белове, а новые руководители - Ольга Белова и Дмитрий Андреевич Шмидт - сочли возможным, несмотря на дефолт и неблагоприятную конъюнктуру, сохранить эту традицию.
Отец Космоса протянул ему дрожащей рукой открытку с компьютерным текстом:

"Уважаемый Юрий Ростиславович!
В связи с Вашим обращением приглашаем Вас на встречу с Управляющим Фондом Реставрации Шмидтом Дмитрием Андреевичем 1 сентября 1999-го года в 15.00.
Время Дмитрия Андреевича очень лимитировано, поэтому он сможет уделить Вам не более четырех минут. Просьба не опаздывать..."

- Вы к шефу! - констатировал молодой человек и, не дожидаясь ответа, пригласил академика в лифт.
Они вместе поднялись на девятый этаж и вышли. Пройдя несколько метров по коридору, Ми лонов любезно отворил перед Юрием Ростиславовичем двери приемной. Секретарша Шмидта уже была предупреждена охраной о его прибытии, но попросила подождать, пока не выйдет предыдущий посетитель. Вскоре за дверью послышался разгневанный голос Шмидта, и через минуту из его кабинета выскочил невысокий, суетливо вытиравший платком лысину потный типчик... Он угодливо поклонился присутствующим и потрусил к лифту. Секретарша очень вежливо пригласила:
- Юрий Ростиславович, пожалуйста, Дмитрий Андреевич вас ждет...

IV
Трое мордоворотов, ворвавшихся в ООО "Дистрибуторъ", хотя и выглядели тупыми качками, действовали слаженно и на первый взгляд грамотно. Мгновенно сориентировавшись, двое шестерок скупыми, но точными ударами вырубили Федю и Витька, а третий, видимо, их бригадир, бросив биту на пол, схватил Степаныча за лацканы пиджака, приподнял и отбросил к стенке, как плюшевого мишку, хотя тот весил по крайней мере килограммов восемьдесят.
Очевидно в выборе Степаныча как объекта перевоспитания свою роль сыграли его отличный костюм и барственный вид. Бригадир несильно, для профилактики, ткнул его кулаком в зубы, чтобы тот почувствовал вкус крови. Двое его шестерок встали по бокам, со значением постукивая битами по открытым ладоням. От нападавших веяло уверенностью и сознанием собственной силы. На Сашу, скромно сидевшего за столом, они не обратили внимания. Как профессионал, он не мог не отметить этой ошибки.
Витек все еще лежал без сознания, а Федя начал подавать признаки жизни. Во всяком случае, попытался сесть на полу. Двое с битами переместились к ним, чтобы в случае необходимости повторить курс внушения.
- Ну что, коммерсы хреновы, вы еще не поняли, кто тут хозяин? - спросил бригадир гендиректора. Он выхватил из-за пояса здоровенный тесак и махнул им пару раз перед носом у Степаныча: тот испуганно закрыл глаза и втянул голову в плечи.
- Объясняю популярно для невежд: с сегодняшнего дня вы начинаете платить нам за охрану от рэкетиров, все ясно?
И тут в комнате раздался негромкий смех, прямо надо сказать, выбивший нападавших из колеи. Бригадиру впервые пришло в голову, что здесь что-то. не так. То есть, что ситуация развивается нештатно, и, возможно, он что-то упустил из виду.
Смеялся, естественно, Саша. Действия братков живо напомнили ему его собственный первый в жизни наезд на "Курс-ин-Вест" Артура Лапшина, с которого и началась история возвышения Бригады. Только теперь тесаком помахивал в воздухе не Фил, а этот орангутанг с низким лбом и фигурой борца-вольника. Столько лет прошло, а технология наката совсем не изменилась! Хорошо хоть, у них секретарши нет. Саша вспомнил, как тряслась от страха секретарша Лапшина Людочка.
- Бот что ребята, чай, кофе и коньяк я вам не предлагаю, - не повышая голоса, сказал Белов, - А если вы пришли поговорить, то не с этого надо было начинать. Все ясно? - очень похоже передразнил он бригадира?
Тот впервые внимательно посмотрел на этого симпатичного, обстоятельного парня в синем джинсовом костюме, и наконец до него дошло, что говорить надо было именно с ним.
- Так может, ты меня научишь, с чего надо начать? - ехидно спросил он.
Надо было как-то исправлять положение, пугануть хорошенько этого не в меру смелого пацана. Бригадир подошел к нему, взял нож обратным хватом, и коротким ударом вогнал его в столешницу рядом с лежавшей на ней толстой книгой. Руки однако, с рукояти не убрал, чтобы тот не попытался завладеть оружием. На лице парня не дрогнул ни один мускул.
- Деловой разговор должен быть коротким: йес, ноу, о'кей! - тоном учителя объяснил он бригадиру суть его ошибки. - И не надо лишних телодвижений. Так вот, мой ответ - ноу.
Белов неожиданно быстро схватил бригадира за правое запястье и с силой опустил его руку на стол. Пальцы рэкетира проехались сверху вниз по широкому стальному лезвию, раскроившему сначала их, а потом и ладонь, почти на сантиметр в глубину, до самой кости. Тесак остался торчать в столе, на котором тут же появилась красная лужица. Воспользовавшись всеобщим замешательством, Саша перехватил рукоятку и дернул нож на себя, а левой рукой, вернее, торцом зажатого в ней тома Достоевского коротко хлестнул бригадира по гортани.
У Белова на было времени отследить, как тот без сознания приземляется на полу, так как двое братков бросились на него с высоко поднятыми битами. Еще одна ошибка. Они оставили сзади трех человек без прикрытия, поскольку Витек очнулся и поспешил принять участие в разборке наравне с Федором и Степанычем. Первый удар битой Белову удалось парировать с помощью "Бесов", а в следующее мгновение он полоснул нападавшего тесаком по лицу, сделав братку улыбку от уха до уха. Тот со стоном выронил биту и схватился обеими руками за щеки, стараясь унять кровь. Она полилась меж пальцев, как вода из лейки.
Второго ударом по затылку сбил с ног Витек: он воспользовался битой бригадира рэкетиров. Через минуту трое суперменов лежали на полу, спленутые по рукам и ногам скотчем.
- Федя, перевяжи пацана, не хватало еще тут морг устроить, - сказал Белов, сохраняя полное самообладание. - Витя, Степаныч, пойдите посмотрите, кто там у них в машине остался?
Когда те вышли из офиса, Федя с уважением посмотрел на Белова и признался:
- Саш, насчет книг я был не прав, беру свои слова обратно. Особенно Достоевский может в жизни пригодиться, Федор Михалыч, - он перевел взгляд на заляпанный кровью том "Бесов", лежавший на полу рядом с разбойниками.
Вскоре вернулись Степаныч и Витек. В машине рэкетиров никого не было. То ли сбежали, то ли действительно их было только трое.
- Александр Николаевич, - виноватым тоном сказал Степаныч, умоляюще глядя на Белова, - ну не можем мы сейчас воевать. Я тебя прошу, давай мирными средствами договариваться. Я все улажу, заплачу сколько надо, а ты пока исчезни на недельку из Москвы. Вот и за бабой с сахаром нужно на юга сгонять. Давай ты поедешь вместо Витька?
Белов по очереди посмотрел каждому из партнеров в глаза и понял, что все они, как один, на стороне Степаныча. Даже Злобин!
- Ну черт с вами, будь по-вашему, - согласился он неохотно. - Витек, готовь машину, ночью выезжаю...

VI
Генерал Хохлов толкнул массивную дверь и без стука вошел, даже можно сказать, ворвался в кабинет Введенского. Он и сам не мог себе объяснить, зачем он это сделал. Просто шел по коридору, как Штирлиц, и открыл дверь... За десять лет совместной работы генерал впервые поступил вопреки своим привычкам.
До сих пор он в случае необходимости вызывал Введенского к себе или предупреждал о своем приходе. А сегодня... Скорее всего, надоело быть все время серьезным, хотя по должности это ему полагалось, вот и решил схохмить, а заодно посмотреть на реакцию подчиненного. Игорь Леонидович слыл среди сослуживцев великим субординатором.
Введенский и его заместитель, майор Воско- бойников, сидели визави за длинным столом для совещаний и заразительно смеялись. По всему было видно, что обсуждают они не оперативные вопросы, а что-то легкомысленное, к службе отношения не имеющее. Хотя на огромном экране домашнего кинотеатра, единственной, кроме старинного швейцарского сейфа времен Феликса Эдмундовича, ценной вещи, украшавшей более чем скромно обставленный кабинет полковника, мелькали кадры оперативной слежки. Из динамиков, перекрывая шум улицы, неслись звуки пошлой песенки о засосе на попке у какой-то Дуси.
Увидев своего бровастого шефа, оба офицера от неожиданности вскочили и чуть ли не вытянулись во фрунт, как новобранцы. Андрей Анатольевич махнул рукой, мол, что уж там, давайте без чинов, садитесь, товарищи офицеры, и сам сел рядом. Но тут же поймал себя на мысли, что не знает, что сказать. Ничего постороннего, цивильно-гражданского в голову не приходило. Даже самому стыдно стало, совсем обюрократился. Повисла пауза, и чтобы разрядить обстановку, генерал пошутил:
- Ничего, что без доклада? - и тут же перешел к делу. - Игорь Леонидович, что у нас нового по Белову? Есть информация?
Введенский кивнул, сосредоточился и, как ни в чем не бывало, принялся докладывать. "Что за парень, - одобрительно подумал Андрей Анатольевич, - ночью его разбуди, и тут врасплох не застанешь. Да, не ошиблись мы тогда, выбирая его в кураторы Белова. А вот с Кавериным накла- дочка вышла..."
Между тем Введенский продолжал рассказывать, что в начале текущего года, после "битвы под Карфагеном", Белов вернулся в Москву. Он и его новые друзья, Лукин, Злобин, Вонсовский поселились в коммуналке у персонального пенсионера Арсения Степановича Власова, бывшего директора небольшого завода по производству игрушек. Видимо, у компаньонов были деньги, поскольку очень скоро все они обзавелись и мое- ковской пропиской, и неплохими квартирами, причем все в близлежащих домах на Гуриевича, где и проживал официально Власов. Примерно три месяца назад на имя Власова была зарегист-рирована небольшая фирма, Общество с ограниченной ответственностью "Дистрибуторъ". Предмет торговой деятельности - оптовые поставки бакалеи: соль, сахар, мука, крупы, чай, кофе. Объемы пока небольшие, но фирмочка круто пошла вверх. Очевидно, сказались наработанные связи Власова в мелких магазинах района. Белов под чужой фамилией оформлен коммерческим директором, Власов - генеральным. Виктор Зло- бин - шофер, фирма недавно приобрела новый грузовик ЗИЛ-Купава для своих перевозок. Функции Лукина пока не определены, но обычно он участвует в перевозках в качестве экспедитора и грузчика. Доктор Вонсовский временно работает в Склифе в отделении хирургии. И никакого кри-минала! К сожалению, ожидания, что Белов постарается восстановить свое положение в Фонде Реставрации и его финансово-промышленной группе не оправдались. В этой ситуации, судя по всему, вообще нет никакого смысла возиться с ним дальше. Пока он не легализируется, толку от него будет мало. Может, не стоит зря тратить государственные средства на слежку за ним и его командой?
- Ну зачем же так мрачно, Игорь Леонидович? - отечески пожурил его начальник. - Во- первых, еще не вечер, и, насколько я понимаю, Белов не такой человек, чтобы сидеть сложа руки.
Во-вторых, если уж мы сделали на него ставку десять лет назад и столько сил потратили на его раскрутку как агента влияния, нет смысла прекращать операцию. Думаю, мы сейчас находимся на полпути, - генерал замялся, подыскивая нужное слово, - к очередной метаморфозе Белова. К тому же, прошу заметить, улица Гуриевича, - это район действия новой банды Кабана. Что у нас по Кабану? - спросил он Воскобойникова, поскольку именно тот курировал это направление.
Майор доложил, что Кабан, оправившись после поражения в войне со Шмидтом, сумел сколотить преступную группировку в количестве двадцати человек. Почти все они бывшие спортсмены, выпускники Института физкультуры. В настоящее время Кабан снимает квартиру в сталинском доме на Ленинском проспекте. По последним оперативным данным, он готовит новый наезд на бывшую империю Белова, иначе говоря, на Шмидта, но сил у него пока маловато. Скорее всего, он будет кусочничать и тревожить Шмидта булавочными уколами, пока не наберет необходимый вес. Сейчас он пытается с помощью рэкета подмять под себя мелкие торговые предприятия Юго-Восточного округа.
- А Юго-Восточный округ - епархия Шмидта, - удовлетворенно констатировал генерал. - Отлично, не будем пока мешать Кабану, а то Шмидт себе слишком большую власть забрал, единовластно правит на этой территории. А мы ему небольшой противовесец создадим, щучку запустим в реку, чтобы карась не дремал. Так что там у Шмидта с его "Карфагенским нефтегиган- том", Игорь Леонидович? Вернее, у нас, - поправил он сам себя, - поскольку контрольный пакет принадлежит государству.
- Да, но пятнадцать процентов контролирует Шмидт, и он возглавляет Совет директоров акционерного общества "Лукос", - заметил Введенский. - Там все схвачено: фундаменты и коммуникации практически восстановлены, начато возведение стен цехов. К концу года в целом строительство будет завершено, а в начале следующего завод даст первые тонны продукции. Немецкие партнеры обеспечили поставку современного нефтеперегонного оборудования. С их стороны пока претензий нет. Так что утерли мы нос Зорину.
И все трое громко рассмеялись...

VII
Надежда Холмогорова и сама была не рада тому, что связалась с Кабаном, Когда он в начале года вышел на нее с предложением помочь ей оттяпать квартиру Юрия Ростиславовича в обмен на квартиру Космоса, первым движением ее души было желание указать на дверь этому наглому плебею. Ведь в отличие от нее, у Кабана вообще не было прав на эту жилплощадь! Но подумав, она все-таки согласилась.
У нее не было никаких шансов вернуться на свое прежнее место жительства, поскольку Хол- могоров-старший так и не успел, а может, просто не захотел, прописать молодую жену в своей квартире. А после ее ухода к его вечному врагу и оппоненту астрофизику членкору Кацоеву и вовсе написал завещание, в котором все свое движимое и недвижимое имущество оставлял Александру Белову, если тот на момент его смерти будет жив и предъявит претензии на наследство.
Ее бурный роман с Кацоевым закончился фиаско: оказалось, членкор и соперник Юрия Ростиславовича и не собирался вступать с ней в серьезные отношения. Он воспользовался ею, чтобы досадить Холмогорову, ни больше и ни меньше. Московской прописки у нее, недоучившейся аспирантки из Ленинграда, не было.
И тут на ее жизненном пути появился Кабан. Непонятно откуда, но он прекрасно знал имущественное положение Холмогорова, показал ей ксерокопии его ордера на жилье, выписки из домовой книги, акты БТИ и вообще все мыслимые и немыслимые документы, имеющие касательство к жилищным условиям академика.
Судя по всему, он подготовился к атаке более чем основательно. И было видно, что эта квартира нужна ему не только потому, что она находится в престижном доме и стоит немалых денег. Когда он говорил о Бригаде, Космосе, Белове и их друзьях, его просто начинало трясти от ненависти. Что ж, она вполне разделяла его отношение к этим нравственным уродам. О том, что она поступает гораздо более подло, чем все они вместе взятые, Надежда старалась не думать.
Именно Кабан придумал трюк с фотографиями и ложной беременностью. Сварганить такие "улики" с помощью оцифровки изображения на современном уровне развития компьютерной техники не представляет труда. Правда, ей пришлось проникнуть в квартиру Холмогорова в его отсутствие - ключ у нее был, и забрать фотоальбом Коса. А потом, и это ей понравилось меньше всего, позировать нанятому Кабаном дизайнеру, принимая довольно смелые позы в паре с нанятым для этой цели актером Младогаровым.
Оказалось однако, что Кабан запал не только на квартиру Космоса, но и на ее более чем откровенные фотографии...
Обшарпанный грузовой "мерседес" Белов обнаружил в условленном месте - на стоянке мотеля километрах в тридцати на север от Ростова. Номера совпадали, но ни владелицы, ни водителя ни в машине, ни рядом не было. Белов удивился такой безхозяйственности. Правда, у въезда на стоянку стоял парень восточного типа и внимательно отслеживал въезжающие и отъезжающие машины. Встретившись взглядом с Беловым, он отвернулся.
Выпрыгнув из кабины, Саша обошел машину кругом, постучал ногой по скатам, проверяя давление. Потом осмотрел соседний "мерседес" со всех сторон - судя по нагрузке на рессоры, сахар был на месте. Его хозяйку он нашел в мотеле. Портье вызвал девушку из номера по просьбе Саши.
- Земфира? - спросил Александр, внутренне вздрогнув при ее появлении - потому что нельзя быть красивой такой. - Это вам, значит, водитель до Москвы нужен? Я от Руслана.
Девушка обрадованно улыбнулась и окинула Белова оценивающим взглядом с головы до ног:
- Вы Александр? Руслан мне звонил и предупредил о вашем приезде. Но мне... Знаете, мне не просто водитель нужен. Мне нужен, ну... Очень надежный человек. Чтобы довез до самой Москвы без проблем. А то тут, знаете, опасно на дорогах...
- Довезе-е-м, - ободряюще кивнул Белов и покровительственно похлопал девушку по плечу. - Со мной доедете именно что без проблем.
Слова, которыми они обменивались, ничего не значили после первой же проскочившей между ними искры.

VIII
Зорин крайне неохотно согласился встретиться с Кабаном. Слишком уж компрометированной фигурой стал этот уголовный неваляшка вследствие своей коллаборации с чеченцами, и особенно с арабом Омаром и Мусой Джохаровым. В начале текущего года в ходе "битвы за Карфаген" они были арестованы ФСБ и наверняка начали петь, как канарейки в клетке. Правда, за свои тылы Зорин не беспокоился: как всегда, у него все было схвачено.
И все-таки Кабану пришлось очень, очень долго упрашивать об этом Виктора Петровича в ходе телефонного разговора, но главным аргументом в пользу встречи послужило обещание, что она никак не будет связана ни с деньгами, ни с криминальными интересами стремительно набиравшего вес авторитета.
Когда Кабан, хлопнув дверцей своей "шкоды", пересел в "мерседес" Зорина, тот просто был поражен его поведением. Обычно наглый, как танк, на сей раз этот матерый уголовник вел себя как институтка: он краснел, имел смущенный вид и долго мялся, прежде чем сумел выдавить из себя хотя бы слово.
Пришлось задавать наводящие вопросы. Оказалось" что Кабану нужен совет личного, интимного плана, а к своим пацанам он обратиться не может, потому как - засмеют!
За дурака он себя не держал, и давно уже понял, что у каждого человека в любом деле, за которое он берется, есть своя планка, своя ступенька, на которую дано ему природой или Богом подняться. Надо только лезть и лезть наверх с помощью рук и ног, а то и зубов, пока сил, упрямства и желания хватает.
И до сих пор у него особых трудностей с этими ступеньками, слава тебе господи, не было. Ну, случалось оступиться, сорваться, даже грохнуться двумя пролетами ниже, но он все равно поднимался и с кабаньим упорством перся вверх, сталкивая или топча тех, кто пытался ему помешать.
И с бабами у него трудностей не случалось, потому что он их не удовлетворял, а трахал, а это, извините, две большие разницы. Но теперь...
- Понимаете, Виктор Петрович, она же аспирантка, ученая вся из себя... - Кабан был в таком отчаянии, что Виктор Петрович еле сдержался, чтобы не рассмеяться, - как не знаю что! И вся такая белая, чистая. Подумаю о ней, и сердце замирает... Я себя рядом с ней свинья свиньей буду чувствовать до конца дней... Она же принцесса, королева Шантэклера! А я после восьмого класса в ПТУ пошел, так и не доучился в школе...
Зорин, откинувшись спиной на дверцу со своей стороны, внимательно смотрел на Кабана, словно приглашая его взглядом продолжать свою исповедь. Вот ведь как жизнь устроена, никогда не знаешь, в каком месте она тебе подсечку проведет! Кабану вот, как тургеневскому Базарову, повезло - ему подножка досталась от Любви с большой буквы. А может, и не повезло, будет теперь по гроб жизни свой крест нести.
- Ты о ком говоришь-то? - поинтересовался наконец Зорин. - Кто твоя Джульетта, Ромео?
Кабан почему-то дернулся и обиженно посмотрел на собеседника.
- А вы откуда?.. - он не закончил своего вопроса, потому что по сочувственному выражению лица Виктора Петровича понял, что тот и не думал над ним смеяться.
Кабан вкратце изложил историю своих взаимоотношений с женой академика Холмогорова, умолчав, естественно, о возникшей у них недавно общности интересов в квартирном вопросе.
- А от меня-то-ты чего хочешь? - спросил удивленно Зорин. - Я ведь не психоаналитик и не сексопатолог, со свечкой у вас в ногах стоять не могу и не буду... Так что ты, парень, не по адресу обратился.
- Да нет, Виктор Петрович, с сексом у нас все в порядке. То есть, секс тут ни причем. Понимаете, в чем дело...
Белов снял номер в мотеле, ополоснулся в душе, перекусил на скорую руку в придорожной забегаловке. Потом позвал Земфиру, и они направились к стоянке, чтобы осмотреть груз. Когда они шли к "мерседесу", Саша как бы невзначай положил ладонь ей между лопаток и пощупал пальцем замочек бюстгальтера. Но девушка резко обернулась и бросила на него красноречивый взгляд, в котором и неграмотный бы прочитал: "Руками не трогать!"
И это ему понравилось. Если малознакомая женщина сама ни с того ни с сего тянет тебя в койку, то в этом всегда есть что-то дешевое и настораживающее. То, что легко дается, недорого ценится. И слава богу, что Земфира не такая.
Пока Саша осматривал груз и перегружал мешки с сахаром в свой грузовичок, девушка бол-тала, не умолкая. Оказалось, что мать у нее - татарка, от нее цвет глаз и уважение к мужчинам. Отец - русский, от него - охота к путешествиям и стремление к самостоятельности. Отсюда и желание иметь свой бизнес.
До сих пор она перебивалась по мелочам, торгуя на рынках Ростова чужим товаром. На жизнь хватало, но не больше. А тут случилось несчастье: заболела мама. Нужна операция, которая нынче стоит немалых денег. На отца надежды нет. Он пьет, здоровье у него подорвано, и сам он почти инвалид. Но Аллах помог, подвернулась удача. Знакомый армейский снабженец отпустил ей в кредит тонну сахарного песка. Однако с условием не продавать его на месте, в Ставрополье и Ростове, чтобы не засветить источник.
И тут же, как по заказу, еще одна удача: хорошую цену за этот груз пообещал знакомый ее знакомых, Руслан, который работал завхозом в подмосковном интернате. Но чтобы получить деньги, надо было доставить товар до седьмого сентября. Цены на сахар подскочили в связи наступлением сезона заготовок на зиму варений и компотов. Однако это не надолго, надо ловить момент.
В бизнесе легко не бывает. Земфира знает, что путь до Москвы опасен: на трассе полно бандитов и рэкетиров. Они грабят всех, кто не в силах защитить свой груз или хотя бы откупиться. К тому же еще и менты чуть ли не на каждом километре- повороте лютуют: то мзду требуют, то машины шерстят, чтобы друзьям-бандитам точную наводку дать. Зато теперь появилась, благодаря Александру, надежда на излечение мамы.
Слушая в пол-уха ее щебет, Саша перетаскивал мешок за мешком из одного грузовика в другой. Работал он в охотку, потому что любил физические упражения и нагрузки. Масса каждого мешка не превышала пятидесяти килограммов, хороший вес: тяжело, но в меру. Вскоре кузов был заполнен мешками.
- Когда выезжем? - деловито спросил Белов, когда закончил перегрузку.
- Вы, наверное, устали с дороги? - заботливо спросила девушка. - Наверное, вам лучше сегодня отдохнуть? А уж завтра... Утром...
- Годится! - обрадовался Белов. ~~ Давай, переспим в мотеле, - он запнулся, неожиданно осознав двусмысленность своих слов, и продолжил: - Ты сейчас сгоняй в магазин, затоварься продуктами в дорогу, а я тут с водилами поговорю, обкаш- ляю маршрут и все такое. И уж завтра - дранг нах Москау, поход на Москву, как говорили немцы. И вот что, давай перейдем на ты, так проще будет.
- Как скажете, - смущенно улыбнулась Земфира и поправила сама себя: - Как скажешь...
Когда они запирали грузовик, из запыленной белой "Самары", стоявшей метрах в двухстах от ворковавших партнеров, за ними наблюдали двое братков славянского типа. Один из них опустил бинокль, с помощью которого секунду назад изучал Сашину довольную физиономию, и сказал не без зависти:
- Готов парень, спекся...
- А баба? - спросил его напарник, сидевший рядом в салоне.
Оба пассажира казавшейся серой от пыли лег-, ковушки были круглолицы и лысоваты, пассажиру не было сорока, водителю - слегка за сорок. Они говорили с характерным южнорусским акцентом, который с головой выдает уроженцев Ставрополья и Ростова-папы где бы они ни были.
- Баба? Тоже... готова, - обладатель бинокля, старший в команде, снова поднес окуляры к глазам, навел на пухлые, красиво очерченные губы девушки, потом на высокую аппетитную грудь и, не сдержавшись, сплюнул в открытое окно. - Шлюха!
Ясней ясного стало, что сию минуту он бы многое отдал, чтобы оказаться на месте этого московского водилы.
- Дай мне, Кран, - протянул руку за биноклем напарник.
- На, полюбуйся... - сунул ему бинокль Кранцов и тут же, обернувшись, взял с заднего сиденья фотоаппарат с массивным, как заглушка танкового орудия, телеобъективом.
В рябом от сеточки круге фотоаппарата, там где наводится резкость, еще лучше, чем в бинокль, было видно, с каким удовольствием смотрит Белова на девушку, и как много обещает ее робкая улыбка.
- Точно, шлюха! - завистливо произнес его напарник, ведя биноклем за Беловым и Земфи- рой под щелканье затвора фотоаппарата над ухом. - Гляди, эта сука его уже к себе потащила! - Он с завистью наблюдал, как Саша галантно взял девушку под локоток, а та в ответ на этот жест еще смущеннее улыбнулась.
Тип с биноклем опустил правую руку и ожесточенно подергал свою мотню.
- Ну, все, да? Никуда они теперь не денутся! Поехали, а? Снимем кого-нибудь! А? Ну, давай?
- Заткнись, Шалый, - вздохнул старший, возвращая аппарат на заднее сидение. - Про Куренного забыл? Он тебе голову снимет... Или яйца оторвет!
Одно упоминание этого имени мгновенно избавило Шалого от проблем в паху:
- А я что? Я ничего...
Водитель замолчал. В этом дел лажануться - себе дороже...

