ГЛАВА 1
У окна стоял человек в стильном итальянском костюме со стальным отливом и с высоты в несколько этажей равнодушно смотрел на улицу внизу. По асфальту, отделенные расстоянием и толстым оконным стеклом, неслышно плыли вереницы машин с включенными еще подфарниками. Ветер лениво трепал флаги с фирменными эмблемами, вывешенные на флагштоках у роскошного подъезда. Напротив не застекленными еще глазницами окон взирало на пасмурное утро строящееся офисное здание. Человек побарабанил пальцами по стеклу и отвернулся от окна.
Как-то неловко, то ли прихрамывая, то ли приволакивая обе ноги, он побрел по ковру через огромный кабинет к полированному столу и рухнул в кресло. Несколько минут сидел без движения, тупо уставившись в блестящую поверхность стола, потом протянул руку и подвинул поближе цветную фотографию в тисненной рамке. Со снимка на него глядели счастливый улыбающийся Буржуй и Амина с ребенком на руках. Человек за столом тяжело вздохнул, отодвинул фото на прежнее его место и решительно нажал на кнопку селектора:
- Алла, зайдите ко мне.
- Минуту, Анатолий Анатольевич, - отозвался динамик.
Даже люди, давно и хорошо знавшие его, не с первого взгляда признали бы в хозяине кабинета Толстого. И дело было не в том, что по-прежнему мощный торс обтягивали теперь элегантный пиджак и безукоризненная сорочка, а не привычная потертая кожанка, и даже не в том, что добродушная круглая физиономия как-то осунулась и стала строже. Дело было во взгляде. Куда-то исчез из глаз Толстого лукавый блеск, а на его место пришла отрешенность - заглянул человек в какие-то запредельные дали, вернулся и принес в зрачках частицу нездешнего мрака.
- Да, Анатолий Анатольевич... - в голосе красивой секретарши, тихо вошедшей в кабинет, чувствовалась привычная напряженность.
- Вы все отменили на сегодня?
- Да, Анатолий Анатольевич, как вы сказали. Правда, господин Мишуков, по-моему, был недоволен. Послезавтра он вылетает в Лондон. А завтра у него заседание кабинета...
- Ну, это его проблемы, - хмыкнул Толстый. - Значит, встретимся, когда вернется... Сделайте мне кофе, пожалуйста.
- Конечно, Анатолий Анатольевич... - секретарша замялась.
- Что-то еще? - в голосе Толстого проступило едва заметное раздражение.
- Пора заказывать цветы. Я хотела уточнить, какие именно, зачастила Алла.
- Какие? Самые хорошие. Дорогие. И много.
- Я понимаю, но...
- А если понимаете, зачем эти вопросы?
Жесткий тон последней реплики, похоже, не стал для Аллы сюрпризом.
- Извините, Анатолий Анатольевич, - привычно пробормотала она.
Толстый с заметным напряжением выбрался из кресла и той же неуверенной походкой направился к окну. Но на половине пути остановился и подошел к замершей посреди кабинета девушке.
- Вы это... Ну, в общем, не обижайтесь. На душе у меня - сами понимаете...
- Я понимаю.
- Нет, милая, вы не понимаете. Да и не должны. Просто не обижайтесь на меня, договорились?
- Конечно, Анатолий Анатольевич, - с облегчением произнесла девушка и направилась к двери. - Кофе я сейчас принесу. Что-нибудь сладкое печенье, конфеты?
- Нет, ничего. Вы же знаете - я сладкого не ем.
Это заявление могло бы всерьез испугать Аллу, знай она прежнего Толстого. Известный сладкоежка и пожиратель "Сникерсов" отказывается от конфет и печенья. Невероятно! Подозрительно! Но секретарша была знакома только с Анатолием Анатольевичем Толстовым, а потому, кивнув, выпорхнула за дверь, довольная благополучным исходом разговора со строгим шефом.