XI
Чертог сиял. Сиял от блеска звезд и галунов на генеральских мундирах. Единственным человеком в штатском среди присутствовавших в комнате совещаний президента в Кремле высших офицеров армии, разведки и МВД был новый глава правительства России - Всеволод Всеволодович Батин, совсем недавно вступивший в эту должность.
Он сидел в торце длинного стола для заседаний и с ироничной улыбкой поглядывал время от времени на важных, привыкших командовать солидных пожилых мужчин в генеральских мундирах. Сам он, несмотря на свой высокий рост, на солидность претендовать никак не мог. Этому мешали и его относительная молодость - премьеру даже не было пятидесяти, и простое, некрасивое лицо человека, еще не отмеченного печатью власти.
В свою очередь генералы настороженно посматривали в сторону нового фаворита президента. Кроме разве что генерала Хохлова, которому тот всегда нравился своей манерой держать дистанцию и умением слушать собеседника. Они были шапочно знакомы, так как несколько раз пересекались в бытность Батина директором ФСБ.
"Что-то в нем есть, в этом парне, какой-то намек на харизму присутствует" - снова подумал Андрей Анатольевич.
Он понимал, что сейчас чувствуют его коллеги. С одной стороны, Батин, безусловно, был свой. Когда-то, в не столь отдаленном прошлом, он был штатным сотрудником внешней разведки.
Потом, после падения берлинской стены и распада СССР, ушел в политику и благодаря то ли своим способностям, то ли стечению обстоятельств, а может, и тому и другому, в короткий срок вознесся на недосягаемую высоту. А это, в свою очередь, многих из присутствующих не могло не раздражать. С другой стороны, могло быть и хуже.
Кремлевские интриганы Галошин и Уматов в тандеме с Семьей могли протежировать на этот ключевой в государстве пост кого угодно, хоть олигарха Берестовского или даже дочь президента. А тогда - прощай Россия! Берестовский имел вполне заслуженную репутацию чемпиона по откручиванию голов своим врагам и противникам как в бизнесе, так и в политике.
Так что лучше уж этот выдвиженец, бывший чемпион Берлина по баскетболу, если иметь в виду матчи среди спортсменов Группы советских войск в Германии. И генералы с плохо скрытыми снисходительными улыбками внимали новому премьеру.
Но этого бывшего разведчика отношение к нему генералитета, судя по всему, мало волновало. С благожелательной улыбкой он поочередно выслушивал доклады начальников управлений, время от времени делая пометки в ноутбуке, и всем видом демонстрируя, что не навязывает присутствующим своего мнения, а с их помощью старается выработать свое.
И только когда генерал Хохлов сообщил о поступивших недавно оперативных данных, в числе которых упоминалось появление на территории России известного арабского террориста Азиза Ваххаба, Батин оживился.
- А как вы думаете, Андрей Анатольевич, о чем это говорит? С какой целью он здесь по-явился? - спросил он с любопытством.
Хохлов почувствовал признательность к Батину, который не стал с ходу обвинять его Управление в бездействии, неумении работать и халатном отношении к обязанностям, как это было принято при прежних премьерах. Он спокойно объяснил, что за Ваххабом с самого начал велось наружное наблюдение.
Проникнув на территорию Чечни через Панкисское ущелье, он проследовал через Ингушетию в Новороссийск. Далее нелегально морем пересек украинскую границу в районе Тузлы. И уже из Киева поездом прибыл в Москву. Цель его миссии пока не ясна, понятно одна-ко, что она может быть связана только с проведением терактов на территории Российской Федерации.
О том, что Азиз Ваххаб оторвался от наружки, и его нахождение в данный момент неизвестно, генерал предпочел не говорить. Все-таки он, в отличие от Ваххаба, отнюдь не потенциальный самоубийца, как все террористы. К тому же Хохлов был уверен, что определение местонахождения его подопечного вопрос даже не дней, а часов. Вот уже три дня как все местные управления ФСБ поставлены на уши.
Зато умолчать о визите Ваххаба в Россию было бы стратегически неверно. Не дай бог что случится, с него же спросят, а где он раньше был, генерал Хохлов. А вот если удастся нейтрализовать Ваххаба прежде, чем он развернет свой флаг террора, этот доклад наверняка всплывет у Батина в памяти.
- Так что вы можете сказать об этих терактах? - снова спросил премьер. - Где и как они будут проведены?
- К сожалению, конкретные выводы пока делать рано. Вынужден констатировать, что наши возможности крайне ограничены из-за недостаточного присутствия агентуры в рядах террористов.
Батин кивнул. Он понял, на что намекает генерал. В результате коренной перестройки орга-нов госбезопасности в ходе горбачевских реформ и в последующие годы множество толковых профессионалов вынуждены были уйти в бизнес, частные охранные предприятия, в про-мышленность и даже в криминальные структуры... Агентурные сети были уничтожены, а ведь государство не может узнавать о том, что в нем происходит, только из газет и теленовостей. Как всегда в России, из купели вместе с водой выплеснули ребенка.
Батин сознавал, что КГБ, будучи опорой советской партийно-государственной номенклатуры, не мог существовать в прежнем виде. Но поскольку он сам еще недавно был частью этой, с одной стороны, печально известной репрессиями по отношению к населению, а с другой - славной своими подвигами на ниве разведки и профессионализмом сотрудников организации, - любую несправедливость по отношению к ней он воспринимал как собственное несчастье и даже личное оскорбление.
- Я думаю, - сказал премьер, оглядывая присутствующих, - даже скажу так, я уверен, что в условиях возрастания террористической угрозы мы будем вынуждены вернуться к некоторым приемам, наработанным в годы Советской власти, но на новом уровне. Во-первых, нужно вернуться, подчеркиваю, только в части борьбы с террором, к вербовке агентуры в среде мусульманских протестантов, а также к практике денежной оплаты работы агентов. Деньги такой же инструмент влияния, как насилие, только более гуманный. Во-вторых, во всем, что касается террора не место сантиментам. На террор исламских фундаменталистов мы должны ответить тотальным террором со стороны государства. Конечно, смертью ваххабитов не запугать, поскольку для этих фанатиков их смерть важнее, чем их жизнь. Но мы вынуждены будем применять террор в отношении всех, кто их поддерживает, а это потенциально - десятки, а может быть, и сотни тысяч граждан России. Вот что больно и неприятно. Прошу вас подумать над этим и к следующей нашей встрече погото- вить ваши предложения в части борьбы с террористами. Есть вопросы?
Вопросов не было. Прощаясь с генералами, премьер поймал взгляд Хохлова и неожиданно по-мальчишески весело, залихватски подмигнул ему.

XII
Абдель Азиз Мухаммед Ваххаб если кого и ненавидел столь же искренне и честно, как американцев, так это чеченцев. Американцев он ненавидел в силу, так сказать, традиции и духа - кого же нищим, многодетным мусульманам еще ненавидеть, как не сытых, богатых и высокомерных американцев? Они жируют и жиреют там, за океаном, лопают гамбургеры, пьют свои виски, пепси и кока-колы! Погрязли в распутстве, весь мир развращают с помощью Голливуда и своей отвратительной музыки, и даже не вспоминают о бедных арабских детях, умирающих от голода и болезней.
Так что ненависть к американцам объяснима и естественна для любого мусульманина. Другое дело - чеченцы. Для того чтобы их презирать и ненавидеть у Азиза были свои, сугубо личные причины. Более тупого, ленивого, трусливого и вороватого племени он даже вообразить себе не мог, хотя повидал немало...
Родился Азиз на севере Ирака в маленькой шиитской деревушке, в которой самым нарядным был дом брата муллы, ибо на нем висел огромный - пять на восемь метров - портрет Саддама Хусейна на алюминиевом щите. Великий вождь всем своим лучезарным обликом напоминал своим подданным, благодаря кому они живут на этом свете.
Почти каждый день колючий ветер пустыни раскачивал этот стенд из стороны в сторону. И примерно раз в месяц все-таки отрывал его вместе с куском стены и уносил куда-то далеко, где наглухо засыпал песком. После этого появлялись гвардейцы Великого Вождя Саддама. Они пинками и прикладами выгоняли жителей деревушки, чтобы прочесать пустыню.
Убедившись, что виновен ветер, а не местные голодранцы, гвардейцы прикрепляли старый стенд на место и уезжали. А ветер снова рвал и уносил конструкцию из дорогого металла, буд-то старался напомнить правоверным суры Корана, запрещающие творить кумиры и развешивать их изображения.
Устав от нищеты и сознания безысходности, Азиз решил пойти в армию с расчетом в будущем попасть в гвардию Саддама. Гвардейцы Великого вождя питались гораздо чаще и лучше, чем все прочие военные. Но тут случился небольшой, чисто внутриарабский конфликт по поводу Кувейта. Кувейт - это маленькая, но богатая страна на границе с большим, но небогатым почему-то Ираком. Хотя нефти у Ирака гораздо больше, чем у Кувейта, но из-за проклятых американцев ее никак не удается выгодно продать. Сколько Саддам ее ни продает, а деньги куда-то деваются, и на всех иракцев их не хватает.
И войска соскучившегося по войне Саддама, его танки советского производства перешли границу Кувейта. А вместе с ними туда попал и Азиз. Он и раньше догадывался, что не везде люди живут от глотка до глотка воды, от горсти до горсти фиников. Но чтобы представить себе такое изобилие, такой уровень жизни, да что говорить, - эти райские кущи среди голубых фонтанов, - на это его фантазии не хватало. Тем более, что в Кувейте, оказывается, так жили не только шейхи, но и простые обыватели! Такие же, как он, Азиз, рядовые граждане.
Терпеть подобное было невозможно. И Азиз не стерпел. Он вместе с десятком других наиболее сообразительных солдат Саддама прошерстил дома и офисы богатеньких кувейтцев. Тех, кто не хотел рассказать по-хорошему, где лежат ценности, они уговаривали с помощью удавок. Так что никто в итоге не отказывался поделиться. И Азиз экспроприировал столько золота и валюты, что на них можно было бы безбедно прожить остаток жизни. Но тут гнусные американцы нагло вмешались в чисто семейный конфликт между Ираком и Кувейтом и принялись бомбить доблестные, но беззащитные войска Саддама, вытесняя их из недобитого эмирата. Несправедливо!
Однако возвратиться назад в царство насилия и нищеты он уже не мог! Азиз шустро дезертировал. Он перешел несколько границ - благо, ему было чем умилостивить пограничников - и обратился в датское посольство, представившись идейным противником Саддама. Собственно, что такое Дания, где она, он представлял себе очень смутно, поскольку при всей своей хитрости и живучести, с трудом понимал, что такое география.
Главное, что датчане в своей тихой мирной Дании от всей души сочувствовали мусульманам, которые умудрялись нищенствовать, сидя на морях нефти. Вот они и предоставили Азизу политическое убежище, как борцу за свободу, и пособие, позволявшее кое-как существовать. Наивные датчане искренне верили, что он получит мирную профессию и станет пахать на сытых европейцев.
Однако на женщин и дорогую жратву этого пособия не хватало, приходилось доплачивать из средств, полученных в качестве контрибуции в кувейтских "палестинах". Поэтому денег Азизу хватило всего на несколько месяцев.
И тогда Азиз обратился к братьям-ваххабитам: он понял, что будущее за ними, если уж их финансируют шейхи и единомышленники во всем арабском мире. Нет ли у них на примете еще одного Кувейта? Он совсем не прочь послужить святому делу обуздания американского империализма. А если за это еще и заплатят, то тем более.
- Есть! - ответили ему. - Есть на свете такая маленькая и гордая страна Ичкерия, которой тнусные русские не дают мирно жить в горных селах по законам шариата.
- А кто такие русские? - поинтересовался наивный Азиз, и ему объяснили:
- Это те же американцы, только говорят по-русски. Ну что, ты готов пострадать за веру и отдать жизнь во имя Аллаха?
- Готов! - охотно откликнулся Азиз.
Его долго и довольно основательно учили в военных лагерях в Сирии, Иордании и Афганистана. Но не только военному делу. Главное - это Коран! Ибо не только во взрывных устройствах должен разбираться воин Аллаха. Настоящий ваххабит точно знает, против кого и зачем он воюет. Самая мощная на свете взрывчатка не тротил, и не аммонал, и даже не атомная бомба. Самая мощная взрывчатка, учили Азиза, - это вера! Бомбы бессильны против идей. И дело не в том, что ты бездарь или дурак, не в тебе причина твоей бедности или зависти, а в других - в тех, кто не уважает ваххабитов и не дает им средств на святую войну с твоими обидчиками! Пока есть люди, которым плохо оттого, что другим хорошо - ваххабиты непобедимы! Ибо Аллах ваххабитов - суровый Бог справедливости и Бог справедливых.
Но это и был тот Аллах, которого он принял всем сердцем. Он даже от своего корыстолюбия частично избавился. Ведь ему пришлось вести образ жизни праведника. И что самое интересное, ему поверили учителя, мало того, он сам стал толковать суры и небезуспешно. Авторитет его вырос. Из Афганистана его послали в Пакистан и Индонезию, где он организовал ряд удачных терактов, от которых содрогнулся весь цивилизованный мир. Он стал непререкаемым авторитетом в своей области.
Поэтому его перебросили з Ичкерию на подмогу к Хаттабу. Тот его принял, как родного, верно говорят, что все арабы браты, Уважение к Хаттабу распространилось и на Азиза. Ему не только предоставляли в любом ауле лучший дом. Ему сразу дали симпатичную и покорную рабыню Айшу. До него она принадлежал полевому командиру Али, но тот себе выбрал новую наложницу - украинку из партии рабынь, предназначенных для отправки в зону Персидского залива. Все было бы отлично, если бы не одна проблема - сами чеченцы. Эти тупые жадные дикари отказывались воевать за собственную независимость! Но еще хуже было то, что они не хотели идти на смерть во имя Аллаха. Как он, например. Сколько времени ему пришлось жить в сырых и голодных палатках, кормя кавказских комаров своей кровью!
Поэтому Азиз изо всех сил искал возможность выслужиться перед своим вахабитским начальством и вернуться в Европу, где много богатых идиотов и отличные гостиницы с кондиционерами. Но пока не получалось. Ему оставалось только копить денежки и .погонят! таких ленивых баранов, как отец его Айши Ада и его напарник Юсуф, от которых сейчас зависела операция ценой в три миллиона долларов.
Жизни тех, кто ради этих денег погибнет, Азиз не считал. Не потому, что страшился крови. Нет, тут как раз чем ее больше, тем лучше! Больше трупов - больше долларов! Просто Азиз был суеверен и боялся спугнуть удачу…

XIV
В оптическом прицеле от снайперской винтовки "зилок" с удлиненной кабиной выглядел крепеньким головастым бычком, упрямо и беспечно несущимся навстречу неприятностям.
Хозяин прицела - он его использовал вместо бинокля, потому что тот дает меньшее увеличение, - отложил трубку И самодовольно вздохнул. Он-то свою работу любил. Потому как знал средство для обретения счастья. Называется оно - "консалтинг": платишь человеку деньги, рассказываешь о своих проблемах, он проводит исследование и потом объясняет, как тебе "перестать беспокоиться и начать жить".
Юрий Кудеяр заплатил спецу по кадровому маркетингу - по рыночным, то есть, делам. И теперь спокоен, сыт, окружен друзьями, его уважают и боятся. Для полного счастья ему не хватало только накомарника, но милиционеру при исполнении он по форме одежды не положен. Зато никто не мешает намазаться. И Юрок по дороге на службу завернул в аптеку, а там ему от всего сердца, совершенно бесплатно выдали флакончик импортного средства против комаров.
Пусть наш народ милицию не любит, но зато знает цену, причем в деньгах, тем неприятностям, которые она может организовать.
А вот раньше, когда Юрок крутился в своем бизнесе, его и не любили, и не ценили. А ведь он с детства умел просечь, что людям надо, и либо сделать это, либо достать! И даже на заре дикого капитализма, который тогда назывался у нас социалистической кооперацией, наладил производство стекол для автомобилей, как типовых, так и по индивидуальному заказу.
Тогда этичстекла были таким жутким дефици- том, что народ к нему ехал со всего юга России и в очередь выстраивался. И там, в той очереди, электорат ныл о том, что цена слишком высокая, что чертов кооператор, пользуясь дефицитом, дерет три шкуры. Особенно возмущались сыновья и внуки фронтовиков: их, дескать, отцам и дедам, кровь за Родину проливавшим, положены льготы, а Кудеяр нарушает законодательство.
Поначалу Юрок пытался вести разъяснительную работу. В том смысле, что если тебе у меня слишком дорого покупать, то либо ищи в другом месте, либо сам сделай. Вот попробуешь сам, тогда и поймешь, что цену я не придумал, а просчитал баланс денежных затрат и поступлений. Социализм потому и завалился на бок, что производили от балды товары себе в убыток и притом те, которые не пользуются спросом!
А что до фронтовиков, то почему он, сын, внук и племянник погибших, должен платить отпрыскам тех, кто выжил? Тем более, что те сами часто проговариваются: погибли-то, мол, лучшие. Выходит, защита Родины - дело выгодное, за нее и ордена, и деньги, и места в президиуме, и машины-квартиры себе и внукам задаром, но только для худших?
Разъяснительная работа ничего не давала: человек вряд ли поймет то, что понимать невыгодно. И никогда не зауважает того, кому приходится платить, но кого можно не бояться. К тому же за такие разговоры Кудеяра вызвали кое-куда и принципиально посоветовали: если он и дальше хочет обижать заслуженных ветеранов, то пусть удваивает еженедельное отстегивание.
И вот весной прошлого года в очередной раз обнаружилось, что ему, акуле капитализма, владельцу мастерской и магазина, какая-то сука нацарапала на боку новенького "вольво" известную формулу из трех букв. И что ему, кровопийце и эксплуататору трудового народа, их не на что было ни закрасить, ни залакировать.
Потому что у Юрка в руках дрожал сокровенный списочек тех, кому он обязан регулярно отстегивать, дабы они сдержали свой государственно-чиновничий гнев на эксплуататоров в его лице. И по этому списочку, в котором именно налоги были только на тридевятом месте в очереди, он уже задолжал солидно. Одному только санитарному врачу причиталось за целый квартал. А еще и пожарник, и райуправа, и экологический контроль стоят в очереди...
И Юрок, который перенес на ногах сотню наездов, не выдержал суровой правды этих нацарапанных букв. Они стали последней каплей. Куде- яр занял баксы у приятеля и пошел просить ума в консалтинговую фирму. А там худенький, лысоватый менеджер с кудрявой бородкой, делавшей его похожим на профессора, пригласил Кудеяра садиться и все ему разложил по полочкам.
- На откат и отстегивание мы роптать и жаловаться не будем. Это в нашей стране нечто неизбежное, как снег и дождь. Сие, так сказать, климат, который мы регулировать не в состоянии., Про ненависть к тем, кто пытается что-то делать и умеет заработать головой - тоже бессмысленно говорить. Мало того, что это врожденное, природное качество неудачников, так еще и коммунисты семьдесят лет вдалбливали, что быть богатым, когда другие уже все пропили, некрасиво. Тут нужен маркетинговый подход. А первая заповедь маркетинга какая?
- Какая? - туповато переспросил Юрок.
- Не знаете? - удивился консультант.
- Нет.
- Как же вы мастерскую и магазин тогда нажили? - еще больше удивился спец по людям. - Ну, да ладно. Первая заповедь успешного маркетинга - делать не то, что нравится, а то, что легко продать, что пользуется спросом, в чем есть необходимость на рынке. Желательно при этом, чтобы с предоплатой, до того, как что-то произвел. В идеале это значит: надо оказывать те услуги, ради которых люди сами вас ищут, сами назначают цену и сами платят деньги вперед. Ну и хорошо бы, чтобы они не придирались к качеству того,
что вы потом по их заказу произведете. А если даже не произведете, то чтобы не потребовали свои деньжата назад. Где такое возможно?
- В консалтинге? - догадался Кудеяр, уже оплативший спецу его лекцию.
- Точно, - не стал отпираться менеджер, - но тут нужно специальное образование, которого у вас нет. По этой же причине вам не подходят стоматология, гинекология и акушерство. Что остается?
Профессор выдержал паузу, а Кудеяр, вздохнув, как студент на экзамене, честно признался:
- Ну... Не знаю.
- Государство. В нашей стране это корпорация, которая гребет деньги вне зависимости от того, что и как оно делает. А делает оно то, что хочет. ФСБ, прокуратура и медицина для вас отпадают - там требуется спецобразование. В налоговую слишком дорого устроиться. Остается что? Криминал или милиция. Криминал вас устроит?
- Криминал? - удивленно спросил Кудеяр. - Вы же про государство говорили?
- Господи! - удивился консультант его тупости. - У нас давно криминал такая же часть государства, как, допустим, здравоохранение. Не заметили что ли, что коррупция стала нор-мой жизни? Здесь есть свои плюсы и минусы. В криминале очень слабая социальная защищен-ность и практически отсутствует охрана труда, поэтому текучесть кадров большая вследствие высокой смертности. Зато не требуется диплом, вырабатывается товарищеская спайка и крепкая дисциплина, обеспечивается законченный цикл производства - пришел, увидел, грабанул. Плюс быстрая карьера и, что особенно заманчиво для молодежи - честная, прямая позиция. Бандит ведь не клянется на конституции, не врет, что только о пользе народа думает. Он прямо говорит, что пришел грабить. К тому же молодым всегда неймется, не терпится, а в криминале пробиться наверх можно быстро. Но вы-то, я думаю, уже хлебнули лиха, возраст у вас средний. Как вам предложение насчет криминала, не западло, извините за выражение?
- Ну я же... Хотя... - опыт общения. Юрия с криминальными авторитетами имел скорее отрицательный характер, поэтому он, поколебавшись, все-таки сказал: - В общем-то, западло.
- Вот и ладушки. Значит, что остается? Вы же бывший офицер? Значит - милиция! По сути, аналогичная структура, но, что приятно отметить, легальная! Там к вам сами люди придут, сами заплатят, и никаких рекламаций. Только вот что, у вас будет искушение: и в милицию устроиться, и свой бизнес сохранить. Не советую. Завистники съедят. Тут как на войне: или ты, или тебя. В смысле - грабишь... Значит, лучше все продать, очиститься, как настоящее столовое вино № 22. То бишь водочка. Потом, когда освоитесь, заслужите доверие - вас там сами в свой бизнес вовлекут. Все понятно?
- Да, спасибо, - Кудеяр, еще не зная, помогли ему или надули, оторвался от стула.
- Погодите. В жизни мало знать, что надо сделать, нужно понимать еще как. Первое. Сначала устройтесь к ментам, а потом продавайте свое добро. Второе: рубиль сейчас завышен. Щас скоко? Шесть тыщ за доллар? А должно быть тысяч де- вятнадцать-двадцать. Значит, скоро его опустят. А лучший капитал - ликвидный капитал. А самое ликвидное теперь - доллары. И не в банке, а в банке. Все поняли?
Юрок понял, послушался, и не раз потом, когда устраивался в ментуру, когда продавал свои предприятия, уже забыв о наездах: кто же на мента наедет, если он с начальством поделился? ...Когда платил за перевод в ГАИ, когда принимал мелкие купюры от населения за то, что не создает мелких проблем, не раз потом от всего сердца мысленно благодарил спеца по консалтингу.
А уж когда рубль рухнул, и цены на комплектующие, сырье и энергию взлетели до1 небес, а на оборудование и помещения - упали ниже урны, он просто молиться на того "профессора" был готов. Как тот все блестяще разложил по полочкам, как расписал! Пророк да и только!
Вот только об одном кудрявобородый предсказатель не упомянул. Или упомянул как-то мельком, вскользь, и Юрок не придал этому должного значения. Выбирая свою судьбу, Кудеяр еще не знал про зеркало.
Раньше, бреясь, он видел в нем загнанного, измотанного, но - порядочного человека. А теперь вынужден был смотреть на сытую, спокойную, но - порядочную сволочь. И пусть над ним стояли и сидели еще большие сволочи - быть сволочью ненамозоленной душе Кудеяра было больно. Сначала больно, но постепенно она привыкала. Потому что раньше его только не любили, а теперь помимо этого еще и уважать стали, то есть бояться.
И в данный момент, поджидая ЗИЛ, о котором его предупредили подментованные братки, он как раз и ждал соответствующей оценки своего социального статуса в денежном эквиваленте. Система ведь была отработана задолго до него. Он остановит грузовик, проверит документы и груз. И если там есть то, что они ищут, то ЗИЛ исчезнет, испарится вместе с водителем и хозяйкой груза...

XV
Судьба Белова решалась гораздо южнее, в небольшом лагере моджахедов в горном Дагестане. Хотя вершители ее - трое бородатых мусульман - о Белове-то как раз и не думали, а рассуждали исключительно о духовном. Точнее, о служении Богу. Еще точнее - Аллаху. А если совсем уж точно - о деньгах, полученных под бренд священной войны с неверными.
Азиз, перебирая четки из самшита, спорил с турком. Хаттаб предпочитал молчать.
Турок Кемаль был одет в простой, светлый полотняный костюм, который тем не менее стоил столько же, сколько ящик зарядов к гранатомету. Имея полномочия от тех, кто помимо прочего оплачивал и подготовку операций в Москве, он вел себя как и положено ревизору. Успев обнаружить некие вольности в распределении наличных, турок держался несколько надменно и говорил приказным тоном:
- Мы недовольны. Мало того, что вы не смогли расширить зону своего влияния до Каспия. Так вы еще и кусок Дагестана потеряли после неудачного рейда Дасаева. Надо спасать си-туацию. А спасти ее может только тотальная война чеченского народа и всего Кавказа против русских. Вы это-то хоть понимаете? - разговор шел на русском, им сносно владели все присутствующие.
- На все воля Аллаха! - Азиз воздел руки к небу.
И не только к небу, но и к заштопанному верху палатки. Азиз специально распорядился взять старую и даже велел вынести перед визитом Ке- маля телевизор "Сони" с большим экраном. Пусть турок видит, что они не роскошествуют. Особенно на фоне того, как много полезного и бо: гоугодного творят они сами и обученные ими взрывники и смертники.
- Однако, вы же сами убедились, - почтительно, но твердо сказал Азиз турку, - что чеченцы в массе не желают воевать. А для того, чтобы нанять и привезти достаточное число настоящих, арабских воинов Аллаха, вы выделяете явно недостаточно.
- Зато, - возразил Кемаль, - мы выделили вполне достаточно средств, чтобы организовать взрывы хоть в Нью-Йорке!
- Это мудрая мысль, - засмеялся его собеседник. - Я думаю, к обсуждению этого вопроса мы когда-нибудь вернемся.
Азиз прекрасно разбирался в хитросплетениях региональной политики. Турецкие нефтяные олигархи просто мечтали, чтобы нефте- и газопроводы из Средней Азии шли не через россий-ский Кавказ, а через Турцию. Они не жалели денег на то, чтобы подвигнуть горцев на войну до последней капли крови.
Саудовские шейхи тоже заинтересованы в этой войне, хотя и понимают, что плодят конкурентов. Старые антагонизмы между арабами и турками в наши дни не только не ослабли, но еще более усилились. Но общеисламские интересы куда важнее, чем цены на нефть.
Пришло время, когда Россия ослабла настолько, что может быть вытеснена с Кавказа. Проблема теперь только в самих кавказцах. Кроме небольшой части части чеченцев, никто из них не хочет воевать. Да и тех набирается не более четы- рех-пяти тысяч активных бойцов. Это слишком мало для того, чтобы противостоять федералам, имеющим подавляющее превосходство в людях и технике. Даже если учесть, что война ведется партизанскими методами.
После победы в первой Чеченской войне эти горцы успокоились. Им кажется, что новая война совершенно невыгодна. Они, мол, не оправились еще после предыдущей драки. Начинать новую, да еще из-за ваххабитов, обиженных в Дагестане, чеченцы не хотят.
Значит, надо их подтолкнуть в правильном направлении. Но если подталкивать с помощью одних только денег, пусть и больших, то тогда почти ничего не достанется ни Хаттабу, который уже потерял руку в борьбе за дело Аллаха, ни Азизу, который руки терять не хотел и устал сидеть в этих горах почти задаром.
Так что именно теракты должны стать самым рентабельным способом стимулирования колеблющихся чеченцев. Особенно, если это будут теракты в центральной России и в самой Москве. Потому что взрывы на Кавказе желаемого эффекта не дают. Здесь совсем иное отношение к смерти и у местных, и у федералов. Считай, уже не то что Грозный, Владикавказ почти с землей сровняли - на рынках там больше трупов, чем прилавков. Но русским хоть бы что.
Главное - телевидение в руках у Москвы. Это она диктует населению, как и что полагается ему думать. И пока кровь льется на Кавказе, москвичам гораздо интереснее виляющие задами артисты эстрады, чем гибнущие где-то далеко в горах дети.
Так думали не только Азиз с Хаттабом, но те, кто их финансировал. Ведь совсем иной будет реакция, если взорвать рынок в столице России. Если будут гибнуть сами москвичи, то вся Россия завопит: "Доколе!" И русские правители, чтобы перевести стрелку, скрыть свою некомпетентность - воспользуются поводом и начнут еще сильнее бомбить Чечню.
Тогда чеченцам, потерявшим от бомб и снарядов близких, дома и работу, не останется ничего, кроме кровной мести русским. Тогда они за сущие гроши будут взрывать дороги, мосты и дома, еще уцелевшие в Чечне после русских обстрелов и бомбардировок. Федералы, в свою очередь, чтобы отомстить за своих солдат и усмирить повстанцев, будут проводить зачистки и раздувать тем самым огонь войны. У русских тоже достаточно людей, заинтересованных в продолжении военных действий.
Такой ситуация виделась и самоуверенному турку. Он не понимал, что многие чеченцы, устав от войны и желая спасти жизни тех, кого еще можно спасти, готовы простить русским даже бомбежки, беззаконие и мародерство. Лишь бы жить хотя бы в относительном мире. Они не желали отдавать своих сыновей на обучение Хаттабу, и даже поворачивали оружие против его эмиссаров.
Вот это пренебрежение к долгосрочным планам ваххабитов преодолеть было очень сложно. Тут одних русских бомбежек мало. Не говоря уж о том, что под этими бомбами или от рук ленивых горцев может погибнуть и сам Азиз. А он не хотел терять возможность верно служить Аллаху на грешной земле. Поэтому он хотел доказать свою необходимость в других, более комфортабельных и богатых блондинками местах, чем Северный Кавказ под бомбежками.
Поэтому Азиз прижал руку к сердцу и сказал:
- А не лучше ли будет нанести первый удар в Европе, дорогой Кемаль? Например, в Испании или Франции. Европейцы более чувствительны к таким вещам, чем русские.
Азиз посмотрел в поисках поддержки на демонстративно молчавшего все это время Хаттаба. Тот не дурак, считать умел: на Европу можно списать гораздо больше денег, чем на Москву. Все знают, что в Москве любого мента можно купить по дешевке. В Европе полицейские стыдятся брать взятки и, значит, стоят гораздо дороже.
- О чем мы спорим, уважаемые, - улыбнулся единоверцам Хаттаб. - Аллах акбар, и пусть нечестивые франки превратятся в пыль! Из ваших слов не следует, что из-за взрывов в Мадриде или Париже мы должны отказаться от терактов в Москве или где бы то ни было в России. Надо соединять приятное с полезным.
Раздался звонок спутникового телефона. Азиз поднес к уху тяжелую трубку с длинной телескопической антенной. Звонил Юсуф.
- Груз уже досматривают на ментовском посту, - сказал он взволнованно.

ЧАСТЬ 2
БЕЛАЯ СМЕРТЬ
XVII
Из ребристого застекленного поста ГАИ, похожего HI стакан или летающую тарелку и подсвеченной последними лучами заходящего солнца, вышелневысокий худенький мент средних лет, и, помахивая жезлом, встал посреди трассы. Белов внутреше напрягся. Если менты продажные и работают в связке с криминалом, то пропуск от Куренною, по идее, должен сработать. А может и нет...
А ести в данный момент от какой-то сырости на трассе завелись честные гаишники, не коре- фаны бандитов, а борцы с криминалом и бандитизмом Они ведь есть? Их не может не быть? Должны же быть мусорщики, а не мусора, которые, кас дворники, очищают общество от чело-веческой грязи? Саша вспомнил, как в молодые годы изкренне ненавидел ментов, особенно по-сле показательного "расстрела" Коса, Шмидта и Пчелы.
Есл! это правильные менты, тем хуже, тогда придется взять кейс в зубы и прорываться, а там будь чт) будет. Бот ведь ситуация: куда ни кинь - всюду хлин!
Сапп вздохнул, снял HOIY с газа, тихонько выжал сцепление и тормоз. Всего один процент был за то, что этот мент - порядочный человек.
Б том, что этот мент - стопроцентный мусор, еще похуже, чем откровенные бандиты, Белов убедился сразу, как только заглянул в бесстыжие глаза этого витязя в ментовьей шкуре, подошедшего к его кабине.
- Старший лейтенант Кудеяр - представился он. - Документики на груз и на машину попрошу предъявить...
- А в чем дело-то? - протягивая документы и оглядывая трассу, спросил Белов. - Что-то случилось? - Саша улыбнулся в окно.
Мент посмотрел на него снизу вверх, как на придурка: ничего, мол, не случилось. Хочу и проверяю. Забыл, где живешь? Твое дело меня кормить и передо мной заискивать, а не вопросы задавать.
Пока мент в сомнении рассматривал документы, Белов снова оглянулся по сторонам. Он почувствовал опасность затылком и спиной, но исходила она не столько от этого человека в милицейской форме, сколько из густого кустарника, окаймляющего обе стороны дороги широкой полосой.
- Подожди здесь, - буркнул Кудеяр и, забрав документы, направился те "стакану".
В кустарнике скользили почти неразличимые в наступивших сумерках тени и силуэты. Неслышно вставали на боевой взвод отлично смазанные затворы автоматов. Прицельные риски гранатомета, способного прожечь броню самого непрошибаемого танка, З1стыли на стеклянном "стакане" поста ГАИ. В сншперские прицелы винтовок было отлично вщю, как обескуражен чем-то мент, и как собран и сторожен обычный шоферюга
Усман юмандир боевиков, державшш гранатомет, отзывался от прицела, посмотрех на часы, повернула к боевикам и показал жесток: придется мочиъ ментов, если они попытаются задержать гру:. Коллеги - такие же бородатпе дюжие мужики з камуфляже - поняли и довольно заулыбались На подступах к милицейсюй засаде была сдекна засада профессионально, го-армей- ски экиш}ованных людей.
Юсуф смотревший на Кудеяра сквоз> прицел винтовкт, молил Аллаха, чтобы все прэшло без накладок Если груз не пропустят, то придется убирать PvEHTob. Это равносильно обгавленйю локальней войны и срыву операции... Аони должны обесточить доставку денег и груза лобой ценой. И жуательно без лишнего шума.
Юсуф юложил палец на спусковой крючок, но мент шгзапно ушел из зоны поражешя, и при-цел винтики суетливо заметался по дороге и кустам. Чеа сильнее увеличение оптики, "ем труд-нее пойьачь ею неожиданно вильнувпую цель. Стрелок оторвал глаз от окуляра, посютрел на дорогу rojepx ствола. Тощий мент юднялся в "стакаь",через секунду там зажегся сют - стало уже ссвсем темно.

XX
Ольга прилетела в Москву далеко не в лучшем расположении духа. И ее вовсе не обрадовало, что Митя, вместо того, чтобы встретить их с Иваном самому, прислал в Шереметьево-2 своих охранников, которые ничего не знают и способны только таскать вещи да таращиться на ее расспросы. Что с ним случилось? Ольга в свою очередь решила его по-женски наказать. Она не стала ему звонить и пенять на недостаток внимания с его стороны, а поехала домой, в свою квартиру в элитной высотке на Юго-Западе столицы.
Иван явно был доволен возвращением в Москву. Оказавшись дома, он тут же бросился к компьютеру, подключился к Интернету и принялся писать и сбрасывать письма друзьям. О матери он тут же забыл.
Ольга приняла душ, приготовила завтрак и решила весь день посвятить блаженному ничегониде- ланию. После такого перелета и смены часовых поясов нужно было дать себе передышку. Хотя нет, одно дело она все-таки сделала. Позвонила в интернат "Сосновый бор" и договорилась о встрече с его директором, Ларисой Генриховной Шубиной...
На другой день Ольга велела своему шоферу отвезти ее в Жлобню, в элитный интернат для детей. Иван всю дорогу пытался добиться от нее, куда они едут, но Ольге было не до него. Она думала о Дмитрии и отвечала сыну машинально и невпопад. Она так и не решилась сказать, куда хочет его отдать. Ради его же блага, кстати говоря!
На контрольно пропускном пункте ее задержали охранники и не пропустили на территорию учебного заведения. Прием в интернат, по их словам, был закончен. Теперь стоит попробовать записаться на будущий год. Ольга представилась полным именем и сослалась на вчерашний разговор с директором, Ларисой Генриховной:
- Вы позвоните ей и спросите, кто такая Белова!
Старший охранник только пожал плечами и развел руками: мол, кончен прием, значит, кон-чен. Но второй, помоложе, посмотрел на Ивана, потом на нее и сообразил:
- Это сын того самого, Александра Николаевича Белова, депутата? Я видел вас по телевизору вместе.
Ольга насупилась. Можно подумать, что Сашка тут что-то значит. Это ее сын, и если она захочет, отец его больше никогда не увидит! Но сейчас был не тот момент, чтобы об этом сообщать охранникам.
- Ну да, - недовольно буркнула она в ответ на выжидающий взгляд дюжего молодца с интеллигентным лицом.
Охранники переглянулись.
- Тогда это, возможно, меняет дело, - сказал старший и, прижав к уху мобильник, ушел в караулку. Вернулся он в другом настроении, и даже отвесил почтительный полупоклон:
- Идемте, я проведу вас на тестирование.
По дороге он объяснил:
- Видите ли, это особое учебное заведение. Хотя оно платное, но принимают сюда не тех, чьи родители могут больше заплатить, а тех, кто лучше пройдет специальные тесты.
Ваньку забрали на тестирование. Ольге пришлось ждать его возвращения больше трех ча-сов. Ей предоставили специальный номер для ожидающих - там были кровать, телевизор, ванная с джакузи, холодильник и бар. Она даже могла заказать обед в номер, любую еду. Но провела она эти часы ужасно. Поведение Шмидта ее необычайно расстроило. Откуда это пренебрежение, в чем она провинилась? Разочарованная и обозленная, Ольга металась из угла в угол, неспособная сосредоточиться на одной мысли.
Наконец, в дверь постучали, и Ольга крикнула: "Войдите!" - пожалуй, гораздо более раздраженно, чем сама того хотела.
Вошли Ванька и невысокая сухопарая женщина, на вид - типичная директриса и синий чулок: очки, волосы узлом на затылке, юбка почти до пят и пиджак, больше похожий на китель матроса. Однако женское чутье подсказывало Ольге, что под этим кителем скрывается ого-го какое жадное
тело. Странное сочетание показной девственности и глубоко запрятанной сексуальности.
- Здравствуйте, меня зовут Лариса Генрихов- на, - представилась она. - Я директор и по сути хозяйка этого интерната. Могу вас поздравить, госпожа Белова. Ваш сын чрезвычайно способный ребенок. Он очень нам подходит. Если вы не передумали, то можете его прямо сейчас здесь оставить. Но окончательное решение придется отложить. У нас предусмотрен испытательный срок. Наверняка сказать, берем его или нет, мы сможем примерно через месяц. Вы согласны?
- Да!.. Хотя, Ванечка, ты не против тут остаться?
- Хочу, хочу, - он возбужденно махнул рукой. - Знаешь, мам, у них тут есть тир с настоящими кольтами!
- Все ясно, - с невольной улыбкой вздохнула Ольга и повернулась к директрисе. - А как насчет финансовой стороны?
- Обо всем этом мы будем говорить через месяц. А пока вам достаточно внести в кассу две тысячи у.е. Это и на форму, и на оборудование, и на содержание. Но, прежде чем вы это сделаете, я должна вас кое о чем предупредить. Вы готовы меня выслушать?
- Что? Ах да, ну, конечно. Но мне пришлось столько ждать. Я тороплюсь, - зачем-то соврала она.
- Иван, будь любезен, подожди нас за дверью, - сказала директриса и, как только он вышел, окинула Ольгу с головы до ног внимательным взглядом.
Она не случайно стала подругой и любовницей старого кремлевского интригана Зорина. Шубина была не только умной женщиной, грамотным педагогом, но и очень опытным психологом. Она понимала, что мужчина, когда он влюблен и у него "член за главного", совершенно не стесняется в этом признаться. "Я хочу трахаться, - думает мужик, - и пошли вы все в Пизу со своими делами!"
Совсем иное дело - женщины. Когда им не хватает мужчины, и от сексуального голода, от жажды оргазма сводит живот, а в голове сумбур, дамы, как правило, даже себе не желают в этом признаваться, Они предпочитают шляться по магазинам, покупая все подряд или скандаля по поводу и без с продавщицами. Они устраивают мужчинам истерики, обвиняя их то в невнимании, то в домогательствах. Они рвутся в Госдуму или замуж, пишут книги о мужском шовинизме или женском коварстве. Все что угодно, лишь бы не смотреть правде в глаза.
Шубина видела ясней ясного: Белова настолько изголодалась по сексу, что не в состоянии здраво рассуждать, а тем более внимательно слушать. Поэтому Лариса Генриховна властно взяла Ольгу за руку, погладила ее и вдруг сильно вдавила острый ноготь в точку на запястье. Белова от неожиданности и боли открыла рот, чтобы крикнуть, но не смогла. На нее навалилась слабость, , она осела в кресло и почти минуту пребывала
в блаженном полузабытьи. Когда она пришла в себя, Шубина сидела в кресле нога на ногу, листала журнал и курила сигарету, щурясь от дыма.
- Все в порядке? - спросила она, увидев, что Ольга пришла в себя.
- Да... Что это было? Обморок?
Шубина покрутила в воздухе сигаретой, завивая ее дымок в спираль:
- Вроде того. Зато теперь мы можем поговорить. Полагаю, у вас будут трудности с пониманием того, что я скажу, у вас нет специальной подготовки, но порядок есть порядок. Итак, в моем интернате, не удивляйтесь, к детям относятся как к животным. Но в лучшем значении этого слова. К любимым, очень дорогим, но тем не менее - животным, которым еще очень много предстоит пройти, чтобы стать человеком не только по форме, но и по содержанию. Понятно?
- Нет. Вы что, их тут...
- Ну и неважно. Важно, чтобы вы поняли: только здесь ваш сын сможет реализовать свои способности и возможности по максимуму. Интернат в полном смысле слова элитный. Но не потому, что тут дети богатых родителей или ведущих политиков России. А потому, что из их детей мы отобрали самых лучших. При этом мы многих из них в полном смысле спасли. Ведь ребенок учится жить, подражая взрослым. И тот, кто слишком долго подражал безнравственным родителям, уже никогда не наверстает упущенное. Это понятно?
- Нет! Почему я...
- Разумеется, куда уЖ вам! Мать-то вы так себе. Ниже среднего. На троечку с минусом.
Ольга замерла с открытым ртом, потом вскочила и крикнула, сжав загорелые кулачки:
- Что-о?! Да как вы... Я... Отдайте мне сына!
Шубина спокойно продолжала:
- О чем и речь, вы своим поведением подтверждаете мой диагноз. Стоило вам услышать негатив о себе, и вы уже готовы поступиться будущим сына ради своего мелкого, в сущности, самолюбия. Так? Успокойтесь. Нормальная вы мать. Не хуже почти всех прочих. Кстати, как вы думаете: какая задача в отношении ребенка для родителей является самой первой и самой важной? С точки зрения природы и вообще, жизни?
- Ну, чтобы он это... Был здоров. Чтобы выучился. Чтобы...
- Чепуха. Первое, без чего не будет всего остального, что обязаны сделать родители, это выдрессировать своего ребенка так, чтобы выжил в нашем жестоком мире, даже если с ними, с родителями, что-то случится. Это-то хоть вам понятно?
- Но почему? А образование? А накормить, обуть, одеть?
- Вот и я о том же. Даже последняя курица больше понимает в воспитании детей, чем наши советские бабы. Представьте себе, что будет с вашим сыном, если вы с его отцом вдруг умрете?! Или если вас посадят? Ну - что?!
- Да как вы... Да что вы себе позволяете! - крикнула окончательно сбитая с толку Ольга.
- Насколько я могу судить сейчас по данным тестов и имеющейся биографической справке, если вас с Беловым не станет, ваш сын, скорее всего, пропадет, свяжется с какими-нибудь сверстниками-токсикоманами. Или элементарно попадет под машину. Помните, что грозит в России любому из нас: "от тюрьмы да от сумы не зарекайся"? Да, ваш парнишка с характером. Вот только навыков самостоятельного выживания у него нет. Но его богатство - наследственность, да, именно генетическое "наследство", полученное от отца. Его отец - талант по части выживания. Вот почему Иван представляет для нас интерес - с генетической и психологической точек зрения.
- Да с чего вы все это взяли? Можно подумать, что я не имею к нему отношения... Что у меня собственных генов нет, чтобы ему передать?
- Факты, милочка. Только факты. Прошлой зимой Иван, катаясь на санках, едва не попал под грузовик. Его совершенно случайно спас ваш охранник.
- Откуда вы... Ну я же не могу все время... Это дура-гувернантка!
- Я говорила с вашим сыном. Это он мне рассказал. Но если гувернантка - дура, то кто ж тогда ее хозяйка? Которая этой дуре платит и доверяет жизнь сына? Но я не об этом. Вы знаете как проверяли раньше охотничьих щенков? Их еще слепыми клали на стол. Тех, что подбирались к краю и падали вниз, безжалостно отбраковывали. А тех, кто чувствовал опасность и удерживался на краю, оставляли. Так формировались элитные породы! Ваш мальчик в шесть лет мог попасть под колеса автомашины, а инстинкт самосохранения у него не сработал, вот что никуда не годится! Таких лучше усыплять в детстве, чтоб и сами не мучались, и других не морочили. Поразительно! Если б не данные психологического теста, я бы ни за что не поверила, что это сын того самого Белова!
- Да вы что порете?! Кто вам позволил так со мной разговаривать?.. - возмущенная Ольга даже перестала подбирать выражения.
- Что? Правда не нравится? Хотите, чтобы я вам наврала? Что, будете всю жизнь прятать от него спички? А потом спасать от охотниц за московской пропиской и наследством? Вам, а главное, ему, это надо? Вы вдумайтесь: в семь лет этот дурачок готов бежать за любым, кто пообещает ему тир с настоящим пистолетом! Да такого похитить - раз плюнуть. Вы хотите всю жизнь над ним трястись? Или все-таки позволите нам воспитать из него мужика, который в воде не утонет, и в огне не сгорит? Пока у меня есть все основания отказать вам - прием в интернат уже закончен! Но я предлагаю вам оставить его у нас!
Ольга открыла рот, чтобы заявить решительный протест, забрать Ивана и увезти его подальше от этой классной дамы с садистскими наклонностями, но тут ее вдруг озарило: ведь Шубина предлагает ей именно то, ради чего она приехала сюда! И - согласилась!
"В конце концов, - подумала она, - ребенку полезно пожить среди сверстников. Тем более, что они - не кто попало, а все-таки элита".
Над номером, в котором Шубина беседовала с Ольгой, находились два этажа с игровыми помещениями и спальнями, в одной из которых на время карантина и поселили Ивана.
Шубина лукавила, пугая Ольгу возможностью отказа. Узнав из вчерашнего разговора, что та собирается отдать своего сына в ее интернат, она сначала решила ей отказать. Но фамилия Белова, как и его история, были ей известны. Она смутно помнила разговор с Зориным, в ко-тором тот довольно высоко отозвался об этом околокриминальном бизнесмене. И в то же вре-мя Виктор Петрович пожаловался, что тот стал его головной болью. Поэтому прежде, чем отказывать Беловой под благовидным предлогом, она решила посоветоваться с Виктором Петровичем.
Зорин сообразил, что имея Ивана под боком, в пределах досягаемости, он будет постоянно держать в шахе и его отца. Рано или поздно Белов объявится, захочет увидеться, поговорить с сыном. И он чуть ли не в порядке приказа потребовал, чтобы Лариса взяла мальчика под свое крыло...
В полуподвале того здания, где Ольга беседовала с Шубиной, кряхтел от натуги не привык-ший к физическим нагрузкам Руслан Тошното- вич Тошнотов. Именно Тошнотов упросил Витька помочь с доставкой в Москву машины с продовольствием.
И вот сейчас Руслан, работавший в интернате Шубиной завхозом и снабженцем, надрывался, передвигая ящики в кладовке. Он освобождал место для мешков с сахаром, который причитался ему из той самой машины, как плата за помощь в доставке и реализации. С заказом ему помог его старый знакомый, Кабан. Он откуда-то узнал о партии дешевого сахара и дал Руслану наводку.
Конечно, он сам кое-что наварит на этой сделке, указав в расписке не ту сумму, которую заплатит. Но этого никто не заметит, интернат на этом ничего не потеряет - цена будет не выше магазинной.