Чашка крепкого кофе, принесенного Аллой, так бы и простояла нетронутой на полированной столешнице, поскольку Толстый словно погрузился в транс и просидел в одеревенелой неподвижности добрых пять минут, если бы не стук в дверь, выведший его из этого состояния.
- Можно, Анатолий Анатольевич?
Толстый с видимым усилием оторвался от созерцания противоположной стены и протянул руку к полуостывшему напитку.
- Заходите, Алексей Степанович. Кофе?
В кабинет вошел Алексей Воскресенский, главный менеджер фирмы, душа и мотор всего дела. Почти год назад его привел в компанию сам Толстый. И, видимо, выбирал нового сотрудника по закону контраста - чтобы он как можно меньше походил на прежнего менеджера Кулика, закомплексованного и суетливого коротышку. Кулик в свое время сыграл едва ли не главную роль в финансовой интриге Кудлы, имевшей целью разорение фирмы Владимира Коваленко, но, еще до развязки всей авантюры, покончил с собой.
Алексей, высокий и красивый парень, еще очень молодой и весьма уверенный в себе, действительно мало чем напоминал своего предшественника. Вот только деловой хваткой, интуицией и жесткой управленческой манерой чем-то походил на покойного Кулика. Толстый, во всяком случае, был очень доволен своим выбором. Так уж сложилось, что на Воскресенского лег весь груз забот о делах крупной и все еще развивающейся фирмы, и тот спокойно и не без некоторого блеска справлялся с этой непростой задачей.
Алексей устроился в кресле напротив Толстого.
- Спасибо, только что пил, - ответил он на вопрос шефа о кофе. Я, вообще, на минуту. Вы говорили, что сегодня не работаете, поэтому я без документов.
- Это верно, не работаю, - Толстый доцедил оставшийся в чашке кофе, сунул руку во внутренний карман, извлек оттуда плоскую серебряную фляжку, привычным жестом открутил пробку и жадно приник прямо к горлышку. Фляжка, видимо, содержала напиток, ничуть не уступавший в горечи кофе, потому что Толстый поморщился и вздрогнул всем своим крупным телом. - Совсем даже наоборот... - Толстый посмотрел на флягу, потом на Воскресенского. - Вам не предлагаю, все равно не будете.
- Конечно, не буду, - Алексей едва заметно улыбнулся.
- И правильно, - Толстый сделал еще один глоток, удовлетворенно крякнул и завинтил пробку. - Эх, Степаныч, что б я без вас делал?!
- Перестаньте, Анатолий Анатольевич. Вы - бизнесмен от Бога!
- Ага. Сказал бы я вам, кто я от Бога, да неудобно - вы человек интеллигентный, в Англии учились, - рука, несшая флягу к карману, остановилась на полпути, Толстый задумчиво посмотрел на сосуд и снова отвинтил пробку. Точно не хотите?
- Спасибо, нет. Анатолий Анатольевич, я, собственно, вот почему зашел. Если вы не возражаете, я никуда не поеду. Поймите меня правильно: я не знал ни господина Коваленко, ни его супругу. А там соберутся близкие им люди. Сами понимаете... И потом, встречу с Мишуковым пропускать крайне нежелательно все-таки замминистра...
- Конечно, Алексей Степанович, конечно. Оставайся, руководи. С замминистрами встречайся, - в голосе Толстого прозвучали нотки, напомнившие прежнее его веселое ерничество. - Только не говори никому, что я здесь вроде английской королевы. От которой ни хрена не зависит.
Воскресенский сделал вид, что изменений интонации не уловил, ответил серьезно и искренне:
- Перестаньте. У вас сегодня просто плохое настроение.
- Это верно, - Толстый сокрушенно развел руками. - А когда оно у меня в последний раз было хорошим? Может, скажете?
- Честно говоря, так вот сразу и не припомню.
- Вот-вот... Я тоже не припомню.