XXI
Азиз пребывал в отличном расположении духа, потому что перед ним разворачивалось великолепное действо. К сожалению, разворачивалось оно не вживую, а на экране телевизора "Сони", стоявшего в его палатке, но запись была самая свежая, только что поступившая в Дагестан из Чечни кружным путем через Панкисское ущелье и Грузию.
Со стороны кроваво-алого, восходящего меж гор солнца, как маленькие серебристые осы на бескрайнем светло-голубом небе, немного опережая рев своих двигателей, заходили на цель штурмовики. Их целью был похожий на каменные соты аул, уютно прилепившийся к склону небольшого ущелья. Это были русские самолеты. От этих самолетов отделялись мелкие капли русских бомб, каждая из которых стоила столько же, сколько составляла пенсия сотен русских стариков вместе взятых.^.
Свершалось все это по его, Азиза, воле и во славу его, Азиза, кумира - великого основоположника единственно верного учения Мухаммада ибн Абд аль Ваххаба, да пребудет с ним Аллах.
Пару дней назад люди Хаттаба вступили в этот аул. Они пришли к старейшинам и по-хорошему попросили накормить, дать ночлег и выделить пополнение - хотя бы десять-пятнадцать мужчин. Но здешние старики повели себя неправильно. Накормить и приютить они неохотно согласились, а вот в пополнении отказали. Им, сказали они, эта война не нужна.
И вообще раньше, до того, как Джохар стал меряться силами с русскими, они жили гораздо лучше. Собственно, только раньше и было то, что можно назвать жизнью. Были школы, клубы, линии электропередач, привозили кино и показывал телевизор. А сейчас - ни школ, ни больниц, ни пенсий, ни телевизора. Дети растут, простой грамоты не зная, читать и писать почти не умеют. Что в этом хорошего? Хаттаб сначала хотел расстрелять пяток упрямцев, чтобы другие поумнели, но потом сказал:
- Аллах велик. Надеюсь; Аллах направит вас на истинный путь, и очень скоро! Накормите нас, дайте продукты, и мы уйдем отсюда.
Передохнув, они покинули неразумных местных жителей и вскоре сделали привал на склоне, с которого открывался отличный вид на аул. Просто просился на пленку.
И вот теперь предположения Хаттаба в который раз блестяще оправдались. Русский наблюдатель, притаившийся на одной из окрестных вершин, слишком поздно заметил, что в аул вступили боевики. Пока он по рации связался со своим начальством, пока его начальство связалось с начальством летчиков, пока начальство летчиков решало, что лучше: бомбить самим или переадресовать информацию артиллеристам, прошло время. -
Когда, наконец, русские самолеты взлетели и взяли курс на аул, боевиков там уже не было. Зато были жители. Куда ж они от своего добра-то денутся?
Бомбы обрушились на мирные дома. С первого же захода все пошло, как по маслу: взрывы сметали крыши и стены, рвали на куски и несговорчивых стариков, и их детей, и внуков.
Азиз, поглаживая бороду, любовался, как русские устраивают для него грандиозное шоу с огненными шарами и взлетающими под облака ошметками детских и женских тел.
Азиз смотрел на этот ад на земле с торжествующей усмешкой. Они хотели отсидеться в своих домишках, пока за них отдуваются другие, не знают ни минуты покоя, проливают свою кровь в борьбе за их независимость. Эти глупые чеченцы не желали внимать словам ваххабитов, но зато быстро поняли язык русских бомб.
Оператор, снимавший фильм, изменил ракурс. Теперь он показывал боевиков Хаттаба. Все они смотрели на раскинувшийся внизу все еще горевший аул, кричали и радостно жестикулировали. Один даже от избытка чувств начал палить в небо из "Калашникова". Камера показала тропу, ведущую из аула. По ней поднимались длинной вереницей одетые кто во что попало мужчины. Их было человек сорок. Многие из них несли автоматы, пулеметы, но было и несколько карабинов, уцелевших еще с той войны. Это были горцы из только что взорванного аула. После того, как у них на глазах русские убили матерей, жен и детей, им не оставалось ничего иного, как идти и мстить.
Но насладиться этим зрелищем Азизу не дали. Опять прозвучал сигнал спутникового телефона. Звонил Усман - командир группы, которому он велел охранять груз для Москвы. Азиз нажал на "ОК", уже предчувствуя неприятности.
- Э-э, уважаемый Азиз... - боевик говорил с сильным украинским акцептом, - у нас проблемы...

XIV
Павел Викторович Пчелкин после гибели сына немного подвинулся рассудком. Во всяком случае, Валентине Степановне пришлось привыкать к тому, что он начал разговаривать с самим собой. Сначала она пыталась воздействовать на него, уговаривать по-хорошему, все без толку.
Но потом терапевт в поликлинике, с которым она поделилась своими проблемами, посоветовал ей оставить все как есть. Разговор с самим собой - хорошая профилактика невроза для пенсионера, который потерял любимого сына. Тем более что ему крепко за семьдесят.
А вот Валентина Степановна все носила в себе и молчала, хотя это еще хуже, чем постоянное бормотание мужа.
Большую часть жизни ветеран войны Павел Викторович Пчелкин честно трудился механиком в автоколонне. Вовремя приходил на работу, делал все, что велят, и старался не ссориться с начальством. Он работал, как писали тогда газеты, по-коммунистически, выполняя и перевыполняя план, хотя особых денег это не приносило.
Он всегда голосовал за тех, кого назначила Советская власть, жил, как завещал великий Ленин и учила Коммунистическая партия. И никогда не жалел об этом, хотя им пришлось большую часть жизни ютиться в маленькой двухкомнатной хрущевке, пока сын Витя не купил им эту квартиру в новом доме на Гуриевича.
А вот машину - не успел. Так и остался Пчелкин старший при своем старом-престаром "Москвиче-408". И хотя средства были, сын оставил родителям приличный счет в банке, покупать новую машину Павел Викторович не стал. Этот дряхлый бордовый раритет был ему дорог как память о Вите! Ведь они целый год вместе, в четыре руки, восстанавливали его после того, как купили с рук в обездвиженном состоянии.
Они прожили жизнь, как все. Профсоюз автоколонны выдавал продуктовые наборы к праздникам и путевки в дома отдыха, и даже выделил Пчелкиным дачный участок недалеко от МКАД. А когда Павла Викторовича провожали на пенсию, от профсоюзной организации ему подарили на память красный вымпел с профилем Ленина и желтой бахромой по краям, вымпел, который столько раз получал Пчелкин как победитель социалистического соревнования.
Павел Викторович и Валентина Степановна жили на свои мизерные пенсии. Как-то так само собою вышло, что с Витиного счета они старались без крайней необходимости денег не снимать. Неприятно им было пользоваться этими деньгами, из-за которых единственный сын погиб так рано и такой жестокой смертью.
И еще одна беда донимала Валентину Степановну. Старый Пчелкин так оглох, что едва слышал включенный на всю громкость телевизор.
Телевизор, подарок сына, импортный, большой, с мощными динамиками - орал у него на полную мощность с утра до вечера. Из-за этого жильцы их дома, уставшие от телевизионного рева, прозвали старика Рупором.
Он говорил, что слуховой аппарат, который родное государство бесплатно ему предоставило, ему жмет, давит на ухо, и поэтому он не может им пользоваться. А так как он смотрел все новостные и политические программы подряд и по нескольку раз, если они повторялись, и соседям, и его жене приходилось несладко.
Сама Валентина Степановна, когда это происходило, удалялась в соседнюю комнату или на кухню, включала радиоприемник и слушала на средних волнах свой любимый Христианский церковно-общественный канал. К старости интересы супругов разошлись диаметрально. Старик Пчелкин остался на позициях убежденного коммуниста, а его супруга ушла в религию. Хоть эту радость дал ей Бог под конец жизни во утешение.
Но были люди, которым орущий телевизор Пчелкина не только пришелся по душе, но даже являлся и подспорьем в работе. Это были гости соседней квартиры - за той стеной, у которой и стоял злополучный телевизор.
Квартира обычно пустовала, постоянно в ней никто не проживал. Но иногда - не реже, чем раз или два в неделю, обычно сюда приходили гости. Первым появлялся и своими ключами открывал входную дверь всегда один и тот же человек, полковник ФСБ Игорь Леонидович Введенский. А вот другие посетители квартиры варьировались.
Сегодня на внеочередную встречу с Введенским пришел Тимур Нагоев. Псевдоним у него был Гном - именно потому, что на него высокий, стройный карачаловец Нагоев никак не походил. У Тимура была яркая внешность: сросшиеся на переносице черные брови, темно-карие глаза, нос с горбинкой, широкий и мужественный подбородок. Естественно, жилось ему в Москве с таким портретом непросто. И кто знает, пошел бы он под крышу ФСБ, если бы не регулярные проблемы с милицией у него и у его родни? Всех их так достали постоянные "проверки на дорогах", что Тимур был на все готов, лишь бы избавиться от ментовского патроната.
Сначала Введенский думал, что Нагоев попросил его о внеочередной встрече из-за притеснений со стороны прокуратуры, наехавшей на предприятие его племянника. Действительно, именно с этого он и начал:
- Совсем, Игорь Леонидович, оборзели менты, - говорил он с сильным акцентом, отчаянно при этом жестикулируя. - Представляете, штуку баксов в неделю требуют, хотя у него всего-то пара ларьков несчастных. И еще несколько складов, от которых никакой прибыли. Да он столько в месяц не зарабатывает. А менты накат организовали, когда он отказался платить. И санинспекция, и пожарные, и прокуратура...
Введенский молча слушал ропот агента, а за стеной орал телевизор Пчелкина:
"Бесконтрольно действующие силовые структуры государства все больше коррумпируются, сливаясь с криминалом. А ведь всем известно, что вышедшие из-под контроля гражданского общества спецслужбы неизбежно замыкаются в себе и начинают служить собственным интересам, а это и приводит в конечном счете к образованию авторитарных режимов..."
Обычно громкий звук телевизора служил не более чем фоном к разговорам, происходившим в служебной квартире. Ни Введенский, ни его гости обычно не слушали, что именно там вещают. Но тут Гном обратил внимание полковника на инсинуации журналистов в адрес его родной Конторы:
- Как они вас, а? Совсем, слушай, не уважают!
- Ну и пусть. Они свое дело делают, а мы свое, - Игорь Леонидович тихо рассмеялся. - Средства массовой информации позволяют выпустить пар, когда давление в общественном котле поднимается слишком высоко.
И тут, как назло, невидимый журналист перешел к конкретике:
"Посмотрите, сколько их, чеченцев, в нашей столице? Такое впечатление, что вся Ичкерия перебралась в Москву, не давая русским и здесь жизни. Южане захватывают целые отрасли бизнеса - как например, торговлю на рынках. Они развращают взятками милицию и чиновников в управах. А мэр Тушков им, этим кавказцам, потворствует! И до каких пор..."
- Слушай, ну совсем достали, а? - расстроился Тимур. - Ну, прохода же нет! Чуть что: стой, чеченская морда! А какой я им чеченец, а? Мы - карачаловцы. Нас всего сто человек осталось! Мы совсем отдельный народ? Мы русских любим и культуру. Да я Пушкина и Достоевского знаю во сто крат лучше, чем любой русский мент! Я просто жить хочу, работать, детей кормить-воспитывать, а меня к земле гнут! Что делать, скажи?
Гном не преувеличивал. Он был кандидатом филологических наук и ничуть не липовым, а вполне настоящим. Его диссертацией о Есенине как интуитивном наследнике творческого метода Пушкина зачитывались и люди весьма далекие от поэзии.
- Ну, это просто мнение одного какого-то не слишком умного журналиста, - успокоил его Игорь Леонидович. - Не он делает погоду. Вы полноправные граждане России и имеете право жить и передвигаться по ее территории без ограничений. Я, например, уважаю людей, которые за работой бегают, а не от нее, - полковник хорошо знал менталитет своих агентов и не спешил с вопросами о том, что интересовало его самого.
Это было бы проявлением неуважения к собеседнику. Сначала надо поговорить "за жизнь", о том, что интересует его, поддержать, пообещать помочь в случае надобности.
И надо сказать, что все это Введенский делал не по службе или из меркантильных, корыстных соображений. Нет, он действительно любил помогать своим подопечным и относился к ним как старшина к своими солдатам. А они чувствовали эту заботу и, испытывая благодарность, еще охотнее оказывали ему помощь в его работе. Он умел создать у них представление, что они помогают лично ему как другу и просто хорошему человеку.
- Суть проблемы в том, что в каждом человеке, в мозгу его, заложена от природ^ система опознавания "свой-чужой", - продолжал Введенский. - Как в ракетах, слышал, может? Она у всех разная, действует на уровне подсознания у каждого индивидуально. У тебя ведь есть знакомые, которых ты считаешь врагами? Так и на уровне общества. Раньше врагом был американский империализм, а теперь вот чеченцы. Перед войной с Дудаевым русские сочувствовали чеченцам, комплекс вины у нас был за сталинские репрессии. Теперь все изменилось, после того, как на рынке появились видеокассеты с записями пыток и расстрелов пленных федералов. Ведь так, Тимур?
- Ну, допустим. Но ведь не все чеченцы враждебно настроены к России. Так всегда было, и при Шамиле тоже. Кто-то за турок воевал с русскими, а кто-то с русскими против турок. Зачем же всех под одну гребенку грести. Да и дети в любом случае не виноваты. А из них ведь тоже бандитов делают.
- Конечно, это никуда не годится! Конечно! Но джинн выпущен из бутылки. Это уже неконтролируемый процесс. Ты же видел эти видеосъемки, когда рабов в ямах держат, когда боевики захваченным работягам головы топором рубят и хохочут при этом?
- Извини, Илья Леонидович, но это опасные рассуждения. Ну, согласись же и ты, Россия сама этот пожар в Чечне организовала. Сама! Сама оружия туда напихала, а теперь бросается на них и грызет, как зверь, правах и виноватых. Ну, ведь так?
- Так, - вздохнул Введенский, - именно так. Но ведь потому это так, что у войны свои законы. Американцы, вон, до основания разбомбили Дрезден, жители которого ничего плохого им не делали. И прямо скажем, восемьдесят процентов немцев не имели отношения к зверствам нацистов. Потому что - война. А на войне для врага - общая ответственность. И для солдат, и для стариков, и для женщин, и для детей. Раз напали, раз полезли чеченцы в Дагестан и начали войну, то или сдавайтесь, или вас уничтожат. Логично? Пойми, я не оправдываю наших дураков-генералов, которые только бомбить по старинке и умеют. Но есть у войны жуткий закон, который не в силах люди отменить: на одного убитого или раненного солдата приходится три-четыре мирных жителя. Ну, так?
- Так-то оно -так... Только чеченцам ведь и сдаться-то не дают по-хорошему, их просто вынуждают к сопротивлению. Есть такое выражение - не связывайся с тем, кому нечего терять! - Тимур Нагоев наконец решил перейти к разговору о самом главном. - Недавно приезжал в Москву один ваххабит - не наш, арабский, Азизом зовут. Так вот, он нашим, карачаловцам, открытым текстом говорил: чеченцы - лентяи и воры. Деньги берут, а воевать не хотят. Плачутся, говорят, что и так вся республика в запустение пришла. Ни работы, ни заработка. Только те, кто успел в Россию удрать, а еще лучше - в Европу, только тем и хорошо. Очень Азиз проклинал чеченцев. Говорит, что заставит их воевать с помощью русских бомб.
- Так, так, так. А кто этот Азиз? - оживился Игорь Леонидович. - Насколько, по-твоему, значимая фигура?
- Ну, точно-то я не знаю. Говорят, что у него хозяева в Турции, и деньги его оттуда. А главная база не в Чечне, а у нас, в Карачалове. Кажется, только это не очень точно, особенно много у него сторонников, ваххабитов, в Дагестане. Там в горах лагеря есть, где готовят тех, кто будет смертников нацеливать.
- Это серьезно? Не трепотня?
- Да не похоже. Так оно и вырисовывается: базируются они в мусульманских районах, сбивают с толку молодежь, кидают дурачков для отсева в чеченскую мясорубку. Поэтому им никак нельзя, чтобы там затихло. И знаешь, Илья Леонидович, похоже, Азиз с помощью наших, карачаловцев, что-то очень подлое тут, в Москве, готовит. Они на моего племянника вышли - у него небольшой склад, кажется, на Краснодарской. Возле подшипникового завода. И этот Азиз хочет у него там секретный груз разместить.
- Много?
- Вроде около тонны.
- Ого! Думаешь, взрывчатка?
- А что ж еще? Они даже дали племяннику пять тысяч долларов на откуп от ментов и за аренду.
- Уже отдали? Не пообещали, а именно дали? - уточнил Игорь Леонидович.
- В том-то и дело. Наличными. Причем - настоящими. А раз они деньги дают, значит, всерьез нацелились. Игорь Леонидович, помоги моему дураку отвязаться от прокурорских, и я через него узнаю, где у Азиза есть еще склады, и куда он с них собирается развозить груз.
- Так, может, твоему родичу проще откупиться от них? - несколько демонстративно засомневался Игорь Леонидович. - Зачем нам с тобой лишний раз засвечиваться?
- Не проще. Этот дурак деньги уже спустил. В казино. И потом, если ему от меня помощи не будет, он же и рассказывать об их, ваххабитских, делах перестанет. Так?
- Так, - согласился Введенский.
Он располагал информацией о миссии Азиза из других источников. И понимал, что Нагоев смертельно рискует. Но и отговаривать его он права не имел. Слишком много жизней было поставлено на карту в этой игре.

XXV
Широкие лучи света мощных ручных фонарей рассекали тьму по обеим сторонам дороги и тут же вязли в ночном лесу. Хотя эти густые заросли кустарника трудно было назвать полноценным лесом. Кое-где на фоне подсвеченного тумана возникали и тут же исчезали причудливые тени боевиков. Иногда раздавался треск сломанной ветки, но в целом они двигались почти бесшумно.
Благодаря фонарям было нетрудно установить их местонахождение, поэтому Саша, дрожа от влажного холода, то и дело менял позицию в зависимости от их передвижений. До сих пор ему удавалось оставаться незамеченным. Метрах в пятнадцати от него вспыхнул фонарь. Саша приник к земле и замер, стараясь не дышать...
- Бестолку все это, - сказал Юсуф, подходя к достававшему из планшета карту Усману. - Пока не рассветет, мы тут и своего хрена не разглядим.
От соседнего куста отделилась тень и приблизилась к говорившим. Это была Земфира.
- Погано, у нас ни хвылинки лишней. Максимум полчаса. Скоро здесь появятся менты и военные. Смотри, Юсуф, - Усман провел лучом фонаря по ламинированной поверхности карты, - мы ось туточки. А цэ - Новочеркесск.
- Никто из вас не сможет вести грузовик, - сказала Земфира. - У меня есть права, но нам нужен Белов, причем живым. У него документы в порядке. У него в Москве все схвачено. Нужно его найти как можно быстрее, ему легче пройти сквозь посты ГАИ и доставить груз в Москву, чем нам.
- Зачем ему это нужно? - поинтересовался Юсуф, - он же не дурак. Понял уже, что не простой сахар вез. Он умотает домой, затаится и будет бога молить, чтобы о нем забыли.
- Ты не понимаешь, - Земфира говорила с ним, как с малым ребенком. - В том-то и суть, что мы не будем его спрашивать, хочет он или нет. Это нужно для нашего. святого дела. Поэтому нужно найти его, чего бы это не стоило. И кейс. Вы его нашли?
Оба боевика отрицательно покачали головами.
- Ну так ищите, ищите! Скоро рассветет, - раздраженно прикрикнула на них Земфира и направилась к небольшому костерку, который ловкие боевики умудрились разжечь в низинке.
Переглянувшись, Усман и Юсуф двинулись за ней...
Белов хорошо слышал разговаривавших и с облегчением вздохнул, когда провожал взглядом уходившую в сопровождении вооруженных боевиков Земфиру. Он опустился на влажный, пахнущий травой пригорок между двумя кустами и задумался.
Понятно, что в грузовике не простой сахарок. Скорее всего, наркота. Ну, что еще можно замаскировать под сахар? К наркоте у Белова было сложное отношение. Ведь в его биографии она сыграла важную роль. Не в смысле употребления, а в том, что свой начальный капитал он сколотил как раз на доставке наркотиков из Туркестана в Европу. Он и жалел тех, кто на игле, слезть с которой практически невозможно, и подозревал, что с помощью наркотиков судьба отбраковывает тех, кому и так не стоит жить.
Наркотики и алкоголь такое же орудие естественного отбора, как бедность и болезни. Ведь человеку дарована свобода выбора: поддаться искушению, попробовать наркоту или отказаться. Тот, кто способен осознать свой грех, все-таки найдет силы выкарабкаться. Так было с Космосом и с Доктором Ватсоном. Они наркотой переболели, но справились.
Все равно, пить или не пить, нюхать или колоться человек решает сам. И сам за свое решение платит. Не его, Белова, задача совать свой нос в чужие дела. Тем более рисковать собой, чтобы какой-нибудь дебил дилеру заплатил за дозу дороже или дешевле. Это мы уже проходили.
В общем, девяносто девять аргументов из ста были за то, чтобы сделать ноги. И Белов какой-то частью души голосовал за это решение. Но не мог уйти. Знал, что надо, а не мог. Точно к ЗИЛу его приковывала невидимая цепь.
Голову-то ведь не пределаешь! Да и с совестью у Белова с тех пор, как пришел в себя на свалке, после смерти, начались странности. Она не давала ему спать так же крепко, как раньше. Итак, что не дает ему покоя?
Транспортировка наркоты дело интимное. И занимаются ею скромники-тихушники по жизни. Но эта компания, пытавшаяся сейчас согреться в мокром лесу в обнимку с автоматами и гранатометами, как-то меньше всего таких напоминала. Они больше походили да стадо слонов, вломившихся в посудную лавку. На стадо обнаглевших слонов.
Белов не без оснований полагал, эта посудная лавка, в которую они вломились, - его страна. o Нельзя допустить, чтобы какие-то оборзевшие бандиты в ней хозяйничали. Негоже это дело оставить и пустить на самотек.
Он услышал треск веток под ногами боевиков и вжался в мокрую и холодную траву. Лениво переругиваясь, вооруженные люди в камуфляже шли друг за другом мимо него в сторону, противоположную шоссе. До них было рукой подать.
Он выделил среди боевиков одного невысокого и щупловатого. Тот шел последним и выглядел гораздо старше и слабее остальных боевиков. Белов осторожно последовал за ним. Выбрав момент, когда в пределах видимости никого не было, Саша бесшумным шагом приблизился к нему сзади и изо всех сил вмазал ему кулаком в основание черепа. Упал боевик очень неудачно, лбом на корягу. Но ничего не почувствовал, потому что вовремя потерял сознание.
Белов наклонился к нему, обыскал, нашел пистолет и, как только тот начал шевелиться и постанывать, тихо-тихо сказал:
- Не шуми и будешь цел, - он прижал лежавшего одной рукой к земле, другой сильно вдавил ствол пистолета в печень боевика. - Что, в мешках?
- Гыр-гыр тыр-мыр! - непонятно ответил боевичок, сжавшись от страха.
И тут сзади раздался басовитый голос, а в спину Белова, в свою очередь, уперлось дуло автомата:
- Дарагой, пусти Ахмета, пусть еще поживет. Еще не время ему умирать, - говоривший явно перестарался с кавказским акцентом, это получилось у него как-то нелепо и смешно.
Белов бросил пистолет на траву и чуть-чуть повернул голову назад, чтобы разглядеть гово-рившего. Автомат держал высокий, широкоплечий, черноусый человек с зеленой повязкой на голове. А рядом с ним, с радостной улыбкой глядя на Белова, стояла Земфира:
- Ты не представляешь, Саша, как я рада тебя видеть. - сказала она. - Нам не суждено расстаться не прощаясь, я это чувствую...
Усман среагировал на многозначительную интонацию, с которой девушка произнесла эту фразу, и с интересом посмотрел на них обоих. Видимо, вид у них был необычный, и он что-то начал соображать.
- Ахмет ничего не знает, - сказал боевик Саше, помолчав, - тильки я знаю. И я тоби усе кажу: цэ взрывчатка в мешках, дарагой. Шоб вы, москали, на своих шкурах узнали, шо такое война. Ты лучше вот что скажи, где кейс?
- Откуда я знаю? - удивился Белов, - Что я, сторож вашему кейсу? Это у вас здесь все схвачено, вот вы и его ищете.
Усман развернулся и прикладом автомата сильно ударил его под дых...