После ухода Воскресенского Толстый тяжело поднялся из-за стола и снова побрел к окну. Почему-то именно сегодня его тянуло к нему как магнитом. Упершись лбом в холодное стекло, он долго всматривался в привычный вид за окном своего кабинета. Что-то в нем не давало Толстому покоя, что-то, чего он никак не мог уловить, какая-то странность, загадка, которую он обязан был разгадать, да она никак ему не давалась. Это ощущение с утра засело в подсознании Толстого надоедливой занозой и ужасно его раздражало. Но понять, в чем тут дело, он, как ни силился, не мог. Еще раз окинув взглядом знакомую картину, Толстый вяло махнул рукой и ходульно зашагал к заветной фляге, оставшейся на столе. Едва заметный отблеск мощной оптики за окном новостройки напротив так и остался для него незамеченным. А объектив отслеживал каждый его шаг.
Добравшись до своего стола, Толстый даже не стал усаживаться в кресло, а просто привалился к столу и приник к фляге в позе пионера-горниста.
- Значит, свинячите с утра, господин генеральный директор?
Толстый поперхнулся, оторвался от фляги и жестом нашкодившего школьника спрятал ее за спину. Медленно обернулся и облегченно перевел дыхание.
- Ты даешь, Олежка. Нельзя ж так людей пугать. И вообще - закрой дверь пока. А то начнут шляться...
- Расслабься, никто к тебе не войдет. Тем более - без стука.
Олег Пожарский, сам вошедший в кабинет без всякого стука, прикрыл все же двери, подошел к столу, уселся на его краешек и выразительно уставился на флягу. Толстый в некотором смущении взболтнул ее содержимое и чуть виновато признался:
- Точно. Свинячу. Хочешь? - он протянул флягу Пожарскому.
- Да нет. Может, позже...
Оба замолчали, и молчали они, похоже, об одном и том же. Дружба Толстого и Пожарского начиналась с соперничества из-за Веры, нынешней Толиной жены. Собственно, соперничества как такового и не было, поскольку Вера сразу и бесповоротно выбрала Толстого. Но отношения, начавшиеся с конфликта, переросли, как это часто бывает у мужчин, во взаимную симпатию, а потом и в дружбу, когда настроение друг друга улавливают без всяких слов.
- Год прошел, - прервал молчание Пожарский. - Как-то странно... Правда, Толстый?
Тот вместо ответа протяжно вздохнул и снова припал к фляге.
- Целый год! - Олег встал и зашагал по кабинету. - И все совсем не так, как раньше.
- Так, как раньше, уже не будет, Олежка. Может, конечно, полегчает малость. Но как раньше уже не будет. Это я тебе точно говорю. - Толстый взял со стола фотографию Буржуя и его семейства, всмотрелся в улыбающиеся лица и снова осторожно поставил снимок на его прежнее место. Пожарский остановился перед другом, заглянул ему в глаза.
- Знаешь, я часто вспоминаю, как мы жили тогда. Счастливые такие, как дурачки. Улыбались все время.
- Да. Значит, отулыбались свое.
Олег схватил Толстого за руку.
- Не говори так. Мы вообще, наверное, что-то не так делаем.
- Ты это о чем, а?
Толстый с необидной снисходительностью старшего друга потрепал Пожарского по плечу. Тот горячо заговорил:
- Ну нельзя же жить только горем! Все люди теряют родных, близких... Но все-таки приходят в себя понемногу. А мы как сговорились. Принцы Гамлеты какие-то...
- Так развейся, Олежка. Кто тебе не дает? Твое дело молодое...
- Думаешь, я не пробовал? Не получается.
- Ну так и не жалуйся. У меня тоже не получается. - Лицо Толстого исказила болезненная гримаса.
Олег ухватил его за лацкан пиджака и притянул к себе.
- Как раз тебе что-то делать надо!
- Ты это о чем? - нахмурился Толстый.
- Сам знаешь о чем. У тебя семья, Вера. Ей что, под похоронный марш всю оставшуюся жизнь доживать?
Толстый осторожно снял руку Пожарского со своего лацкана и снова покривился:
- Слушай, Олежка, не мучь хоть ты меня, ладно?
- Ладно, - Пожарский безнадежно махнул рукой, помолчал, потом, словно решившись, заговорил опять: - Только знаешь что я тебе скажу: мне не только Буржуя и Амины не хватает. Мне и тебя, Толстый, не хватает. Того, прежнего...
Толстый молча подошел к другу, обнял за шею и притянул его лоб к своему.
- Я тебе тоже скажу, Олежка. По секрету. Мне, если хочешь знать, себя прежнего больше всех не хватает.
Чтобы не обидеть друга жалостью, которую тот мог подметить в его глазах, Олег высвободился из объятий Толстого и отвернулся. Они опять надолго замолчали. Из задумчивости Олега вывел булькающий звук. Пожарский взглянул на Толстого. Тот как раз оторвался от горлышка и встряхнул флягу, проверяя, сколько в ней осталось.
- Так ты будешь или нет? - протянул он флягу Пожарскому. - Давай решай, а то уже на донышке хлюпается, я по звуку слышу.
- Нет, не хочется. Ты бы тоже завязывал, а то к вечеру никакой будешь.
Толстый только отмахнулся. Олег неодобрительно покачал головой, закурил и наконец решился высказать то, о чем тяжело размышлял в последние дни:
- Слушай, Толстый, а ты никогда не думал, даже мысли не допускал... Ну, как бы это сказать... - Пожарский поднял глаза на Толстого, секунду поколебался и, чтобы уже не передумать, поспешно выпалил: - Что все было именно так, как у ментов написано?
- Чего-чего? - глаза Толстого посуровели.
- Ладно, не смотри на меня, как Ленин на буржуазию. Я просто подумал...
Толстый прервал его:
- Просто подумал, что Буржуй двинулся мозгами, спалил бабушку, жену с ребенком и себя самого в придачу, так?
- Но мы же, если разобраться, ничего не знаем. Вообще ничего!!! принялся оправдываться Пожарский.
- Ты, может, и не знаешь...
- А ты знаешь!
- А я знаю!
- Откуда, интересно?!
- От самого Буржуя, если хочешь знать!
Тут Толстый осекся, сообразив, что в пылу спора зашел слишком далеко. Испуганно посмотрел на Пожарского, ожидая, как тот прореагирует. Но Олег воспринял слова друга не слишком драматично. Просто отнес их на счет состояния одетого, которое, принимая во внимание объем фляжки, уже допускало некоторую нечеткость в обращении со словами. Отобрав у Толстого почти пустую железную бутылочку, Олег заявил категорично:
- Все, тебе точно хватит!
Толстый безропотно расстался с фляжкой, смущенно поскреб в затылке и промямлил:
- Да нет... Я это... В переносном смысле... В общем, снился он мне.
- Правда? - Пожарский вполне серьезно воспринял эту новость. - А как он тебе снился?
- Да я уж и не помню как следует. Пришел, в общем, и говорит: никого я не убивал. А вы, говорит, убийцу ищите и найдете.
- С ума сойти!
Олег задумчиво молчал, переваривая сообщение. Толстый воспользовался моментом и ненавязчиво вынул из рук друга свою фляжку. Пожарский и не заметил этого, только удивленно посмотрел на опустевшую руку. Но какая-то новая мысль вновь отвлекла его. Наконец он произнес уже с оттенком досады:
- Год прошел, а мы сидим, сны разгадываем. Этому Борихину не расследование вести, а в оцеплении стоять! Самое место.
- Зря ты так, - переведя дух после солидного глотка, упрекнул Олега Толстый. - Борисыч - мужик толковый.
- Ага, толковый. И смекалистый. Смекнул, что ты ему пожизненно зарплату будешь платить, вот и не спешит.
- Зарплату? Да он за ней приходить забывает, если хочешь знать. Для него это дело - как для нас с тобой. Или почти так.