XXVII
Директор "Соснового бора" Лариса Генрихов- на Шубина готовилась к беседе с бабушкой одной из своих воспитанниц. Когда секретарь сообщила ей, что та ждет в приемной, Шубина велела ее просить и встала из-за стола.
- Я хочу забрать свою внучку! - заявила посетительница прямо с порога ее кабинета. - Почему мне ее не отдают? - пожилая сухопарая дама, несмотря на жару, по самый подбородок была плотно завернута в золотую парчу.
- Здравствуйте,, госпожа Губайс, - директриса, любезно улыбаясь, вышла ей навстречу. Сия дама была женой и тещей очень влиятельных политиков, поэтому с ее капризами приходилось считаться. - Присядьте, пожалуйста!
- Да не хочу я сидеть! Я хочу забрать свою внучку!
- И заберете. Но не откажите в любезности, объясните, что вас не устраивает?
- Все! Меня тут у вас все не устраивает! - дама, поколебавшись, все-таки села, выпрямив спину и сжав колени. - Мы сами учились в обычных школах, и дети наши учились там же. И ничего, слава богу, выросли нормальными гражданами! А вы тут устроили: питомник для элиты? Слово- то какое-то... лошадиное. Глупости все это. Наши
дети не коровы, чтобы их разводить и это... селекционировать! Тоже мне выдумали!
- Ах, вот оно что, - удивилась озадаченная такой агрессивностью Лариса Генриховна и возвратилась в свое кресло. - Вы хотите вернуть девочку в обычную школу?
- Конечно! Она должна уметь жить и общаться с обычными людьми. Посты, богатство это знаете, нечто такое... эфемерное. Сегодня есть, завтра нет. Как говорится, от тюрьмы и от сумы не зарекайся. А у вас еще к тому же и не образование - она получает, а вообще черт-те что! За такие бешеные деньги, которые мы вам платим, девочка должна сама мыть туалеты?
- Помните, еще Антисфен несколько тысяч лет назад говорил: "Пусть дети наших врагов живут в роскоши!" И вся дальнейшая история подтвердила: ничто так не калечит детей, обрекая на горе родителей, как роскошь и безделье!
- Знаете, не учите меня! Работа моей девочки - учиться. И этого вполне достаточно! Но вы же не даете даже элементарных знаний. Катенька даже не имеет понятия о теореме Пифагора! Она поговорку, про Пифагоровы штаны восприняла, как намек на гермафродита! Это уже ни в какие ворота! Вы кого нам растите? Неучей и так больше чем достаточно. Короче, верните мне документы, я забираю внучку!
- Вот оно что... Ну что ж, это ваше право. Только... Вы слышали про дочь Куриенко? Он, кажется, с вашим мужем работал?
- Ну, слышала, что его девочка пристрастилась к наркотикам. Ну, от этого и здесь никто не застрахован, - пренебрежительно усмехнулась бабушка.
- Застрахован. У нас, мы гарантируем, дети наркоманами никогда не станут. Кроме того, там ведь не только наркотики. Там и выкидыш в пятнадцать лет, и целый букет инфекций. Хорошо хоть без СПИДа пока обошлось.
- Не запугивайте меня! Это судьба! В теплице нормального человека не вырастишь! А без образования в наше время... Вы что, хотите из Катеньки домработницу для кого-то сделать? К чему эти ваши конспекты о разновидностях мужей?! Этому вы их вместо геометрии учите?
- Уважаемая Полина Николаевна. Вы, разумеется, вправе, распорядиться судьбой своей внучки. И то, как прекрасно вы воспитали своих детей, говорит, что вы, безусловно, ничего не станете делать ей во вред. И конечно, мы виноваты, что не проинформировали вас подробно о нашей программе. Но уделите мне несколько минут... Все равно вашей внучке нужно время, чтобы собрать вещи... Вспомните матерей-одиночек, которые никогда не были замужем. Вспомните брошенных жен и жен, избиваемых мужьями...
Когда Лариса Генриховна произносила эти слова, ее собеседница сделала неосознанное ею самой движение правой рукой к левому плечу. Видимо, там болело.
- У них много общего, - продолжала, как ни в чем ни бывало, Шубина, от которой ничто не укрылось. - В частности, они все, абсолютно все, проходили теорему Пифагора! Но никого из них не учили выбирать себе мужа и отца своим детям. Наше официальное среднее образование до сих пор просто не учитывает одного: есть знания, которые нужны только некоторым. Например, геометрия, тригонометрия, дифференциалы... И есть знания, которые нужны буквально всем и каждому: психология, бытовая экономика, семейное право, домашнее хозяйство... Причем, нынешнему человеку это нужно не на уровне лекций, а прочно, как навсегда усвоенные навыки! Теорема Пифагора не поможет Катюше разглядеть в симпатичном мужчине домашнего тирана. А вот спис'ок типичных особенностей мужей-садистов - поможет. К тому же, те, кого интересует математика - изучают ее у нас не менее основательно, чем...
- Вы зря тратите мое время! - высокомерно заявила властная Губайс. - Моя внучка не будет учиться там, где ее... Где из нее выращивают домохозяйку.
Когда Полина Николаевна ушла, так и не сменив гнев на милость, Шубина нажала кнопку селектора, и попросила секретаря пригласить очередного посетителя.
Его появление немного развеселило Шубину: следующим после непримиримой госпожи Губайс в кабинете появился новичок - Иван Белов. Оказывается, он ознакомился с расценками на работу и обнаружил упущение. В электронном списке сотрудников была вакантная должность "курьер-порученец директора". И он пришел предложить себя в качестве кандидата. Всего за пятьдесят шишек в час.
Боевики шли около получаса, пока, наконец, не выбрались на обозначенную высокими тополями проселочную дорогу, расположенную параллельно шоссе, которое они покинули. Перед ними было широкое сжатое поле пшеницы, переходившее в отдалении в живописные холмы. На одном из них привольно раскинулся небольшой городишко.
Сашин грузовик был уже здесь. Рядом с ним стояли обшарпанный автобус "ПАЗ" и три "Нивы". Люди в камуфляже погрузили автоматы и гранатометы в легковушки и, соблюдая очередность, по нескольку человек стали заходить в автобус и переодеваться там в гражданскую одежду. Последним в автобус вошел Усман.
Саша молча наблюдал за этими процедурами, не делая ни малейшей попытки скрыться - у него за спиной стояла Земфира со "Стечкиным" в руке. Когда он оглянулся на нее, девушка посмотрела на него с виноватой улыбкой и ободряюще улыбнулась. Вышло не очень убедительно.
- Обезьяна сошла с ума, взяла в руки автомат и стала террористом, - сказал Белов и снова повернулся к боевикам.
Судя по всему то, что он видел перед собой, являлось отработанной технологией. Каждый боевик знал не только что ему делать, но и свое место, и свою очередь. Всего через пятнадцать минут автобус с пассажирами в штатском, а за ним с небольшими интервалами и все три "Нивы", стартовали в сторону видневшегося вдали городка.
На проселке возле ЗИЛа остался один Усман в сером помятом костюме с потрепанным портфелем в руке. Теперь он мало напоминал командира боевиков. Издали он скорее был похож на менеджера средней руки или бухгалтера. Усман подошел к Саше и жестом велел Земфире, стоявшей у него за спиной, опустить пистолет.
- У меня есть к тебе деловое предложение, - сказал новоявленный "бухгалтер" очень серьезным тоном, - отказываться не рекомендую. Нам нужно провезти груз в Москву. Лучше, если это сделаешь ты, причем добровольно. Тогда, может быть, мы не будем возвращаться к истории с кейсом. В противном случае ты труп. Подумай, даю минуту на размышления.
Пока тот говорил, Саша успел внимательно его рассмотреть. Все-таки и в штатском костюме в нем чувствовалась военная косточка. Несмотря на густые и черные, как у молодого Буденного, вахмистерские усы, Усман мало походил на кавказца, Глаза у него были голубые, а волосы слишком светлые для южанина. И говорил он с украинским акцентом. Но самое интересное, на внешней стороне ладони у него была наколка: раскрытый парашют и надпись ВДВ.
- Саш, - раздался сзади голос Земфиры, - помоги, пожалуйста. Тебе ничего не будет, я обещаю.
- Обещал волк овце баранины не есть, - мрачно сказал Белов.
Он понял, что Усман настроен более чем серьезно. Судя по всему, у него за спиной не одна война, может быть, Афган или Чечня, и убить человека ему все равно, что иному высморкаться через одну ноздрю. Но соглашаться нельзя! Все его нутро протестовало против такого решения.
Не оборачиваясь, он ребром ладони отмахнулся от Земфиры и попал ей точно по шее. Девушка отлетела куда-то назад, на траву. Одновременно он подъемом стопы *левой ноги нанес резкий удар Усману в промежность, но тот легко блокировал его, и шутя, двумя легкими, казалось бы, тычками, отправил Caшy в нокаут. Он упал рядом с Земфирой, которая как раз пришла в себя.
Лежа на земле, он пытался восстановить дыхание и смотрел в небо над собой. В нем качались высокие серебристые тополя, над ними кружили черные птицы, а еще выше в синеве плыли небольшие белые облачка. Как ему хотелось сейчас взмыть к ним и улететь к такой-то матери. Но в этот момент перспективу перекрыли наклонившиеся над ним Усман и Земфира. Теперь пистолет держал в руке боевик. А у девушки был такой вид, будто она собирается заплакать.
- Ну, Саш, - попросила она, как ребенок,- кончай придуриваться, соглашайся. Все будет в порядке.
- Да пошли вы оба на хер, - упрямо сказал Белов, как только к нему вернулась способность говорить.
Усман повел дулом в его сторону и выстрелил ему в голову...

XXVIII
Когда полковник ФСБ Введенский позвонил Зорину и попросил его о встрече - причем, желательно, подальше от любопытных глаз коллег каждого из них, - Виктор Петрович первым делом постарался придумать предлог для отказа. Девяносто девять из ста было за то, что против него затевается новая провокация. И хотя Зорин подозревал Введенского в том, что тот порядочный человек, сути проблемы это не меняло.
Опытный, многое повидавший чиновник Виктор Петрович Зорин был в курсе многих государственных и ведомственных секретов. Знал он и о том, что совестливые люди - удивительные существа. Нет такого места, где бы они не смогли прижиться. И в государственных структурах имеются порядочные люди, и в армии, и в ФСБ. "Правда, в разные времена, - думал Зорин, - эта порядочность выражалась по-разному".
На заре советской власти порядочные люди среди первых чекистов не приговаривали заложников к смерти по пьянке или с похмелья. Позже, в ОГПУ, порядочные люди не прижигали папиросами соски женам и детям врагов народа. Еще позже, во время Отечественной войны, порядочные люди не стреляли в затылок всем, кто, оставшись с винтовкой против немецких танков, вынужден был отступить, и тех, кто из-за ошибок в военном и политическом руководстве страной попал в окружение.
В КГБ порядочные люди не шили дел тем, кто из любопытства заглядывал в "Архипелаг ГУЛАГ" Солженицына или ради ускорения строительства коммунизма пытался докопаться до смысла слов "материальная заинтересованность трудящихся при социализме".
В ФСБ порядочные люди избегают крышевать воров-чиновников и бандитов, предпочитая разоблачать настоящих врагов общества, а не тех, например, кто спасает Россию от радиоактивного заражения и казнокрадства.
Виктор Петрович даже планировал прочесть цикл лекций на эту тему в своем подшефном интернате "Сосновый бор". Будущая элита должна понимать и необходимость, и опасность государственных силовых структур.
Ведь большинство людей обычно не видит разницы между безопасностью общества, охраной конституции и безопасностью собственно государства, то есть безответственностью чиновников. Государство - машина подавления, которая, чуть ослабишь за ней контроль, мигом превращается в узду для народа и в кормушку для казнокрадов. Причем, эта машина умеет ловко присваивать такие бренды, как Родина, Отчизна, Патриотизм, Долг.
Например, долг перед Родиной с точки зрения общества - это обязанность армии защищать людей, которые ее содержат, от внешней угрозы. Но с точки зрения генералитета долг перед Родиной - это обязанность общества поставлять пушечное мясо для армии, которую это же общество содержит. А отсюда обязанность государства держать этих рабов в солдатской форме под постоянным надзором, как в концлагере.
Зорин при всех его чиновничьих Слабостях, был одним из немногих в Кремле, кто понимал, хотя бы теоретически, что интересы личности должны быть выше интересов государства. Логика тут простая: без государства люди выжить могут, а вот без людей - ни государства, ни общества просто нет. А помимо логики, есть еще и личный опыт.
Виктор Петрович целенаправленно и в меру своего понимания действовал во благо государства и был уверен, что правильно осознает и выполняет свой долг перед согражданами. Он совершенно искренне полагал, что нужно произвести перераспределение власти между силовыми структурами государства и обществом в пользу последнего.
И поэтому Зорин сознательно участвовал в разрушении, дроблении и перетасовывании спецслужб, оставшихся после распада СССР. Он даже не сомневался, что находится в черном списке ФСБ, и у него есть все основания опасаться представителей этой могущественной, несмотря ни на что, организации.
Однако все-таки был шанс на то, что Введенский хочет встретиться с ним для пользы дела.
Виктор Петрович решил рискнуть и согласился на эту встречу.
В Макдоналдсе на Тверской они оказались в одно время, и, отстояв в разных очередях, расположились за одним столиком у окна. Таким образом, чтобы, контролировать вход и выход из ресторана посетителей. Зорин поздоровался с полковником весьма натянуто, а тот в свою очередь вел себя сдержанно и подчеркнуто нейтрально.
Виктор Петрович посмотрел на него с иронией и спросил, пригубив молочный коктейль:
- В пещере надо садиться так, чтобы видеть выход? Ну, сразу видно, что вы искусствовед в штатском. Расслабьтесь, Игорь Леонидович, вы же здесь не на службе, а приватно. Так чем я могу помочь нашим славным органам?
- Славным органам вы уже помогли, - горько усмехнулся Игорь Леонидович. - Благодаря вам эти органы стали почти рудиментарными.
- Да? - поразился Зорин. - А вы уже вернули здание на Лубянке акционерам страхового общества "Россия"?
- Кому возвращать? Восемьдесят лет прошло. Нет их уже никого в живых.
- Что вы говорите? Какое удивительное совпадение! Но Россия-то еще существует?
- За что вы нас так не любите? - не отвечая на язвительный вопрос, поинтересовался Введенский. - Ну, отработал ваш папа энное число лет на Колыме. Но ведь это спасло его от фронта! Так что, если б не НКВД, то вас лично, возможно, и на свете бы не было. Правда? Во всем есть свои плюсы и минусы. И давайте все-таки есть, мы ведь сюда за этим пришли, не так ли? - улыбнулся он.
- Знаете, что меня до сих пор больше всего удивляет и поражает в уголовниках, членах КПСС и фээсбэшниках? - Зорин обернул биг- мак салфеткой, обеими руками поднес ко рту и с видимым пренебрежением откусил. И тут же положил обратно. Прожевав, продолжал: - По отдельности многие из вас, почти все, разумные, интересные и даже часто симпатичные люди. Но стоит вам собраться в стаю, ячейку или контору - нет такой гнусности, на которую вы бы не были способны. Вот как это получается?
- Интересное наблюдение. И весьма точное. Но по-моему, оно справедливо и в отношении кремлевцев, к коим и вы, безусловно, относитесь. Или нет, вы не из их числа?
- Почему же нет? Конечно, да. Но ведь в Кремле как раз и собрались; кандидаты на ска-мью подсудимых, бывшие члены КПСС и фээс- бэшники.
- Вот как? По-моему, вы Сильно преувеличиваете! А себя самого вы как позиционируете? Вы же сами участвовали в прихватизации? - полковнику было интересно посмотреть, как Зорин будет выкручиваться.
- Да какая разница? Куда нам до вас!
- Ну-ну. Будем считать, что к нам сие обвинение не относится. Мы люди служивые в лучшем смысле этого слова и вопросами собственности и недвижимости не занимаемся. Мы защищаем интересы государства. Поэтому прямо скажу: мне необходимо срочно встретиться с премьером. Конфиденциально. Мое начальство не должно об этом знать.
Зорин удивленно поднял брови.
- А в связи с чем по этому поводу ко мне? Он же ваш человек. Неужели вы не можете выйти на него через своих?
- Мочь-то могу, но - нельзя. Ситуация сложилась таким образом, что я не знаю, кому из своих коллег могу сейчас доверять. А дело серьезное. Очень серьезное, - многозначительно повторил полковник.
Зорин молча пожал плечами, всем своим видом показывая: говорите, любезнейший Игорь Леонидович, а там посмотрим, что можно будет сделать...
Введенский относил своего визави к категории "умеренных казнокрадов". Политический курти- зан и царедворец, кремлевский долгожитель. Всех пересидел, при любой власти умел поймать волну. Но бывают в жизни ситуации, когда легче обратиться к врагу, чем к так называемым коллегам. Ведь враг скорее скажет правду, и никогда не предаст. Предают только свои.
- В Москве готовится серия терактов. Скорее всего - взрывы жилых домов. - сказал Введенский, понижая голос. - Мне об этом сообщил мой информатор. Он через родственника оказался к этому причастен. Чтобы узнать подробности, надо было защитить бизнес того самого родственника от уголовников. Я ради этого обратился к начальству, чтобы оно приняло меры. Вы понимаете, как это делается?
Зорин кивнул. Это как раз и дураку понятно. Чтобы получать необходимую оперативную информацию, спецслужбам приходится крышевать бандитов и даже террористов. И во всем мире так делается: для сохранения агентурной сети все средства хороши. Потому что агентура - самое надежное средство борьбы с преступностью и терроризмом. А равно с инакомыслящими.
- Ну так вот, - вздохнул Введенский, - а потом мой информатор исчез. Причем именно тогда, когда должен был сообщить мне конкретные адреса, где будут заложены бомбы. - Игорь Леонидович умолк, полагая, что сказал достаточно.
Но Зорин никак не мог понять, почему его вечный противник обратился именно к нему. А может, это вовсе не частная акция порядочного фэ- эсбэшника, а часть операции, направленной против него? Почему нет?
- А причем тут я? - вежливо спросил Зорин. - И премьер? Если у вас утечка информа-ции, если кто-то работает на террористов, обратитесь в службу собственной безопасности.
Игорь Леонидович замялся. Для любого офицера хаять родное ведомство все равно что родную мать, какой бы волчицей она ни была. И Введенский попробовал обойтись намеком:
- Вы знаете результаты опросов?
- Какие именно?
- Недавние. Сейчас за войну в Чечне президента винят тридцать пять процентов населения, правительство - двадцать, а самих чеченцев - только семь.
- М-да... Ну и что? Просто пропагандисты у нас дерьмовые. Только врать и могут. Да и то не убедительно.
- Я не об этак В декабре предстоят выборы в Думу! При таких настроениях вполне могут выбрать тех, кто против ведения войны теми методами, какими она ведется сейчас. И если их выберут, они затеют парламентские расследования. Что тогда будет с вами и вашими коллегами в Кремле?
- Да ничего с нами не будет. Кого бы ни выбрали, они обречены заниматься болтологией. Парламент ведь от слова говорить, это говорильня в переводе на русский.
- Не скажите. Кое-кого, как минимум, отлучат от кормушки, так?
. - Ну это да, возможно, - согласился Зорин.
- А теперь представьте, что в Москве взорвут несколько домов. Как тогда изменится общественное мнение об этой войне? А о чеченцах? И за кого после этого будут голосовать?
Зорин посмотрел на Введенского с жалостью, как на умственно отсталого: неужели он настолько наивен, чтобы полагать, будто Кремль имеет отношение к этой террористической истории?
- То есть, вы допускаете, - недоверчиво усмехнулся Виктор Петрович, - что заказ на теракты сделан из Кремля?
- Допускаю, - кивнул Введенский.
- И после всех этих умозаключений вы встречаетесь со мной и вдобавок просите организовать конфиденциальную встречу с премьером?
Игорь Леонидович снова кивнул.
- Мы думаем... То есть, я лично не сомневаюсь в порядочности премьера. Я полагаю, лично ему это не может быть на руку. Он еще недавно возглавлял наше ведомство. Взрывы здорово ударят по его репутации, а ему тоже скоро предстоят выборы. Но есть там люди, заинтересованные именно в таком сценарии, таком развитии событий. В этом случае нужно противодействовать терактам и сверху, и снизу.
Введенский, естественно, сказал не всю правду. Суть дела заключалась в том, что в данном случае он представлял не только себя, но и генерала Хох- лова. Просто тот не мог, в силу своего высокого положения, вести преговоры с Зориным сам.
Однако Зорин отметил про себя оговорку полковника, когда тот заговорил о себе во множественном числе, и это его насторожило.
- Ладно, - кивнул он. - Я попытаюсь вам помочь и на днях позвоню. Но вы еще раз основательно подумайте: стоит ли вам с этим делом лезть к премьеру.
- Обещаю. Вообще-то лучше будет, если я вам позвоню. Телефон у меня есть.
- И стоит на прослушке? - улыбнулся Зорин. - Тогда послезавтра, в семь вечера жду ва-шего звонка. Честь имею... - он. понялся из-за стола и, не торопясь, вышел из ресторана.
Игорь Леонидович окинул зад. внимательным взглядом. Ничего подозрительного. Он посидел еще с минуту и тоже направился к выходу...
Но через день Введенский не позвонил. И на третий тоже. Зо$ин подумал, что полковник, поразмыслив, решил все-таки не высовываться. А еще вероятнее, это была провокация, направленная своим острием против него, Зорина. Скорее всего, ФСБ в лице генерала Хохлова в который раз пытается свалить его своими подлыми методами, удалить из Кремля и посадить на его место своего, подконтрольного Конторе человека.
Глупо предполагать, что Хохлов не может выйти на своего бывшего шефа самостоятельно. Успокоив себя такими рассуждениями, Зорин решил не связываться с Введенским и ничего не говорить Батину. Это человек временный, проходная фигура. Мало ли мы за последнее время пережили этих киндер-сюрпризов?
Однако меры Виктор Петрович на всякий случай принял. Он предупредил самых-самых близких и надежных своих знакомых, что в столице назревают эксцессы, возможны взрывы, и поэтому ночевать лучше за городом, в малоэтажной застройке. Предупредил он по телефону и директрису "Соснового бора" Шубину.
- Лариса, я тут договорился с нашим охранным предприятием. - сказал он ей подчеркнуто спокойным тоном, чтобы та, не дай бог, не впала в панику. - Они увеличат число секъюрити на объекте и проведут учения на предмет обнаружения бомб и диверсантов. И выставят усиленные посты. Предупреди своих сотрудников, чтобы не пугались, скажи, учения, мол, идут.
- А на самом деле?
- И на самом деле- учения. Ты что, наших не знаешь? От взрыва, не дай, конечно, бог, погибнет максимум сотня. От страха, паники и давки - тысячи. Про Минск слышала?
- Про Минск? А что там случилось?
- Дождик во время концерта на площади пошел, толпа бросилась в метро, в подземный переход, и полсотни человек в панике растоптала. Да, вот еще что, об этих взрывах, кроме своих, больше никому ни слова. Это закрытая информация, поэтому особо не распространяйся.
Мудр и предусмотрителен был опытный Зорин, но в отношении полковника Введенского он ошибся. Тот не позвонил просто потому, что не мог. Через два часа после встречи с Виктором Петровичем в "жигуль" Игоря Леонидовича врезался неустановленный грузовик. По крайней мере, такова была версия гаишников. И теперь Введенский без сознания лежал в реанимации Склифа...

ЧАСТЬ 3
ИЗГНАНИЕ БЕСОВ
XXX
Белов очнулся в квадратной, пять на пять метров, бетонной каморке. Он лежал на холодном полу. Все тело болело, а голова просто раскалывалась. Он дотронулся до темени: вдоль черепа шел вздувшийся кровоточащий рубец, как после удара стальным прутом. Потрогал отекшее лицо - на ощупь оно напоминало сплошную маску, заскорузлую от засохшей крови... Он застонал и снова потерял сознание.
Заскрипела железная дверь и на пороге камеры появился Кабан с бейсбольной битой в руках! С каким удовольствием он размозжил бы черепушку своему старому приятелю. Но это было бы слишком простое решение. Пусть сначала помучается.
Кабан знал, что Белов держит его за дурака и отморозка. И очень обижался, потому что это - неправда. Дурак он только с точки зрения всяких чистоплюев-астрофизиков. Тех, кто либо бутылки вокруг пивнушек собирает, либо над книжками за копейки киснет. И вообще, если дураку везет, то он уже не дурак...
Потому что в некотором смысле он, наоборот, очень даже смышлен и ловок. Вся суть его жизни
заключалась в том, что он впитал и принял к сведению то, чему его учили в советской школе. Только по-своему, творчески и наоборот.
Ему говорили, что быть богатым стыдно и некрасиво? Говорили. Вот он и грабил, как завещал великий Ленин, всяких богатеев и эксплуататоров.
Ему говорили, что от каждого по способностям, каждому - по труду? Говорили. Вот он и реализовывал свои способности разнюхать что и где у кого есть, и прибирал это к рукам. А если кто думает, что это можно сделать без труда - пусть сам попробует. Иной раз пока раскопаешь, где эти новые русские, вся эта богатая сволочь накопления прячет, семь потов сойдет.
Ему говорили, что "не укради, не убий" - поповское вранье? Мол, чем больше ненавидишь тех, у кого есть то, чего нет у тебя, тем больше ты молодец? Говорили. Вот и ему убить - все равно что два пальца об асфальт. Не просто же так он действует, а страдает за идею "кто был ничем, тому - все"!
Ему говорили, что наши органы самые честные и зря никого не сажают? Говорили. Вот он и делился честно с ментами, которые сажали по наводке его конкурентов.
Ему говорили, что пролетарии всех стран должны соединяться? Говорили. Вот он и соединился с арабскими пролетариями, которые хорошо платят за его квалифицированный труд.
Конечно, насчет пролетариев арабских это небольшой перебор. Если бы не поражение в криминальной войне со Шмидтом и не полный разгром его старой команды, он никогда бы не пошел на сотрудничество с чеченцами и их исламскими покровителями. Не дай бог, узнает братва - не сносить ему головы. Но это вынужденный и временный союз.
Зато благодаря им к нему в руки попал Белов! Для полного счастья Кабану сейчас нужна была сущая малость: придумать, как с ним расправиться. Он очень точно и подробно мог сформулировать все, за что так ненавидел Сашку. Они же коллеги, можно сказать, теми же делами занимались, вот только Белов выше всех нос задирал... И нахапать умудрился гораздо больше. Да неужели он, Кабан, ниже сортом?
Но самое подлое со стороны Белого это то, что все его уважают. Он столько дел наворочал, столько народа погубил да ободрал, а его уважают, а вот Кабана за все то же самое - презирают.
Поэтому, прежде чем раздробить этому жлобу черепушку, надо бы его хорошенько порасспрашивать, как он этого добился? Может, тут какой рецептик есть? Ему бы этот рецептик пригодился.
Опять же, в лом упустить возможность и не наложить лапу хотя бы на кое-что из того, что хапнул Белый. Кабан попытался наехать на его, так сказать, наследничков, на бабу Белова, да на охранника Шмидта - не вышло. А вот если Белов ему за обещание сохранить жизнь поможет, тогда уж наверняка получится.
Но Кабан боялся. Не самого Белого - этот полутруп теперь и мухи не обидит. А вот его сумасшедшего везения опасаться стоило. Вот, казалось бы, уже все, трындец ему настал, вот он, Белов, лежит, раздавленный и безоружный на полу. После трех дней непрерывных пыток. Другой бы сдох давно, а этот еще шевелится.
Нет, все-таки надо добить эту гниду, и всем заморочкам конец. Кавказцы все равно ничего не докажут, может, он сак после их обработки туг помер.
Но - бабки? У Белова бабок должно быть немерено да еще у этих арабов он что-то хапнул по привычке. Жаль упускать.
Или все-таки добить, чтобы...
- Что ты тут делаешь? - раздался у него за спиной мелодичный женский голос. - А бита зачем?
В камеру вошла Земфира с большой канистрой в руке. Кабан даже расстроился: вот, проваландался, упустил момент... Но ответил спокойно, без температуры, что-что, а выкручиваться он умел:
- А затем, что он же и броситься может. Что мне тут, вольную борьбу устраивать? Смотрю, не помер ли, паскуда? Вы сказали сами - до смерти не забивать!
- Тебе велели посмотреть, что с ним, а не с битой тут разгуливать, - недовольно сказала Земфира, ставя канистру на пол.
- Вот я и смотрю, - Кабан машинально постучал битой по ладони. - На кой ляд он вам сдался? Пусть подыхает!
- Пригодится в хозяйстве.
- Тогда на хрена вы его так отметелили, что еле живой остался? Он же почти и не дышит уже! - Кабан знал, что Земфира заступалась за Белова, и даже угрожала своим "Стечкиным" Усману, но не мог отказать себе в удовольствии поиздеваться над этой недотрогой.
- Слушай, Кабан! Ты что, на его место хочешь? Нет? Все и не маячь тут. Вали отсюда конем. - Земфира вытолкала его из камеры и захлопнула дверь у него перед носом.
Подождав, когда затихнут шаги в соседней камере, она взяла канистру и подошла к Белову. Он все еще был без сознания. Девушка намочила свой носовой платок и нежно обтерла им его опухшее от побоев лицо. Потом, когда он очнулся от холодных прикосновений, оттащила его к стене, помогла сесть и напоила водой. Белов с трудом открыл заплывшие, как у боксера после двенадцатого раунда, глаза и спросил:
- Где я?
- Не могу сказать, Саша, не имею права, - ответила Земфира, виновато глядя ему в глаза...
Белов попробовал сделать глубокий вдох. Это ему удалось. Значит, ребра не сломаны. Видно, били его специалисты. И, судя по выражению ее лица, Земфира ему не враг. То есть враг, но, по крайней мере, немного сочувствующий. Это надо как-то использовать. Чутье подсказывало, что ему много еще чего предстоит. Страшного и разного.
Саша жалел, что не сумел вовремя разглядеть в ней вооруженную фанатку. Эти исламские валькирии пострашнее мужиков будут. А все потому, что она слишком открытой и европеизированной казалась для террористки. Может, потому что она наполовину русская? Да и татары к нам все-таки ближе генетически, по крови, чем к кавказцам или арабам. Столько лет вместе, все так перемешалось, что поскреби русского, и найдешь татарина. И наоборот. В общем, хочешь не хочешь, а братья навек.
Хотя когда она о литературе рассуждала русской, что-то там было такое, что его насторожило. Вернее, видел, чуял он в ней второе дно, но не прислушался к своему внутреннему голосу. За что и получил по мордам! Теперь злость на самого себя помогла ему сосредоточиться и взять себя в руки.
Еще не вечер. Надо думать, как отсюда выбраться. А там разберемся с этими чертями-беса- ми. Просто у него появился еще один должок, а к долгам Белов привык относиться с макси-мальной серьезностью.