- Почти... Ладно, дай глотнуть. Все равно работы сегодня не будет.
- Поздно, - Толстый в доказательство потряс фляжкой, - уже не хлюпает.
Он обогнул свой огромный стол, снова взгромоздился в кресло и сунул флягу в выдвижной ящик. Взгляд его наткнулся на все ту же фотографию. Толстый вздохнул:
- Вот так мы без вас и живем, ребята, - он сокрушенно покачал головой и повернулся к Пожарскому. - Давай о чем-нибудь другом, Олежка. А то никаких сил нет...
- Давай, - Пожарский попытался придать голосу как можно больше бодрости, что, однако, не слишком ему удалось. - Между прочим, кто-то обещал в крестные отцы своему ребенку пригласить.
- Так я и не отказываюсь.
- Так чего ж саботируешь процесс?
- Вовсе я не саботирую, - Толстый смущенно хмыкнул, - работаем в этом направлении...
Борихин медленно шел по знакомому до боли коридору районного управления милиции. Нельзя сказать, что после выхода в отставку он был здесь редким гостем. Как раз наоборот. Но по-прежнему всякий раз испытывал смешанное чувство неловкости и вины из-за того, что теперь появляется здесь только в качестве гостя. И часто - гостя незваного. Конечно, старые друзья и коллеги, встречая его в управлении благодушно похохатывали, пересказывали последние управленческие сплетни, похлопывали по спине и, когда возникала необходимость, оказывали помощь, порой весьма существенную. Но все чаще и чаще проскальзывал в их отношениях какой-то холодок, отчужденность, неискренность. Да, он, Борихин, уже отрезанный ломоть, уже здесь - чужак.
К тому же, при виде этих выкрашенных в ядовитую казенную краску стен, раздраженного дежурного за плексигласовым окошком, бомжей и проституток за решеткой обезьянника, патрулей, отправляющихся на дежурство, Борихина охватывало нечто, похожее на острый приступ ностальгии. Все-таки столько лет он провел в этом доме, и для него, старого одиночки, дом этот, как ни крути, действительно был родным. Даже запах здесь стоял особенный - запах казармы, начищенных сапог и, пардон, блевотины. Борихин подозревал, что в любом полицейском участке мира держится такое же примерно амбре. Впрочем, тут он ручаться не мог: как-то не случалось, за исключением единственного раза, когда он преследовал Кудлу, наносить визиты зарубежным коллегам. Может, где-нибудь у них и розами пахнет.
Прижавшись к стене, Борихин переждал, пока мимо не прогрохотал тяжелыми коваными ботинками патруль. Мужики волокли немилосердно матерящегося урку, заломив ему локти чуть не до лопаток. Проводив их взглядом, бывший капитан милиции поднялся на второй этаж, к кабинетам следователей. У одной из дверей он остановился, постучал и не дожидаясь ответа, вошел. Какие церемонии могут быть между старыми - с университета еще - товарищами!
- Слушай, Игореша, ты меня достал уже, честное слово - так поприветствовал Борихина старый его друг майор Мовенко. - Дергаешь по поводу и без повода. А мне, между прочим, в три часа с докладом на коллегию! Небось, не забыл еще, что это значит.
- Не забыл, не забыл, - Борихин умостился на привинченном к полу табурете перед столом майора. - Но мне же больше и спросить-то некого.
- Да что я тебе, консультант, в конце концов?!
- Не кричи, Серега. Подчиненные услышат. Никакой ты мне не консультант. Просто я думал - опять выручишь по старой дружбе.
- Выручишь... - проворчал Мовенко. - А куда я денусь!
- Знаю. Потому и пришел.
- Ага! Раз двадцатый за год.
- Ну не ворчи, не ворчи.
- Да не ворчу я. Просто сам знаешь, как у нас к таким, как ты, относятся.
Ну вот, началось, подумал Борихин. Серега хоть прямо говорит, не то что некоторые.
- Теперь знаю. На своей шкуре испытал.
- Так тебе и надо, Шерлок Холмс. Не снял бы погоны - сидел бы сейчас в соседнем кабинете. И не выпрашивал бы у меня информацию по крохам.
- Ага, сидел бы - отписки по висякам строчил.
- Не надо! Не так их много у тебя было, висяков. Ты, Игореша, хорошим ментом был. Потому ребятам и обидно было, если хочешь знать.
- Ребята - ладно. А ты-то с каких пор таким почитателем погон стал, а? Помню - еще на юрфаке в лес смотрел. Забыл, что ли? Мол, была б у нас альтернатива госслужбе, только меня б ментура и видела! Мы тогда о таких вещах и не думали. Пределом мечтаний было попасть в отдел особо опасных...
- Вспомнил! Я пацаном был. Зато с годами поумнел.
- А я, выходит, нет...
- Выходит.
Тут оба замолчали. И в этот момент стало заметно, насколько они похожи. Видимо, специфика общей профессии действительно накладывает одинаковый отпечаток на людей. Тот самый, из-за которого опытный человек сразу выхватит толпы одно-единственное лицо и безошибочно скажет "Это мент". Но и чисто внешне Мовенко и Борихин оказались изрядно похожими: одинаковый рост, фигуры крепышей, упрямые лбы с глубокими залысинами. Еще несколько мгновений они напряженно глядели друг на друга, а потом майор счел нужным слегка отступить:
- Во всяком случае, не от большого ума ты на старости лет в частные детективы подался. Я вот, хочешь верь, хочешь - нет, это кресло на твои деньги не променяю!
Борихин грустно улыбнулся. Ну не станешь же каждого знакомого хватать за рукав и объяснять, как было дело. Что он Борихин, искренне и яростно ненавидел Буржуя Коваленко, этого холеного выскочку с большими деньгами, связями и возможностями. Что он подозревал Буржуя в нескольких убийствах. И... ошибся. Буржуй был ни при чем и вообще оказался приличным мужиком. А вот Кудла, враг Коваленко и настоящий убийца, стал и его, Борихина, личным врагом. Эх, до чего же жаль, что упустили этого мерзавца! И вот когда Буржуй погиб страшной смертью вместе со всей семьей, а следственные органы тупо, по-ментовски, прикрыли дело да еще и самого Коваленко во всем обвинили, не смог он, Борихин, с этим смириться. Ушел с насиженного места, хотя и светили ему уже майорские погоны. И раз уж Толстый, друг Буржуя, предложил вести расследование частным образом, как было не согласиться! Но не в деньгах тут дело, не в деньгах. В справедливости. Борихин вздохнул и посмотрел прямо в глаза Мовенко:
- И ты туда же! Деньги. Тоже думаешь, в них все дело? А кому из нас их здесь не предлагали? Причем в больших количествах. Скажешь, не так?
Мовенко неопределенно пожал плечами. Борихин, расценив это как невольное согласие, торжествующе ткнул в его сторону пальцем.
- То-то. Деньги! Мент - он или берет, или не берет. Да не мне тебе рассказывать - сам знаешь не хуже моего. Я ж тебе уже говорил: ну не будет мне жизни, пока не поймаю его!
- Кого? Этого твоего неуловимого Кудлу?
- Его. Или кого другого. Убийцу! А кто бы мне здесь позволил: все побоку и год одним делом заниматься?
- Мальчишество, Игореша. От кого, от кого, а от тебя не ожидал. И вообще - тебе не надоело?
- Что не надоело?
- Да делать вид, что в эти сказки веришь. Ну этот твой Анатолий Анатольевич, я понимаю, глаза зальет - и не хочет верить, что его дружок свихнулся и спалил себя вместе с семьей. Но ты-то!..
- Буржуй этого не делал. Его тоже убили. - В голосе Борихина прозвучала такая фанатичная убежденность, что Мовенко в картинном отчаянии просто развел руками. Но не отступился от своего:
- Ты официальное заключение внимательно читал?