XXXIII
Усман первым делом крепко связал обоим руки, а потом отошел в сторону, предоставив говорить Азизу. Тот смотрел на лежавшего на полу Белова так, словно был преисполнен глубочайшего сожаления о том, что ему приходится держать в неволе столь почтенного и мудрого человека. А еще во взгляде его больших шоколадных глаз явственно читалась скорбь обо всех заблудших, несчастных и страдающих, так и не нашедших в жизни единственно верного, правильного пути к Богу. Нашева он подчеркнуто игнорировал.
Белов постарался настроить себя, будто все это происходит не наяву, а только снится. Потому что если это всерьез, то так страшно, что даже перестали болеть многочисленные раны и ушибы.
Зато Усман, который захватил на трассе Сашу, а потом столь увлеченно прыгал и топтался на нем на проселке, ибо лучшим кайфом для него был хруст русских костей, не скрывал своей ненависти к нему.
- Вот посмотри на Усмана, - мягко произнес Азиз, разглядывая цепочку с простым крестиком на груди Белова. - Путь к истинной вере открыт для всех. Аллах велик и справедлив. Даже если последний грешник раскается и примет Аллаха в сердце, его ждет прощение. Аллах простит его!
Белов постарался выразить взглядом свою готовность сотрудничать с Аллахом и его представителями на земле.
- Я же вижу, - продолжал Азиз, - ты настоящий мужчина. И все сделаешь, чтобы обезопасить свою семью. Ведь так, Белов?
- Конечно, сделаю! - заверил его Саша: он был не в таком положении, чтобы спорить с этими садистами. Тем более, что это была правда.
Упоминания в семье он ждал: многие борцы за справедливость, выбравшие себе веру в бога в качестве все объясняющей теории, обожают шантаж. Их любимая идеологическая каша вместо масла заправлена кровью и страхом.
- Ты действительно готов сотрудничать с нами? - требовательно спросил Азиз.
- Еще бы! - поспешил заверить его Белов. - Да я всю жизнь об этом мечта...
Усман, сообразивший, что Саша издевается над ними, неожиданно и резко ударил его ногой по губам, не дав договорить:
- Подожди, не горячись так, - успокоил его его Азиз. - Истинный мусульманин должен избегать насилия. Мы должны дать ему шанс. Я думаю, ты, Белов, любишь своего сына, так или не так?
- Конечно люблю! - охотно подтвердил Саша, изо всех сил демонстрируя простодушие. - Но он-то тут при чем?
- Понимаешь, если ты попытаешься, только попытаешься нас обмануть или предать... - многозначительно сказал Азиз, - будет плохо и твоей жене, и сыну. По жене, мы знаем, ты особенно тосковать не станешь. Но сын-то тебе не безразличен, так?
"Сволочь Кабан, все им доложил", - понял Белов и пожалел, что несколько раз оставлял этого подонка в живых, когда имел возможность отправить его на тот'свет. Все-таки даже гуманизм должен иметь разумные пределы. Но вот такой уж был дар у Кабана - вызывать омерзение и жалость одновременно.
- Что же ты молчишь? - вкрадчиво спросил Азиз. - Тебе не дорог твой сын?
- Да дорог, дорог, - подтвердил Белов. - Чего вы все пугаете-то? Есть дело? Выкладывайте. Или просто так базар, ради понтов?
Азиз снисходительно улыбнулся:
- Наконец-то я слышу настоящий русский язык. Никаких понтов. Мы хотим, чтобы ты, -. Азиз сжал кулак и отогнул мизинец, - передал нашему другу Кабану все свои контакты по доставке в Европу наркотиков. Еще, - он отогнул безымянный палец с роскошным рубиновым перстнем, - ты должен отдать ему весь свой бизнес. Счета, фирмы, имущество. Сделаешь это - твой сын будет жить. Нет - умрет. И учти, назад дороги у тебя нет. Вот, полюбуйся на себя!
Азиза достал из кармана пачку фотографий: Белов перегружает мешки с сахаром из "мерса" в "зилок"; Белов в кабине ЗИЛа с Земфирой; Белов в окружении боевиков в лесу.
- Все эти снимки давно уже в ФСБ, и его сотрудники просто жаждут с тобой побеседовать. Твоя причастность к терактам у них не вызовет ни малейшего сомнения. Русский бандит, продавшийся чеченским террористам - вот кто ты отныне в глазах своей Родины. Только мы, ваххабиты, можем дать тебе возможность выжить. И если ты будешь сотрудничать с нами честно, мы тебя спасем. У теб^ будет все: документы, деньги и убежище. Hajlia власть велика, ты заметил? Практически, вся Россия уже живет по нашей воле, - Азиз воздел руки к потолку камеры. - Мы хотели, чтобы русские заманили чеченцев в Дагестан, и они их туда заманили! Мы хотели, чтобы Дасаева отпустили из Дагестана назад, в Чечню, и его отпустили! Мы хотим, чтобы русские бомбили Чечню, поставляя для нас новых солдат, и вы бомбите. Мы хотим, чтобы русские верили, что все у вас грязно и продажно, и вы - верите, твердите об этом друг другу день и ночь! Мы хотим, чтобы русские посылали в Чечню необстрелянных, необученных, голодных солдат, и вы шлете молокососов под наши пули и фугасы. Вы их шлете и шлете. Вы даже не понимаете, что компрометируете себя в глазах европейцев! И поэтому Европа поможет нам уничтожить Россию, а потом мы уничтожим Европу. Ты видишь? У тебя теперь есть шанс перейти на сторону победителей!
- Уважаемый Азиз, гх-м, - многозначительно откашлялся Усман, - ты можешь опоздать.
До взрывов осталось мало времени, а на въезде в Москву пробки бывают в любое время. Да и менты могут пристать, надо выезжать. .Нам еще нужно отгрузить пару лишних мешков...
- Хорошо. Я надеюсь, ты все понял, Белов? Тебе некуда деваться. Только мы можем спасти тебя от ФСБ. Только служа нам, ты спасешь жизнь своему сыну. А чтобы ты не питал иллюзий... Усман сейчас покажет тебе, как мы "благодарим" тех, кто осмелился идти против нашей воли.
Азиз что-то буркнул Усману по-арабски, показал на молчавшего Нагоева и вышел из камеры.
Усман довольно улыбнулся, подошел к сидевшему у стены карачаловцу.
- Ты знаешь, кто это? - показывая на него пальцем, спросил Усман Белова. - Это преда-тель, он продался русским. Он предал интересы ислама, забыл гордость и пошел в услужение федералам. И сейчас ты увидишь, как мы умеем скрасить таким подонкам последние часы жизни! Но вначале он расскажет нам, где спрятал жену и дочь! И когда он уже будет корчиться в аду, мы устроим им ад здесь, на земле. Что ты молчишь, Тимур?
Белов многое повидал в жизни и был уверен, то ни поразить, ни удивить его человеческой мерзостью уже невозможно. Он ошибался.
Усман с таким садистским наслаждением пытал извивавшегося, сходившего с ума от боли Нагоева, что Саша засомневался в психической нормальности этого новообращенного исламиста.
Это все-таки неестественное сочетание - украинец-мусульманин! Уникум, можно сказать!
Но Нагоев так и не сказал, где спрятал семью, хотя Усман резал его скальпелем по живому и выбил молотком все зубы. Когда Тимур понял, что боль от пыток сильнее его воли, он откусил себе язык и захлебнулся собственной кровью.
Усмана это очень, просто несказанно расстроило. Ему было все,равно, где находятся родные ка- рачаловца. Он наслаждался самой возможностью мучить, унижать, издеваться над человеком, заставляя его предавать самое святое. И если этого не удавалось добиться, то, разумеется, удовольствия от пытки он получал гораздо меньше. Но ведь все равно получал!
Правда, на этот раз неудачу компенсировало то, как вынужденный присутствовать при истязаниях Белов реагировал на страдания Нагоева. Сашу трясло от сознания собственного бессилия, при каждом крике Тимура он сжимал кулаки и напрягался, пытаясь разорвать веревку на руках. И эти безуспешные, бессмысленные попытки были для Усмана чем-то вроде приправы к изысканному блюду.
Азиз прекрасно знал о том, что происходит в подвале, но старался об этом не думать. Садистские наклонности Усмана, его любовь к кровавым утехам были ему неприятны, даже отвратительны. Однако такие люди, к сожалению, иногда бывают нужны и полезны. Сначала нужно построить веру на страхе и крови, это фундамент, а потом возводить на нем здание нового общества любви и добра. Идет скрытая, тайная война между правой и неправой верой, и тут не до сантиментов. На войне как на войне!
Однако сам он кровавых игр не переносил, и участвовать в них брезговал. Он же не псих, как этот садист Усман. Одно дело припугнуть ненадежного сторонника расправой, и совсем иное самому, своими руками резать и рвать еще живого человека на куски. Б-р-р-р!
Кроме того, есть дела и поважнее. Нужно осмотреть точки закладки взрывчатки, проверить, все ли предусмотрено. В любом деле могут быть непредвиденные случайности. Профессионал тем и отличается от непрофессионала, что сводит риск возникновения накладок к минимуму...

XXXIV
Любимое антикварное трюмо, разбитое Кабаном, Надежде удалось восстановить с большими издержками. Мастер взял за реставрацию пятьсот долларов - все-таки антиквариат начала девятнадцатого века! Но самое главное, она отдала за работу последние свои деньги и осталась без средств к существованию. О починке остальной мебели в обозримом будущем нечего и думать, не говоря уже о ремонте квартиры. Как Мамай прошел, ей-богу.
Но, с другой стороны, без этого трюмо она себе жизни просто не представляла, хотя это был подарок нелюбимого мужа на ее именины.
"Какая скотина этот Кабан... - думала она, рассматривая в зеркале свое отражение. - Никогда ему этого не прощу..."
Она поправила халат на груди и нежно провела кончиком пальца по своему идеальному лобику - парапина, память о последнем посещении Кабана, зажила, слава богу, без следа.
И что он взялся ее донимать своими дурацкими звонками? Неужели не ясно, что они - не пара? В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань! А уж кабана тем более.
Самое обидное, что, в свою очередь, актер Младогаров, которого Кабан зверски избил на лестничной клетке после ее... ну, после этого... совершенно не желает с ней общаться. Да и черт с ним, на нем ведь свет клином не сошелся?
Из этих печальных размышлений Надежду вырвал требовательный звонок в дверь. Опять Кабан? Не похоже. Время не его, сейчас файв-о- клок, а он обычно появляется дома ближе к ночи, и тут же начинает ей названивать, а последнее время вообще куда-то пропал!
Надежда на цыпочках подкралась к входной двери и посмотрела в глазок. В центре искаженного линзой пространства лестничной клетки она увидела овальное носатое лицо, завершенное милицейской фуражкой.
Словно в подтверждение легитимности этой картинки, из-за двери донесся вполне соответствующий ей грубоватый голос:
- Откройте, милиция!
"Надеюсь, это опять изнасилование?" - усмехнулась про себя себя Холмогорова, распахивая дверь.
На пороге стоял обычный милиционер в обычной потрепанной форме с обычным лицом армейско-ментовского типа. Единственное, что отличало его от остальных представителей племени служивых людей, была огромная, лучше сказать, гигантская, циклопических размеров корзина роскошно оформленных красных роз, стоявшая у его ног. Композиция потрясающая, сразу видно, мастер-флорист постарался. Японцы отдыхают со своим икебанством!
- Здравствуйте, я ваш участковый, лейтенант Химичев, - вежливо сказал он, коротко приложив правую ладонь к виску. - Не волнуйтесь, все в порядке. Ваш сосед, гражданин Кабанов Р. Г., поручил мне передать вам, уважаемая Надежда Федоровна, эти... как их, самые... - Химичев заглянул в бумажку, которую держал в левой руке, - скромные цветы в знак благодарности, доставленной ему... - он снова сверился с текстом, - вашей красотой...
Холмогорова была просто потрясена: ей в жизни никто не дарил таких божественных цветов да еще в таком количестве. Текст сопроводительной записки, правда, несколько двусмыслен, да и стиль хромает, но все равно - приятно! И так неожиданно!
- Будьте добры, лейтенант, занесите цветы в комнату, - сказала она, но, спохватившись, что участковый может увидеть следы учиненного дарителем погрома, поправилась: - Лучше поставьте здесь, в коридоре...
- Надежда Федоровна, позвольте я... Мне можно это сделать? - откуда-то сбоку от лейте-нанта Химичева выскочил розовый от смущенья Кабан.
Он так умоляюще-трепетно взирал на свою прекрасную соседку, что у Надежды дрогнуло сердце, и она разрешила ему войти. Тем более, что он для такого торжественного случая облачился в очень дорогой черный двубортный костюм и нацепил несусветно яркий винилово-оранжевый галстук.
Галстук на нем смотрелся, как на корове седло. И она поняла, сообразила, почувствовала, что это для всегда неряшливо одетого Кабана - настоящий подвиг, сравнимый с деяниями Геракла.
- Лейтенант, свободен, - сказал Кабан краем рта уже совсем другим тоном, шагнул в квартиру и живенько захлопнул дверь перед носом у милиционера...
Оставшись наедине, и Кабан, и Надежда Федоровна почувствовали некоторое смущение. Холмогорова, в общем-то, не горела желанием приглашать проштрафившегося соседа в комнаты. Напротив, у нее появилось острое желание выставить его обратно за дверь. Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
Наконец Кабан все так же молча достал из кармана пиджака ключи от машины и протянул их, держа в щепоти за кончик цепочки, соседке. Надежда удивленно смотрела, как они покачиваются в воздухе у нее под носом вместе с небольшой фигуркой Приапа, античного божка с торчащим, как нос у Буратино, фаллосом.
- Что это?! - гневно спросила Холмогорова, показывая тонким, детским пальчиком на связку ключей.
- "Шкода" - виноватым голосом объяснил Кабан, и видя, что соседка не врубается, доба-вил: - Это вам, Надежда Федоровна, машина в подарок. От всего сердца-
Холмогорова, конечно, не раз видела на стоянке во дворе дома кабановскую "шкоду" цвета го-
лубой металлик. Машина почти новая, можно сказать, неношенная. Глупо было бы отказываться... А Кабанчик-то, кажется, парниша при деньгах. Об этой стороне его примитивной натуры она как-то не задумывалась. И, как видно, зря.
- Вы не думайте, Надежда Федоровна, машина чистая, - запнулся Кабан и счел нужным добавить, - в смысле, по документам чистая. Не волнуйтесь, катайтесь на здоровье.
- Ну, ладно, - сказала Холмогорова тем же тоном, каким Кабан говорил с лейтенантом Хи- мичевым, и величественным наклоном головы позволила положить Приапа на свою ладонь. - Возьми корзину и отнеси в гостиную...
Когда Кабан резво поцокал копытами в комнату, исполняя ее приказание, Надежда Федоровна подумала: "А ведь он, в принципе, не безнадежен. Только ему рука нужна..."
Она чуть-чуть ослабила пояс и слегка распахнула халат, чтобы белый треугольничек кожи в вырезе на груди выглядел как можно аппетитней...
Валентина Степановна отчаялась уговорить Холмогорова остаться у них погостить хоть пару дней. По ее мнению, он самым благотворным образом воздействовал на ее супруга, который становился после общения с ним более спокойным и уравновешенным, несмотря на все их идеологические споры.
Но Юрий Ростиславович решил для себя окончательно и бесповоротно, что лучше бомжевать, чем подвергать себя этим аудиальным истязаниям! Говорят, что есть такая пытка под названием "музыкальная шкатулка". Закрывают человека в камере, включают мелодию из нескольких повторяющихся тактов. Они звучат нон-стоп и через неделю-другую человек гарантированно сходит с ума - уноси готовенького! Все, с него хватит, ноги его больше здесь не будет!
Холмогоров тепло попрощался с Пчелкиными, оделся потеплее - на нем был осенний черный плащ на подстежке и черная же шляпа с широкими полями, - и вышел на лестничную клетку.
- Юрий Ростиславович, ну куда вы на ночь глядя, - крикнула ему вслед сердобольная Валентина Степановна. - Вернитесь!
Но Холмогоров уже спускался по лестнице, опираясь на свою любимую трость. Как только дверь квартиры Пчелкиных закрылась, его охватила блаженная тишина. То есть, конечно, телевизор Павла Викторовича надрывался по-прежнему, но в подъезде было относительно тихо. Чувство было такое, будто умолк грохот не смолкавших сто лет подряд отбойных молотков!
Он вышел из подъезда, и пошел вдоль дома Пчелкиных, постукивая тростью. Возле продмага, размещавшегося на первом этаже и в подвале здания, стоял "зилок". Двое грузчиков вытаскивали из подвала тяжелые мешки и грузили их в машину Возле кабины курил высокий черноусый кавказец с портфелем, по виду экспедитор или товаровед...
- Таскать вам не перетаскать, молодой человек, - пошутил академик, видевший пару дней назад, как эти же грузчики затаскивали мешки в подвал.
- Это лишние, - ответил кавказец странной фразой и почему-то с украинским акцентом, - столько не понадобится.
Но Холмогоров уже его не слушал. Стуча тростью, он подошел к мемориальной доске, висевшей на стене дома. Холифгоров остановился и, подслеповато щурясь, прочитал текст. Из надписи на доске следовало, что разведчик Авраам Яковлевич Гуриевич, в честь которого названа эта улица, геройски погиб в сорок первом в тылу фашистов под Москвой...
В гостиной Пчелкиных по-прежнему орал телевизор - передавали последние известия. Правоохранительные органы в лице лучших сыщиков МУРа одержали очередную крупную победу.
В результате операций "Перехват" и "Сирена" наконец-то были найдены костюмы опального генерального прокурора Шкуратова! Бывшего генерального прокурора!
"Остались сущие пустяки, - раздраженно подумал Павел Викторович, - доказать, что эти шмотки куплены за счет государства, и с коррупцией в России будет покончено насегда!"
Пчелкин вздохнул и переключился на другой канал, чтобы не расстраиваться. Уж лучше смотреть мыльную оперу, чем этот отечественный документальный сериал о прокурорах и проститутках...
Старый потрепанный "шевроле", на котором Азиз и Юсуф добрались до улицы Гуриевича, почему-то вызвал подозрения у милицейского патруля на въезде в Москву. Менты проверили у обоих документы, в том числе на машину. Бумаги оказались в полном порядке: чтобы не тратить попусту время на объяснения с представителями власти, Юсуф, сидевший за рулем машины, заранее вложил в них зеленую купюру. Их пропустили без задержки.
Весь день они мотались по Москве, а ближе к ночи Азиз велел отвезти себя на Гуриевича. Он не мог отказать себе в удовольствии увидеть своими глазами запланированный взрыв. Столько сил, денег и времени вложено в его подготовку. Будет о чем детям рассказывать!
Давно уже стемнело, но улица Гуриевича была залита ярким оранжевым светом фонарей. Юсуф остановил "шевроле" в переулке напротив подготовленного к взрыву жилого дома. Он вышел из машины, достал из багажника видеокамеру и привернул ее к дверце машины специальным кронштейном. Теперь камера смотрела точно на середину дома. Именно там, вернее, в подвале по центру фасада, была заложена взрывчатка.
Азиз представил себе несущие опоры здания, обложенные мешками с гексогеном. А вдруг расчеты неверны и вместо эффектного взрыва получится пшик? Нет, это невозможно, слишком большой заряд. "Сахарку" они не пожалели!
Азиз устроился поудобнее, посмотрел сначала на часы, а потом на Юсуфа. Тот понял его без слов, повернулся и достал из лежавшей на заднем сиденье сумки небольшое электронное устройство, похожее на мобильный телефон. В его память была заложена комбинация цифр, активирующая взрывное устройство в подвале дома.
Взяв в руки эту маленькую машинку смерти, Азиз почувствовал, что его сердце начинает учащенно биться. Больше всего в жизни он любил эти последние минуты перед терактом, когда тебя переполняет ощущение собственного всесилия, когда ты становишься, как Бог, хозяином человеческих жизней. В твоей власти оборвать их, или разрешить этим ничего не подозревающим букашкам пожить еще немного.
Есть, есть в картине взрывов и прочих катастроф нечто завораживающее. Недаром американские блокбастеры с взрывами и катаклизмами так жадно смотрят во всем мире. Люди готовы платить большие деньги, чтобы видеть хаос разрушения, чужую боль и страдания.
И скорее всего в этот самый миг многие из обреченных на смерть жильцов дома за этими окнами сидят перед экранами телевизоров и любуются взрывами в голливудских боевиках вроде "Кинг-Конга" или "Дня Независимости".
Азиз тоже в свое время с интересом смотрел такие фильмы, хотя это и грех. Истинный мусульманин не должен касаться, даже взглядом, ничего американского! Ну, может, кроме оружия.
Но сейчас ему эти фильмы кажутся смешными и наивными. Он давно понял, что все эти спецэффекты в кино то же самое, что любовь с презервативом. Это все не то!
Теперь ему больше нравилось наблюдать катастрофы в реальном времени. И самое главное - самому подготавливать и осуществлять эти реалити-шоу, как говорят американцы. Это и есть настоящий кайф, не нужно никаких наркотиков! Азиз улыбнулся и нажал на кнопку. Сначала взрыв произошел внутри него - в результате выброса адреналина в кровь.
Одновременно раздался громкий хлопок, приглушенный стенами подвала, потом погасла мозаика окон и послышался грохот падающих стен и перекрытий. Тут же сработали системы автосигнализации в стоявших на улице машинах. Они первыми забили тревогу, разрывая ночной воздух своими отчаянными криками о помощи.
"Шевроле" тоже подкинула взрывная волна. В соседних зданиях повылетали стекла. Из разбитых окон высовывались испуганные жильцы, они жестикулировали, показывали руками на взорванное здание.
Середина дома исчезла, теперь на ее месте клубилась гигантская туча пыли, подсвеченная оранжевыми фонарями уличного освещения. Крайние подъезды чудом уцелели и выглядели изнутри как разломленные гигантской рукой соты. Спустя минуту загорелся газ из разорванных обвалом труб, клубы пыли и уходившего в небо дыма стали еще эффектнее...
"Отлично, - подумал Азиз, - на пленке все это будет выглядеть еще более убедительно. Ке- малю должно понравиться..."
Азиз был счастлив: это было что-то вроде оргазма.
Павел Викторфич, включив звук на полную мощность, сидел в кресле перед телевизором и смотрел "Дежурную часть". Па экране вокруг изуродованного в аварии "мерседеса" мелькали гаишники и медики "Скорой помощи". Как раз из салона извлекли безвольное тело пострадавшего и положили на носилки.
- Чтоб вам всем провалиться, - только и успел сказать Пчелкин, имея ввидз' новых русских.
Вдруг дом содрогнулся. Пол накренился, словно палуба, стены сместились по отношению друг к другу. Паркетины со скрипом начали выламываться из пола и подпрыгивать, как живые. Все это происходило одновременно и очень, очень быстро, так что Павел Викторович даже не успел понять, в чем дело. Но у него сработал инстинкт фронтового разведчика.
В сорок пятом ему было двадцать, однако он успел полтора года повоевать и хлебнул фронтового лиха. Теперь Пчелкин даже забыл о своем преклонном возрасте и метнулся к двери коридора, почти как спринтер, но пол стал уходить у него из-под ног, словно ледяная горка. Под ним уже была пропасть. Он повис на пороге коридора, пытаясь пальцами, ногтями задержать сползание вниз, в разверзшийся под ногами ад.
Последнее, что он успел запомнить, был крик Валентины Степановны. Она с неожиданной силой схватила его за ремень и ворот рубашки, отступая назад, втянула в коридор. Сердце у него сжалось, будто кто-то крепко-крепко стиснул его в кулаке, стало нестерпимо больно, и он потерял сознание...
Когда Пчелкин открыл глаза, он лежал на спине под косо висевшей панельной плитой. Боль отпустила. Рядом с ним на полу сидела Валентина Степановна и молча плакала. Ни-когда еще она не казалась ему такой старой, такой маленькой, ссохшейся, жалкой и несчаст-ной, даже когда они хоронили единственного сына. А ведь она была намного младше его! Когда живешь рядом с кем-то, изменений не замечаешь.
Эх, Витька, Витька... Павлу Викторовичу стало страшно обидно. И зачем это Бог, если все-таки он есть, сохранил им жизнь, а сына лишил? Лучше бы наоборот сделал... Да и нет никакого Бога, иначе он не допустил бы всех этих безобразий...
Дыхнув жаром, внизу взорвался газ, и руины осели, как карточный домик, заглушив последний крик стариков.
Они погибли все, все жильцы дома. Праведники и грешники. Умные и глупые. Любящие и ненавидящие. Их уже нет. Их жизни оборвались.
Они уже ничего не исправят, никого не осудят, не попросят прощения у живых...

XXXVII
Белов пролежал всю ночь на мокром от крови полу. Было очень холодно - на нем была одна порванная в нескольких местах рубашка и джинсы. Уходя, Усман пообешал ему, что с ним будет то же самое, что с Нагоевым, если он не наберется за ночь ума и не станет сотрудничать с ними.
Рук он ему не развязал. К утру они затекли так, что Саша перестал чувствовать пальцы и слегка запаниковал. Так и до гангрены недалеко. Он лежал у стены, там, где пол был посуше. Сейчас на нем была хорошо видна кровавая дорожка - след, оставшийся после того, как тело Нагоева выволокли из камеры Адам и Юсуф.
Стены камеры были шероховатые, и о них можно было бы перетереть веревку, но, как назло, на них не было ни единого выступа. Он осмотрел забытую Усманом канистру. Она тоже не годилась для этой цели. Окна в помещении не было, освещалось оно лампочкой в смотированном на стене плафоне. Больше всего Белову понравилось то, что проводка была наружной. Провод был резиновый, довольно длинный и толстый. Если оторвать его от стены, метра три длиной. Вот только что это даст, как этим воспользоваться?
Его размышления прервал скрип открывающегося "иудиного глаза".
- Саш, ты как? - услышал он голос Земфиры.
- Твоими молитвами! Долго парня били длинными ногами, а потом решили замочить, - изображая бодрячка, пропел Белов на мотив "Мурки", хотя ему было не до шуток.
- Подожди, я тебе сейчас поесть принесу, - крикнула Земфира, и он услышал стук удаляющихся шагов.
Минуты через '(ри дверь камеры открылась. Земфира принесла*- собой хозяйственную сумку с едой и пачку газет, чтобы постелить на полу, покрытом коркой засохшей крови. Саша, прислонившись спиной к стене, молча смотрел на эти приготовления. На этот раз его работодательница была в черной юбке до пят, такого же цвета кофте с длинными рукавами и кремовом платке, полностью закрывающем волосы. Когда она закончила приготовления, Саша даже не пошевелился.
- Ты что, не будешь есть? - удивленно спросила девушка. - Поешь, тебе нужно восстановить силы! Они тебе понадобятся!
Белов скептически усмехнулся, поднял на уровень лица посиневшие руки с распухшими, как сардельки, пальцами. Земфира ахнула и сочувственно посмотрела на Сашу. Она достала из сумки обыкновенный столовый нож и попыталась перерезать веревки на Сашиных запястьях. Не сразу, но это ей удалось.
Он принялся изо всех тереть ладонь об ладонь, но все равно их не чувствовал. Как будто не его руки. Тогда Земфира ему стала помогать: массировать запястья, разглаживать фаланги пальцев. С минимальным результатом. Даже после этого все его попытки взять кусок хлеба или поднести ко рту стакан с водой ни к чему не привели. Девушка была вынуждена его кормить с руки, как ребенка. Сердце у нее разрывалось от жалости!
Из разговора с Азизом она знала, что после взрыва в интернате он собирается убрать Белова независимо от того, скажет он им, где кейс, или передаст им свои контакты и счета в банке. Речь шла об элементарном соблюдении правил конспирации. А это технология, которую должен соблюдать каждый человек, ставший на путь террора. Но она была уверена, что все закончится хорошо.
- Саша, - попросила она умоляюще, - ну что тебе стоит, скажи им все, что они хотят. Я что-ни- будь придумаю, уговорю их тебя отпустить, честное слово,
Белов посмотрел на нее, как на дурочку. Неужели она думает, что она сама что-то значит для этих гуманистов в зеленых повязках? Странно все-таки, что исламисты и экологи из движения "зеленых", выступают под одним цветом. У них даже цель в известном смысле одна - Green peace. Нет, все таки это разные смыслы. "Зеленые" не убивают, а спасают все живое!
И он так ей ничего и не ответил. Земфира поняла по выражению его лица, что разговор окончен. По щекам ее покатились слезинки, которые она и не думала вытирать. Всхлипывая по-детски, она собрала остатки еды в сумку и, все так же плача, выбежала камеры.
Как только дверь за ней с грохотом захлопнулась, Саша встал со своего места у стены, растер руки и, когда кровообращение восстановилось, принялся просматривать разбросанные по полу газеты.
Первого января двухтысячного года все компьютеры планеты выйдут из {'трои. Весь деловой мир погрузится в электронный хаос...
В Арском районе Татарстана некоторые хозяйства оплату за капусту получают фальшивыми долларами...
Руководство телепередачи "Куклы" продает отработавшую свое резиновую копию Гаранта конституции... Стартовая цена 4600 долларов...
Рубль за закорючку на подписном листе - много это или мало?
Величайшее открытие господина Жириновского: идеальный президент России - это Иван Грозный, Пиночет и Бисмарк в одном лице!
Взрывы на Каширке и улице Гуриевича унесли сотни человеческих жизней!
Вот черт! Саша вскочил и заметался по камере. Потом в ярости стал гонять ногами по полу газетные листы. Где-то там гибнут люди, а он ничего не может сделать! Даже позвонить не может Введенскому или Шмидту, чтобы предупредить о возможном взрыве в каком-то интернате под Москвой.
Стоп! Что толку в этом самобичевании, метаниях и терзаниях? Надо действовать, надо вырваться отсюда любой ценой, даже ценой жизни Земфиры. Стоит ли ее жизнь слезы ребенка, вот в чем вопрос?
Саша подошел к лампе на стене. Такие обычно вешают в гаражах и служебных помещениях...
Генералу Хохлову давно не было так - до слез - стыдно! Быть может, с самого детства, когда мать выпорола его в последний раз за какое-то мелкое вранье.
Когда ему позвонили из Кремля и сообщили, что его хочет видеть премьер Батин, Андрей Анатольевич предполагал, что разговор пойдет о взрывах жилых домов и что будет он, этот разговор, более чем неприятным для него, но чтобы настолько!..
Парадокс заключался в том, что глава правительства вел себя по отношению к нему более чем деликатно, можно сказать, щадяще. Он не стал его отчитывать публично на недавнем собрании силовиков в Кремле, посвященном терактам, где досталось всем сестрам по серьгам, вернее, по ушам.
Нет, он вызвал пожилого, заслуженного генерала к себе на ковер и вот уже полчаса давил ему на психику своим благородством. Андрей Анатольевич высказал все что мог в защиту и свою, и своего отдела, и был вынужден начать повторяться.
Он представил показания свидетелей. Показал случайную видеозапись, раздобытую Воскобой- никовым, на которой Азиз был запечатлен на улице Гуриевича примерно в то же время, когда произошел взрыв. Плюс показал расшифровку скачанной из Интернета записи взрыва на той же улице, отправленной на электронный адрес известного турецкого экстремиста Кемаля с неустановленного компьютера.
Но у него не былр ответа на самый главный вопрос: где находится' база террористов, и каков состав ударной группы...
Наконец Батину надоело наблюдать за мучениями генерала. Он встал из-за небольшого стола, за которым они оба сидели, прошелся по кабинету и остановился у большого парадного портрета Петра Первого, украшавшего противоположную от окна стену.
- А знаете, Анатолий Андреевич, - повернулся премьер к Хохлову с благожелательной улыбкой, - Петр Алексеевич, государь наш-батюшка, был чрезвычайно остроумный человек, хоть и тиран. Так вот, к концу царствования его государственная программа чрезвычайно упростилась, можно сказать, донельзя. "Бог и тайная полиция, вот все, что нужно России", - сказал он. А, каково? - Батин посмотрел в глаза генералу, как бы приглашая разделить его восхищение царем-революционером.
Хохлов молча кивнул, плохо понимая, куда клонит его вчерашний шеф. Батин продолжал:
- Мне понятны ваши трудности. Внедрить своего человека в глубоко законспирированную сетку террористов за такой короткий срок просто невозможно. На это нужно время, как и на разработку самих участников террористических формирований. Но ведь мы с вами знаем общие принципы функционирования глубоко законспириро-ванных ячеек. Давайте прикинем, где на их месте мы с вами организовали бы лежку?
У Хохлова был готов ответ на это вопрос, поскольку он и сам об этом думал не переставая.
- В любом случае, не в Москве, - сказал генерал более чем уверенно. - Здесь у наших силовых структур все схвачено. Здесь террористы могут собираться на конспиративной квартире перед акцией. Но милиция постоянно шерстит приезжих, соседи и участковые бдят, если появляются подозрительные личности. Ведь о лжекоммерсантах на Гуриевича поступали сообщения жильцов дома в милицию, только там никто не среагировал. Так что скорее всего они расположились недалеко от Москвы, в радиусе двадцати-тридцати километров от МКАД. Полагаю, это направление на Петербург или Дмитров.
- Почему вы так думаете? - заинтересовался премьер.
- Потому что взрывы происходят на юге города. Вряд ли они станут гадить там, где живут.
Ему в голову пришла известная поговорка, озвучить которую он не решился из чувства субординации: не греби, где живешь, не живи, где гребешь. Но Батин вдруг улыбнулся и, нимало не стесняясь, с милой улыбкой процитировал ее вслух.
- Согласен с вами, - продолжал он, как ни в чем ни бывало.- Кроме того, это должен быть населенный пункт с хорошей коммуникационной структурой: автобусное сообщение, автодорога, электричка в одном флаконе. Я думаю, на указанном вами направлении не больше четырех-пяти точек полностью отвечают предъявляемым требованиям. Бы вот что, отрабатывайте эту версию и держите меня в курсе. Можете звонить в любое время, я предупрежу секретарей. Да, и размножьте портрет Азиза, пусть милиция поработает с ним.
Батин протянул руку генералу, давая понять, что аудиенция закончена. Когда потный, как после сорока километров марафона, Хохлов выходил из кабинета, премьер еле заметно усмехнулся ему в спину: теперь он будет рыть землю обоими копытами, авось что-нибудь и нароет...

XXXVIII
Усман спускался в подвал, где размешался Белов, в самом отличном расположении духа. Одна мысль, что сейчас он замочит этого так им напакостившего москаля, поднимала тонус до небесных высот. Нет, Белов умрет не сразу, а не торопясь, с толком, с расстановкой, хорошенько помучившись. Он это честно заслужил. А перед смертью ему еще предстоит исполнить арию варяжского гостя. Пусть расскажет, где находится его пещера с алмазами, и как она открывается. Алладин хренов!
Он представил себе, как Белов ползает перед ним на коленях и умоляет сохранить ему жизнь. А он, Усман, отрезает ему по очереди сначала каждую фалангу пальцев, потом кисти рук, а уж под конец аккуратненько, по микрону в секунду, вонзает скальпель ему в горло в районе сонной артерии...
Но стоило Усману открыть дверь в камеру, как сработал инстинкт самосохранения. Он даже успел запаниковать! Что-то здесь не то! В камере темно, нет света! И в то же мгновение ему показалось, что у него во рту взорвался конец раскаленного железного прута, а перед глазами закружились искры электросварки. Он почувствовал от-вратительный запах горелого мяса. И последнее, что ему запомнилось в жизни, это удар затылком о бетонный пол...
Белов осторожно положил на пол электропровод с оголенными концами, сделал шаг вперед и огляделся. Он оказался в такой же по размерам бетонной камере, как та, в которой он был заперт, с той лишь разницей, что эта была залита ярким электрическим светом.
В стене слева бь?ла металлическая дверь, подобная той, из которой он только что вышел. Когда он тихонько толкнул ее вперед, петли заскрипели, но не очень громко. Наверх вела узкая деревянная лестница. Белов вернулся к Усману и обыскал его.
У него не оказалось серьезного оружия, только скальпель в длинном кожаном футляре. Белов вернулся в свою камеру, на ощупь в полутьме слегка надрезал толстый обрезиненный провод у основания и сильным рывком выдернул его из стены. Вышло метра два с половиной, даже ближе к трем. Саша сделал на конце шнура небольшую петлю, а потом продел в нее другой конец провода. Получилось что-то вроде лассо.
Пока лассо и скальпель - вот все, чем он располагает. Не густо. Маловато для начала! Футляр полетел на труп Усмана. Садисту садисткая смерть, но у Белова было тяжело на душе. Ведь он зарекался творить насилие, а теперь ему снова приходится убивать...
Деревянная лестница предательски скрипела, когда Саша поднимался по ней наверх. Поэтому он двигался с величайшей осторожностью, стараясь шуметь как можно меньше. Лестница вела непосредственно в помещение на первом этаже. Он видел над собой его высокий деревянный потолок и уходящую по диагонали вверх деревянную лестницу. Когда его глаза оказались на уровне пола, он остановился, чтобы оценить обстановку.
Как он и предполагал, его не ждали. В большой комнате, занимавшей весь первый этаж особняка и, повидимому, служившей гостиной, мебели не было вообще. Сколько этажей было в доме, и сколько всего в нем могло быть террористов, Белов просто не знал. Но не меньше трех-четы- рех, по его подсчетам.
На ковре у окна, расположенного как раз напротив выхода из подвала, боком к нему сидели по-турецки Юсуф и Адам. Они, лениво перебрасываясь словами на непонятном языке, чистили ветошью оружие. Перед ними на большом листе картона лежали поблескивающие сталью детали автоматов.
Чтобы хорошо выполнить задачу, нужны всего две вещи: план действий и минимум времени. Времени действительно не было. А план? Что план? Надо ввязаться в бой, а там видно будет.
Саша взял скальпель в правую руку, в левой зажал моток провода и спокойно, не таясь, как хозяин дома, направился к боевикам...
Юсуф повернул голову на звук шагов, увидел приближающегося Сашу. От неожиданности он выронил деталь автомата, которую держал в руках, и оцепенел. Зато на звук падения затвора среагировал Адам. По выражению лица напарника он понял, что случилось нечто из ряда вон выходящее, что им грозит опасность.
В руке у него мгновенно, как у фокусника, будто из воздуха, возник пистолет. Он вскочил и, широко расставив ноги* повернулся лицом к нападавшему.
Прежде чем тот успел нажать на спусковой крючок, Саша из-за уха резким движением метнул в него скальпель. Тонкая полоска металла, мелькнув в воздухе, как блесна, впилась Адаму в гортань сантиметром ниже подбородка. Он выронил из рук пистолет, схватился руками за горло и, рухнув на пол, хрипя, забился в предсмертных судорогах.
Юсуф с коротким криком бросился к лежавшему на полу пистолету, он даже успел поднять его и спустить курок, однако Саша, действуя резиновым шнуром как бичом, одним взмахом выбил оружие из лоснившейся от ружейного масла руки боевика. Прежде чем Юсуф опомнился, Белов сделал два шага вперед и резким ударом пятки в голову отправил его в нокаут. Грохот, с которым тот ударился спиной о деревянную стену, заставил Сашу поморщиться. Сейчас сюда сбегутся все, кто есть в доме!
Он бросил шнур, наклонился за пистолетом, но поднять его не успел:
- Саша, оставь все как есть, - попросила его Земфира дрожащим от волнения голосом. - И руки за голову подними, но очень медленно. Не делай резких движений, ладно?
Белов, не выпрямляясь, повернул голову и посмотрел на нее. Девушка, по-прежнему одетая во все черное, но с бежевым платком на плечах, стояла посреди комнаты, держа обеими руками, как это делают полицейские в американских фильмах, так хорошо знакомый ему пистолет. Единственный глаз "Стечкина" смотрел ему точно в лоб. По лестнице, находившейся за спиной у Земфи- ры, медленно спускался Азиз. Одной рукой он отвел в сторону полу черной кожаной куртки, а другой вытащил из-за пояса "беретту".
Саша медленно выпрямился и, выполняя команду, повернулся к ним лицом. Но одновременно сделал шаг назад и оказался на картоне с разложенными на нем деталями автоматов.
- Салам, ваххабиты, - сказал он, и одарил Земфиру самой солнечной из своих улыбок. - Хорошо, что вы появились, а то пришлось бы уйти по-английски, не прощаясь.
Пистолет в ее руке дрогнул. Никогда еще Саша не казался ей таким красивым, несмотря на разбитое лицо. Резинка, которой он скреплял волосы на затылке, давно потерялась, и густые волосы рассыпались у него по плечам, как у Владимира Ленского. И еще она подумала, что это не делает его женственным. Наоборот, он стал похож на древнего воина, кельта или славянина, возбужденного боем. Словно прочитав ее мысли, Саша несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул воздух, восстанавливая дыхание.
Земфира медленно опустила пистолет.
- Убей его, - приказал ей сзади Азиз. - Он не должен выйти отсюда живым, ты сама знаешь правила игры.
Девушка оглянулась назад, посмотрела на араба, потом снова на Сашу. На лице ее отразилась непередаваемая словами борьба чувств, но она нашла в себе силы снова поднять руку и направить пистолет на Сашу. По щекам ее покатились слезы, мешая прицелиться.
Он увидел, словно в замедленной съемке, как ее палец начинает плавно вдавливать спусковой крючок пистолета, и как она одновременно поворачивается в сторону своего шефа. Ее выстрел слился с выстрелом Азиза. В деревянной обшивке лестницы над головой араба появилось черная дырочка от пули.
В ту же секунду девушка с тихим стоном опустилась на пол, но второй раз нажать крючок Азиз не успел. Белов схватил за дуло лежавший у его ног разобранный автомат Калашникова и, словно метатель молота, запустил его остов с сторону террориста. Вращаясь, как бумеранг, тяжелый автомат угодил прикладом точно в лицо Азиза и от-бросил его назад, на ступени лестницы.
Белов бросился нему, по дороге по-футбольному отправив в угол пистолет Земфиры, но его предусмотрительность оказалась излишней. Когда Саша, схватив террориста за ноги, тащил его по ковру к застывшей на полу Земфире, тот даже не пикнул. Теперь они лежали валетом параллельно друг другу.
Она тяжело, с хрипом дышала. Лужица крови, образовавшаяся под ее правым плечом, быстро увеличивалась, несмотря на то, что ковер впитывал ее очень быстро.
- Все-таки ты не ушел по-английски, не прощаясь, - сказала Земфира с болезненной улыбкой и закашлялась. Из угла рта у нее потекла по щеке к уху тоненькая струйка крови. - Помнишь, как нам здорово было в грузовике? Хорошо, что я не дала- им тебя убить.
- А где этот интернат находится, который вы заминировали? - спросил Саша.
Он вдруг почувствовал боль в боку с той же стороны, что и у Земфиры, как будто у него вырезали без наркоза ребро. Белов видел такие ранения, когда служил на заставе, и понял, что девушка обречена: слишком много крови она потеряла.
Земфира так и не ответила на его вопрос, просто молча глядела на него снизу вверх, словно хотела его получше запомнить. Потом сказала:
- Мне так больно, Саша. Я сейчас умру, и мы с тобой никогда не увидимся. - Она положила руку на рану и попыталась зажать ее рукой. Пальцы тут же покраснели... - Я люблю тебя.
- Скажи, где интернат?- снова попросил он. - Там же дети!
- Это дети врагов, они вырастут и будут убивать правоверных.
Саша встал на колени рядом с ней, положил руку ей на лоб, холодный, как у покойника.
- Это бес в тебе говорит, а не ты, - сказал он печально. - Бесы заставляют людей убивать друг друга. А Бог у нас один, он велел плодиться и размножаться.
- Я беременна, - призналась Земфира и снова заплакала. - У нас будет ребенок.
Белову показалось, что это его, а не Азиза, ударили по голове прикладом "Калашникова". Он бросился к трупу Адама, чтобы взять скальпель, распороть одежду на Земфире, сделать что-ни- будь, чтобы дать ей хоть один шанс на спасение, на сохранение жизни.
Вынимая скальпель из раны на горле Адама, он заметил, что второй террорист пришел в себя и лежит с открытыми глазами. Белов метнулся в угол комнаты: он успел поднять "Стечкин" и пистолет Азиза, прежде чем тот смог подняться на ноги.
Белов сунул "беретту" за джинсы на спине, и угрожая "Стечкиным", заставил боевика перетащить тело Азиза по лестнице вниз, в подвал. Как только те оказались в помещении первой камеры, он тут же захлопнул дверь и задвинул засов.
Затем бегом, сломя голову вернулся к Земфире. Она была без сознания от потери крови. Разрезать острым скальпелем одежду было делом минуты. Саша разорвал ее платок на полосы и, как мог, перевязал рану. Бежевые полоски тут же набухли кровью...

XLI
В Жлобненском изоляторе временного содержания Сашу приняли чуть ли не как почетного гостя. Прокурор, узнав, что сотрудниками местной милиции задерган давно находившийся в розыске знаменитый Нубийца Белов, без лишних слов санкционировал арест - просто подмахнул ордер не глядя.
Поэтому когда опоздавший всего на полчаса майор Воскобойников попытался вырвать его из объятий местной Фемиды, у него возникли трудности, преодолеть которые не удалось даже генералу Хохлову с его связями. Делу уже был дан законный ход, и маховик машины правосудия медленно, но уверенно завертелся.
Сашу перевезли в Москву, в знаменитую тюрьму на улице Флотская Тишина. Едва Попав в длинный тюремный коридор, Белов ощутил характерный дух изолятора, набитого сотнями немытых тел. Изолятора, где в небольших вольерах одновременно спят, принимают пищу и отправляют естественные надобности пойманные Государством и посаженные в клетки люди. Это и был запах неволи, к которому ему теперь придется привыкнуть, и возможно, надолго с ним смириться.
Белов постарался с самого начала пребывания за решеткой настроить себя на философский лад, поэтому унизительный медосмотр и последовавший за ним шмон он преодолел со стоической улыбкой.
А когда тюремный парикмахер, ловко жонглируя машинкой для стрижки, в несколько приемов смахнул с его головы длинные волосы, Саша подумал, что в его жизни начался новый этап. Вообще-то стричь его не имели права, потому что он еще не был осужден, да и больно ему было, как будто мастер водил железкой по открытой, живой ране. Но спорить не стал - он понимал, что его права остались за воротами тюрьмы. К тому же неудобно в тюрьме с такой тарзаньей шевелюрой.
Камера изолятора, куда его привели после стандартной процедуры санобработки, была довольно большой, но и набита она была под завязку. Все трехэтажные шконки были заняты, люди сидели даже на полу под ними.
Переступив порог, Саша поздоровался и замер в ожидании. Он знал, что к нему должны подойти и объяснить местные правила.
- Так, братва, у нас новый пассажир. Где-то я тебя уже видел, парень, - с козырной шконки соскочил обнаженный по пояс синий от наколок крепкий мужичок с ноготок. - Ты кто будешь, за что припахали?
Саша представился. Своим славным криминальным прошлым он решил не бравировать, официальное обвинение ему так и не было предъявлено, поэтому какую статью ему конкретно могут шить следаки, оглашать не стал.
Но оказалось, что обитатели камеры его узнали и тут же принялись обсуждать обстоятельства гибели Каверина. В тюремных университетах есть свои базы данных. То, что Сашу обвинят в убийстве милиционера, правда, бывшего, ни у кого из аборигенов мест заключения не вызывало сомнений.
Мужичок с ноготок оказался смотрящим по камере, он назвался Груздем, и при этом сам довольно усмехнулся^Видимо, его погоняло очень нравилось ему самому: груздь в кузове-кутузке.
Взмахом руки он велел освободить Белову место на привилегированной нижней шконке. Через минуту как будто круги на воде успокоились, вызванные брошенным камнем - все вернулись к своим занятиям. Груздь пристроился на шконке рядом с Беловым.
- Значит, по сто пятой идешь, - со знанием дела прокомментировал он Сашину уголовно- процессуальную ситуацию. - Пункт "д" - убийство, совершенное с особой жестокостью, и пункт "а" - двух или более лиц. Правильная статья, с отягчающими обстоятельствами. От восьми до двадцати лет или пожизненное заключение... - смотрящий взглянул на Белова с уважением, как будто немного завидовал его достижениям в области смертоубийства...
Через неделю пребывания в неволе Саше стало казаться, что прежней жизни уже никогда и не было. Потянулись уныло-однообразные тюремные будни...
-- Тихо! - крикнул Груздь. Все умолкли и прислушались: в коридоре гулко стучали каблуки контролера.
Клацнул засов, дверь открылась:
- Белов! На выход!
- Эй, ваше благородие, господин прапорщик! - интонационно поддел Груздь вертухая. - А чем нас сегодня будут кормить?
- Тебя? Свинцом. Девять грамм и добавка! - хохотнул тюремщик.
То, что Белова выдернули на допрос в воскресенье, да еще в праздник - это было седьмое ноября, не сулило ничего хорошего. Но в тюрьме любое разнообразие в радость. Хоть какое-то развлечение и подтверждение того, что ты еще жив...
В тесной комнатке с тремя стульями и большим столом посередине, занимавшим половину полезной площади, находились двое следаков прокуратуры. Толстый - капитан Востряков, и в меру упитанный - майор Ищенко. Одинаковые серые костюмы сидели на них, как униформа. Вот только цвет галстуков был разный: у капитана синий, а у майора - красный в желтую полоску.
- Ну что, Белов? - встретил его с ехидной ухмылочкой толстяк, игравший в этом тандеме роль плохого парня. - Будем признаваться или отпираться? Последний вариант выбирать не советую, если не хочешь попасть отсюда прямиком в больницу.
- Лучше уж сразу в больницу, чем с вами базарить, - честно признался Белов.
- Только учти, что тебя туда доставят на носилках... - давно заученные фразы просто отскакивали у капитана от зубов.
- Садись, Белов, - кивнул на стул изображавший добряка майор Ищенко. Он эффектно двумя руками бросил на стол тяжелую папку и открыл в заложенном месте.
Оба офицера селй напротив Белова и совершенно неосознанно приняли одинаковые позы: нога за ногу, одна рука на спинку стула, локоть на столе. За многие годы совместной работы они даже стали похожи друг на друга, как родные братья. Или как Розенкранц и Гильдестерн.
- Слушай сюда, Белов, твою мать, - продолжал майор, - у нас есть показания бригадира работяг, который видел, как ты мочил невинных людей на стройке торгового центра. Садись и на вот, читай его опус, - он подвинул папку Белову. - Если дополнишь, тебе это пойдет в плюс. Суд учтет, и вместо пожизненного впаяют тебе всего лет пятнадцать! Подумай, на тебе еще висят твои художества с вооруженным нападением на интернат, рэкет, вымогательство, нарушение финансового законодательства и уклонение от уплаты налогов. Или для тебя это ошибки юности мятежной?
Белов внимательно прочитал исписанные корявым почерком выдранные из тетради листочки и словно увидел себя, тогдашнего, со стороны.
Но это была история, не имевшая к нему никакого отношения, как ни странно это звучит. Тот Белов, который так жестоко расправился с подонком Кавериным, умер, его больше нет. Они оба умерли в один день и час.
И еще есть одна вещь, которую не в состоянии учесть никакой УПК, как бы совершенен он ни был. Люди меняются. Каждый день мы смотрим на одни и те же вещи другими глазами, поэтому нам и кажется, что раньше было лучше. А на самом деле это не мир меняется, а мы сами - внутри себя.
Поэтому признаваться в совершении преступления он не будет. Так он решил для себя, и пусть провалится в тартарары вся эта хваленая юстиция вместе с ее подручными.
Оба следователя внимательно наблюдали за Беловым, пока тот читал текст свидетельских показаний...
То что они выбрали праздничный день для встречи с Беловым, не было случайностью, им большого труда стоило договориться об этом с тюремным начальством. Да и не о расстреле в торговом центре они хотели говорить. Вернее, не столько...
Накануне они встретились пивбаре "Саяны" за кружкой пива поговорить за жизнь. Пороптали, поплакали друг другу в жилетку, и пришли к выводу, что совместная жизнь с прокуратурой абсолютно потеряла смысл. Они пашут денно и нощно за мизерную зарплату, за гроши, недоедают, недосыпают, а плодами их труда пользуются другие - начальство-руководство, кто угодно, только не они.
И то, что к ним в руки попало дело Белова, возможно, перст судьбы. Пока он у них в руках, надо' вытрясти из него денежки, как из богатенького буратины. Наговорить ему с три короба, пообещать скостить срок, организовать побег, все что угодно, лишь бы согласился сотрудничать...
А чтобы прижать его, Ищенко лично левой рукой написал показания бригадира со стройки. Конечно, в суде, как говорят уголовники, это "не проканает", но клиент-то об этом узнает последним...
- Вот что, ребята, - сказал Белов, закрыв папку и сильно толкнув ее по столу в сторону следователей, - без адвоката я с вами разговаривать не буду. Все что вы здесь нарыли - фуфло. Я - добропорядочный гражданин, а бремя доказательств обратного лежит на следствии, вот и доказывайте себе на здоровье...
Он-то прекрасно знал, что человек, которого он отпустил на стройке, был не бригадир, а прораб.
Самым страшным оказался майор Ищенко, игравший добряка. Яйцеголовый, как олигофрен, он все время улыбался. Когда он бил Белова, верхняя часть его лица оставалась равнодушно- неподвижной, а губастенький ротик растягивался в усмешке, как резиновый:
- Ах, Сашенька ты наш разлюбезный! - говорил он Белову, стоявшему в метре от стенки: ему было приказано широко расставить ноги, наклониться и опереться на нее ладонями. - Ну какая нам с тобой, на хрен, разница, как там было на самом деле на этой стройке? - он в который раз с оттягом ударил его по печени. - Давай, колись, явки, пароли, контакты... Счета в банках, у тебя ведь в Швейцарии есть счета? Еще где?
- Где бант на елде, - сдавленным от боли голосом ответил Белов.
- Да что ты с ним разговаривать?! - брызгая слюной, рявкнул впавший в раж Востряков. - Этот хрен с горы детей хотел взорвать! - капитан схватил со стола тяжелую папку, ударил Сашу изо всех сил по темени, и продолжал молотить, даже когда тот упал на колени.
Удары папкой следов не оставляли, но Белову казалось, что мозг в голове превращается в фарш. Он завалился боком на пол и потерял сознание, а потом, очнувшись, сквозь стоявший в ушах гул услышал, как Ищенко добродушно укоряет коллегу:
- Ну чего ты чуть что, сразу за ггапку хватаешься, как обезьяна? Сломаешь ему шею, что с ним потом делать? Завязывай с этим, - и увидев, что Белов открыл глаза, обратился к нему: - Ну, ты чего, Сашок, оклемался? Ты это тоже, на хрен, не прав. Чего ты его злишь? Делиться надо!..
Впрочем, о следах пыток они думали в последнюю очередь. Тюремные лекари-лепилы готовы подписать любую справку и дать любые показания, это вообще никогда не было проблемой.
Его гоняли по кругу: изуверские, тщательно выстроенные допросы сменялись пресс-хатами, в которых специально подобранные и выдрессированные уголовники не давали спать, избивали и грозили опустить.
Потом для разнообразия его помещали в камеру к интеллигентным уголовникам, которые сначала рассуждали на тему, насколько могущественна машина правосудия, в которую его затянуло, а потом принимались расспрашивать его о сыне, расслабляя волю, лишая желания сопротивляться.
То и дело появлялись адвокаты, больше похожие на плохих актеров. Они настойчиво советовали признаться в чем угодно - лишь бы сохранить жизнь и остатки здоровья. Дескать, ты только признайся, и все устроится. Ведь сейчас ты - один. Все про тебя уже забыли, никому ты не нужен, всем плевать на тебя. Сам о себе не позаботишься, пропадешь...
Как Белов выжил, как сохранил рассудок, знают только его друзья - Пчела, Космос и Фил, являвшиеся ему в снах, пока он валялся, брошенный подыхать, в узком и низком, как гроб, карцере. Чаще всех приходил Космос.
Накануне своей смерти он постоянно доставал Белова вопросами, на которые у него не было тогда ответа. Зачем, мол, они хапают и хапают деньги, которых уже достаточно, чтобы ни в чем себе не отказывать? Зачем вообще они живут, наезжая и крышуя, стреляя и отстреливаясь? Зачем они, Бригада, рискуют собой и другими?
Пока Косматый был жив, Белый, походивший тогда на рвущегося в гору насквозь пропитанного адреналином альпиниста, считал его вопросы дурацкими и приписывал их его комплексу вины, вызванному наркотической зависимостью.
Но после того, как Кос, Пчела и Фил погибли - глупо, страшно, бездарно, - из-за того, что сами вместе с ним, Беловым, создали вокруг себя мир тупой злобы и зависти, - эти вопросы, полученные от них по наследству, засели у него мозгу, как занозы.
Пришлось покопошиться на свалке среди тех, кто, очутившись на дне общества, сохранил в себе человечность в чистом виде. Вот тогда-то перед ним забрезжил свет истины.
И когда Космос снова посетил его в карцере, Белову было что ответить на его набивший оскомину вопрос "зачем жить":
Затем, чтобы стать человеком и перестать быть животным!
Он почувствовал сквозь бред, как его мучители наклоняются над ним и рвут на части острыми, как у Фредди Крюгера, железными пальцами.
Но открыв глаза, увидел над собой испуганную физиономию майора Ищенко. Тот с искренним волнением тряс его за плечо и жалобно умолял:
- Ну очнись, гад, пожалуйста. Очнись, тебя начальство требует! Ну, будь человеком, сволочь, меня же посадят!
Рядом с Ищенко стояли дюжие ребята в снежно-белых халатах с носилками наперевес. Увидев, что Белов жив, палаты оттерли майора, бережно уложили Сашу на носилки и почти бегом, но при этом на удивление плавно куда-то понесли. Потом ему что-то такое вкололи, отчего он почти пришел в себя и здорово приободрился. Ищенко рядом уже не было, будто привиделся в страшном сне.
Зато были суховато-вежливые, по-военному подтянутые, лощеные господа в штатском. Они так заботливо интересовались самочувствием Белова, что хотелось тут же, на месте, расколоться и признаться во всем. И в том, что делал, и в том что не делал, и в том, что только собирался сделать.
Но люди в штатском никаких признаний от Белова не требовали. Наоборот, пока другие, непроницаемые, молчаливые люди р халатах его отмывали, переодевали и даже гримировали, эти самые люди говорили мягкими, но не привыкшими к отказу голосами:
- Вы должны понимать, Александр Николаевич, обстановка в стране сложная, ошибки неизбежны... Но вы подумайте о своем сыне...
- Разумеется, аутодафе нынче не в моде, но согласитесь, когда террористов подвергают публичной казни при большом стечении народа, это действует на воображение...
- Главное, что каждый гражданин служит Родине, как может... И если даже вы не считаете себя виноватым...
- Нет, он еще не адекватен, вы же видите. - прервал их чей-то голос...
- Запомните, Белов, главное - обстановка в стране стабилизируется и демонстрация несгибаемой воли и жесткости только поможет...
- Можег, ему еще тримумбуталметилрафати- на вколоть?
- Вы не забывайте, что давали присягу! И вы обязаны...
- Никто не забыт, Родина помнит всех погибших героев... Но вашему сыну еще жить и жить...
Из всего этого круговорота бессмысленных слов, фраз и предложений совершенно сбитый с толку Белов вынес одно: из него решили сделать козла отпущения и хотят устроить на его примере образцово-показательную казнь. То ли в виде открытого суда, то ли просто в виде экзекуции на Красной площади, вроде повешения или четвертования. И за то, что он им подыграет, обещают не мучить его Ваньку.
Как бы там ни было, его вымыли, наложили на лицо толстый слой грима, нарядили в черный смокинг и белую рубашку с бабочкой и опять что-
то вкололи, после чего Саша почувствовал небывалый прилив бодрости и веселья. Ему даже стало стыдно за те минуты слабости, когда он молил Христа послать ему легкую смерть. Нет, он был не прав! Потому что для того и дана свобода выбора человеку, чтобы он боролся за победу до победы, как Иаков с Иеговой.
И Белов, на всякий случай делая вид, что еще не вполне вменяем, сам уже искоса поглядывал вокруг, чтобы не упустить малейшей возможности для побега на рывок. Или хотя бы для плевка в рожу палачу перед казнью. Но те, кто приводил его в порядок, тоже были не лыком шиты.
На голову и плечи Белову натянули мешок из нежной, шелковистой, но совершенно непроницаемой черной ткани. Его куда-то повели, придерживая за локти. Потом минут сорок везли в автомобиле с мягким сиденьем и хорошими амортизаторами. Потом опять долго вели под руки. Потом поднимали в лифте, и опять вели - по мягкой дорожке, полностью гасившей звук шагов. Потом его остановили и сдернули мешок. Стоявший сзади секьюрити тихо прошипел ему на ухо: "Только попробуй дернуться!"

XLII
Белов был ослеплен сияньем ламп и позолоты на беломраморных стенах. На него просто обрушились потоки ослепительнейшего света. Зал, посреди которого он очутился, имел форму круга, был огромен и гулок. Венчал его высокий сферический купол, поделенный на ромбики, окрашенные в серый и голубой цвет. И под этим куполом стоял невнятный шум, как будто сонмы невидимых ангелов славословили Ветхого Деньми.
Белов поморгал, стряхивая с ресниц вызванные ярким светом непрошенные слезы, и вдруг увидел, что напротив него, развалившись в похожем на трон кресле, сидит президент России. Он же Гарант Конституции...
За президентом полумесяцем стояли генералы, высшие чиновники, крупные бизнесмены, гранд-дамы, закованные в похожие на мундиры английские костюмы ярких цветов. Среди них Саша узнал дочь президента, Губайса, Емцова, Берестовского, Амбрамовича, Болтанина, свежеиспеченного генпрокурора Юстинианова и многих других, постоянно мелькавших на экранах телевизора особей мира большой политики.
В толпе царедворцев Саша заметил и Зорина, смотревшего на него с неприязнью и даже с каким-то испугом, и директрису Шубину, державшую его под локоть двумя руками. Лариса Генри- ховна ободряюще кивнула Саше, но, заметив недовольный взляд мужа, сделала вид, что ничего не было.
Ближе всего к трону, буквально как рынды Бориса Годунова, стояли премьер Батин и не известный Белову осанистый генерал с брежневскими бровями.
Отдельным взводом расположились у полукруглой стены журналфяы, ощетинившиеся ручками, вооруженные блокнотами и диктофонами. Все присутствующие, не переставая шушукаться, смотрели на Белова, словно энтомологи на удивительного жука.
Никогда в жизни Саша не чувствовал себя настолько сбитым с толку, как сейчас. Вот это перепад! Не успев до конца осознать, что действительно находится в Кремле, на высочайшей аудиенции, Белов от удивления и неожиданности громко брякнул:
- Ну ни хрена себе, сходил за хлебушком! - но тут же осекся, поняв, что сморозил глупость, и виновато посмотрел на президента.
На его немного опухшем, узкоглазом лице богдыхана появилась добрая, расслабленная улыбка. Ему понравились и растерянность Белова, и его реакция на окружающую их государственную роскошь. Здорово, понимаешь, получилось! Ловко это Батин придумал! Хоть и баскетболист.
- Так значит, ты и есть наш агент 007, Джемс, понимаешь, Бонд? - с самым благожелательным видом спросил он. - Сколько, говоришь, ты там террористов замочил в сортире?
Саша опешил. Судя по всему, Борис Николаевич имел в виду сортир на базе террористов в Алаховке, но президента неправильно информировали: он туда даже не заходил, просто постоял на дворе у водосточной трубы... Он беспомощно оглянулся на стоявшего позади секьюрити, но тот сделал вид, что его происходящее в зале не касается.
- Вообще-то, не в сортире, а в подвале... Одного в подвале, - нерешительно попытался объяснить, как было на самом деле, Саша. - А в доме, на первом этаже, - второго, - заканчивая фразу, он заметил, что бровастый генерал, замерший в ужасе ошую, то есть слева от трона, близок к обмороку, да и Батин тоже изменился в лице.
- То есть, как это одного? - президент кивнул на стоявшего одесную Батина. - Всеволод Всеволодович говорил, что ты замочил в сортире пятерых террористов, а потом они - теперь он кивнул в сторону генерала Хохлова, - послали тебя спасать наших элитных детей, - он повернулся к премьеру и строго спросил, показывая пальцем на Белова: - Ты же говорил, что это он твою дочь спас!
В воздухе запахло грозой. Даже седая прядка на голове президента встала, как наэлектризованная. Присутствующие замерли в ожидании атмосферного разряда высочайшего гнева, а журналистка Троегудова, высокая, очкастая дева, одетая не по форме в миниюбку, принялась лихорадочно строчить в своем блокноте название сенсационной статьи: "Криминальный авторитет Белов спасает "Будущее России""!
К чести премьера надо сказать, что он не потерял самообладания.
- Это близко к тексту, но не совсем так, - пустился в объяснения Батин. - При личном участии Александра Николаевича были ликвидированы два террориста, но благодаря ему были уничтожены в целом пять. И полностью ему принадлежит заслуга в спасении от взрыва ста восьмидесяти детей и преподавателей интерната "Сосновый Бор"! Здесь присутствуют директор интерната Лариса Генриховна Шубина и куратор проекта "Будущее России" господин Зорин, они могут это подтвердить как свидетели.
Президент повернулся всем телом к Зорину и вопросительно, испытующе на него посмотрел. И Виктору Николаевичу не оставалось ничего иного, как утвердительно наклонить голову с соответствующей моменту светской улыбкой на iy- бах. Лариса Генриховна присоединилась к нему без малейшего сопротивления. Александр нравился ей как мужчина. Вот только с длинными волосами ему было лучше!
- Ну, молодец Белов! - рубанул рукой воздух Гарант в направлении Белова. - Хвалю!.. Ну как же ты, понимаешь, с криминалом, того, связался? - он убрал довольную улыбку с лица и уставился на Сашу, как дед на провинившегося внука.
"Что тут скажешь? - подумал растерянно Белов. - Не объяснять же тут все свою историю с начала и до сегодняшнего дня?"
Ведь в том, как сложилась его судьба, есть и личный вклад Бориса Николаевича. Уж лучше промолчать, чем оправдываться. К тому же после того, как он услышал о гибели Земфиры, ему стало глубоко плевать на все, что произойдет в ходе этого спектакля. Саше даже показалось, что этот искусственный свет вокруг него вдруг померк, и все дворовые люди президента в зале стали ка- кими-то бутафорскими, ненастоящими, словно марионетки.
Наверное, это настроение отразилось на его лице, что не ушло от внимания Батина. Он почувствовал, что пауза непозволительно затягивается и пора прийти на помощь Белову. Покашляв, премьер сказал тихим, немного дребезжащим голоском:
- Парадокс заключается в том, что если бы Александр Николаевич не был связан с криминалом, он бы не смог прийти на помощь нашим спецслужбам в части предотвращения терактов. Вот генерал Хохлов, - премьер показал на Хох- лова, который с достоинством сделал шаг вперед и коротко, по-военному кивнул, - разработал у нас целую систему мер по внедрению наших людей в криминальные и террористические структуры. Одним из них является господин Белов. И к тому же в этом деле он сам, по собственной инициативе сделал все, чтобы реабилитировать себя в глазах порядочных людей...
Услышав о реабилитации и порядочности, президент оживился. Он вообще любил восстанавливать справедливость, поскольку в свое время сам был объектом гонений и преследований со стороны товарищей по партии. Поднявшись с места, он торжественно произнес:
- Ты, Белов, герой, понимаешь, поэтому Родина в моем лице награждает тебя звездой Героя России...
У Саши голова noinjfa кругом от нереальности всего происходящего. Может, это только сон, и на самом деле он все еще находится в тюремном карцере или подвале дома в Алаховке?
Премьер Батин снова был вынужден вмешаться, поскольку произнесенных президентом слов не было в изготовленном администрацией президента сценарии, с которым глава государства ознакомился накануне мероприятия.
- Не совсем так, Борис Николаевич, - деликатно хмыкнув, сказал он. - Героя мы ему дадим в следующий раз, а сегодня - орден Мужества за спасение детей от террористов.
Президент на секунду замешкался, соображая, как поступить в этой ситуации, но в конце концов решил сделать вид, что все идет, как надо. Он принял из рук Батина коробочку с наградой, негнущимися пальцами достал орден и с отеческой улыбкой посмотрел на Белова...
Секьюрити подтолкнул Сашу в направлении трона. Шагая по красной ковровой дорожке, он заметил, что за ним волочится длинный черный шнурок, видимо, в свое время небрежно завязанный фээсбэшниками в белых халатах. Но когда он попытался нагнуться, чтобы хотя бы запихнуть его в ботинок, фээсбэшник в штатском железной рукой вернул его в вертикальное положение, а потом подвел и остановил в нужном месте.
Борис Николаевич просто ткнул Белова орденом в грудь и, о чудо, тот сам собой пристал к нему, как банный лист.
Толпа государственных мужей и жен сгрудилась вокруг Саши. Многократно усиленный акустикой гром рукоплесканий отразился от стен и купола зала и прямо-таки ударил по ушам. Вокруг сияли искренние и фальшивые улыбки, каждому из присутствующих, правда, по разным соображениям, хотелось его поздравить. Тем более, что среди них было немало родителей, чьих детей он спас от гибели.
- И чтоб от него все отвязались, - громко, чтобы перекрыть поднявшийся в зале радостный шум, крикнул Борис Николаевич, - а то знаю я вас! Где Генеральный прокурор?
Из толпы выступил вперед солидный господин в синем мундире.
- Господин Юстинианов, слышал, что я говорю? - Президент вознес указательный палец и показал куда-то в середину купола. - Белов с криминалом завязал! И точка! Чтоб никаких там тюрем, понимаешь, лагерей. А то вам, прокурорам, лишь бы человека за решетку засадить. - И, довольный произведенным впечатлением, царственным жестом удалил чиновника обратно в толпу.
Следующей по протоколу была встреча с представителями бизнеса. Публика аплодис-ментами приветствовала выход на середину зала трех олигархов: Берестовского, Болтанина и Амбрамовича. Справедливости ради следует отметить, что представители прессы в этом случае возбудились в гораздо большей степени, чем в Сашином. f
Супермены от бизнеса ловко раскланялись и выставленными перед собой открытыми ладонями попытались хоть как-то отрегулировать, унять охвативший публику экстаз. Не скоро, но им это удалось. Журналистка Троегудова своим золотым пером резво набросала в блокноте название очередной сенсационной, другие у нее просто не получались, статьи: "Олигархи, кто они: спасители или губители России?"
Через минуту о Саше забыли, будто его и не было. Впрочем, не все: охранник взял его за локоть, чтобы вывести из зала, но его остановил подошедший к ним быстрым шагом генерал Хохлов.
- Вы свободны, майор, - сказал он секьюри- та, - у товарища есть пропуск на мероприятие. Вот он... - генерал показал роскошно оформленное именное приглашение в Кремль и протянул еше одну бумагу: - А это подписанный президентом России указ о персональной амнистии для господина Белова. Паспорт он получит позже.
Отныне он свободный гражданин нашей свободной страны!
Хохлов засмеялся и похлопал по плечу несказанно удивленного таким оборотом дел Сашу, который все никак не мог сообразить, как можно помиловать кого-то, кто еще не осужден?
Как только охранник затерялся в толпе, генерал подвел Белова к премьеру Батину, стоявшему за президентским креслом. К этому времени внимание зала полностью переключилось на олигархов: на этот момент истории России именно они стали героями происходящего пер- форманса.
Саша поразился тому, с какой быстротой меняется в этом зале политический микроклимат в зависимости от настроения и мимики президента.
Долговязый Батин отвел Белова в сторону и, с лукавой улыбкой пожав ему руку, сказал:
- Ну, Александр Николаевич, не всегда же надо быть таким скромным! Скромные люди живут незаметно и стреляются из пистолета с глушителем. Нам с вами это не грозит, ведь мы с вами оптимисты, а не самоубийцы, не так ли? Примите мои поздравления с заслуженной наградой Родины, - и, заметив, что Белов снова пытается что-то объяснить, остановил его: - Мы в курсе ваших сомнений, но поверьте, это ничего не меняет. Вы совершили подвиг, так что получите, как говориться, по заслугам. Рад за вас, и надеюсь еще о вас услышать. Естественно, в положительном ключе... - он кивнул Белову, потом генералу и вернулся на свой пост за спиной президента России.
Со своим баскетбольным ростом он казался выше всех присутствующих в зале на голову.
Из Кремля Белов вышел через Боровицкие ворота, как обыкновенный турист...

XLV
Первые дни декабря ничем не напоминали о том, что еще месяц назад улица Гуриевича была покрыта тонким слоем пожелтевших тополиных листьев. Теперь все вокруг было белым-бело от свежевыпавшего Снега, чистого, пахнущего свежестью, как стиральйый порошок "Уайт". Только на месте взорванного дома, где все еще копошились рабочие и сновали туда-сюда грузовики, была видна серая от цементной пыли земля. От горы щебня, плит и арматуры почти ничего не осталось, а в длинном ряду одинаковых панельных домов появилась щербина, похожая на выбитый зуб.
Саша с силой подвел лопату под горстку снега и толкнул ее вперед, освобождая от белой присыпки очередной кусочек асфальта. Физическая работа доставляла ему удовольствие, и он думал о том, что нет ничего лучше, чем вот так каждый день алюминиевой лопатой сгребать снег и формировать из него высокие сугробы, или махать желтой импортной метлой из пластика, с удобным зеленым черенком, сгребая в кучи душистые прелые листья.
И ни забот, ни хлопот, все ясно и понятно, границы территории тебе указаны свыше, обозначены сверху, а сделал дело - гуляй смело! И главное, ты родную землю очищаешь от скверны, от мусора и окурков, которыми ее загаживают и московские туземцы, и гости столицы. И результаты работы сразу видны - налицо замкнутый цикл...
В конце улицы, там, где заканчивался длинный ряд белых панельных домов, показалась знакомая белая "пятерка", шум работающего движка становился все громче.
Белов приставил лопату к ближайшей лавочке и поправил темно-зеленую бейсболку - в ней все-таки стало холодновато по нынешней погоде, тем более, что волосы у него еще не отросли.
Его синие джинсы снизу немного были припорошены снегом, как и зеленая альпинистская ветровка. Белову пришлось слегка отряхнуться.
- Ну что, Александр Николаевич, на сегодня хватит? - спросил его подошедший дворник, у которого Саша позаимствовал лопату минут десять назад.
Он очень уважал этого жильца его дома, который всегда с ним здоровался и сетовал на грязь вокруг и неаккуратность соседей.
Белов молча кивнул. В ту же секунду белая "пятерка" резко тормознула рядом, раздавив правым колесом кучку снежного праха - результат праведных трудов Саши. Правая передняя дверца машины приоткрылась, из нее высунул голову Витек.
- Ну что, капитан Блад, взовьем Веселый Роджер? - крикнул он, радостно щерясь...
- Сначала постирай его вместе со своей тельняшкой, - буркнул Саша, садясь на место штурмана, - оба пованивают...