- Я их сам сотню написал, таких заключений.
- И экспертизе тоже не веришь, как я понимаю? - Борихин посмотрел на часы и схватился за голову.
- Ой, слушай, от тебя позвонить можно? Ты про экспертизу сказал, я вспомнил...
- Звони, звони. Только быстро. Времени и правда нет совсем.
Борихин с лихорадочной поспешностью стал набирать номер, попадая не на те кнопки, бросая трубку и чертыхаясь. Наконец прошло соединение. Борихин закричал в микрофон:
- Семен Аркадьевич? Здравствуйте. Борихин. Ну что, порадуете?.. Да бог с ним, что непроверенные - я проверю... И сколько же вы убеждаться будете? Может, хоть намекнете?.. Понятно... Ну, как знаете. До свидания.
И Борихин с досадой швырнул трубку на рычаг. Мовенко, который в продолжение всего разговора яростно дымил очередной сигаретой, с силой затушил окурок о днище переполненной пепельницы, разогнал ладонью дым и иронично ухмыльнулся:
- Не перестаю тебе удивляться, Игорь, честное слово. Ну и помощничков ты себе выбрал! Один - сопляк. Ни одного дела за душой - ни раскрытого, ни проваленного. Этакий маменькин сыночек с высшим юридическим... У второго - мухи в голове, это все знают. Когда его на пенсию проводили, начальник перекрестился.
Борихин и раньше подозревал, что милицейское начальство недолюбливает великолепного эксперта не из-за мух в голове, а из-за щепетильной - до фанатизма - профессиональной аккуратности, ну и - кое-кто, конечно, из-за того, что раньше звалось пятой графой. В эту тонкую сферу бывший капитан углубляться не стал, однако и достойного человека обижать не позволил:
- Насчет Семена Аркадьевича ты не прав. Таких экспертов не только у нас - в Европе раз, два и обчелся. Ни одной ошибки за всю карьеру! Ты такое часто встречал? А насчет Василия... Парень он, конечно, молодой, легкомысленный, это верно. Но основа у него правильная, наша. Посмотришь: годик-другой - и я из него хорошего мента сделаю. Вот увидишь.
- Мента ты, Игорь Борисыч, больше ни из кого не сделаешь. Потому что сам ты уже давно никакой не мент. Ладно, не обижайся. Давай, что там у тебя. Чем могу - помогу.
Зина как раз приступила к ритуалу приготовления кофе, когда в дверь кабинета постучали. Досадливо передернув плечами - ну что за денек выдался: пациентки косяками валят, и дух перевести некогда, - она пошла открывать запертую дверь.
- Привет.
На пороге стояла Вера. Когда-то, в незапамятные времена, - хотя полтора года всего-то и прошло - в этот кабинет ее привела Амина. И сколько же событий с тех пор произошло! Аминки, задушевной подружки, счастью которой Зина искренне завидовала и которую так же искренне любила, уже нет. И какую мученическую смерть приняла подруга! Вот тебе и счастье...
А Верка время от времени забегает. Но и у нее - Зина критически оглядела посетительницу с ног до головы, - видать, нелады. Вон и синие круги под глазами, и прическа небрежная. Но все равно - хороша девка!
Вера тем временем окинула быстрым взглядом кабинет и поразилась:
- Ух ты! А это что за космические штучки? - Зина, довольная впечатлением, которое произвело ее новое оборудование, горделиво кивнула:
- А ты чего хотела?! Гинекология - какая ни есть, а наука, на месте не стоит. Вчера эти штуки получили.
- Чудеса творят?
- Чудеса в цирке, а у нас тут... Ладно. Я уже тебе звонить хотела. А потом подумала: все равно сама заедешь.
- Случилось что?
Зина пожала плечами.
- Не то чтобы... В общем, мамашу одну сложную привезли. Допрыгалась барышня. Так что сегодня поехать никак не получится. Ты уж извинись за меня перед Толстым, ладно?
- Ладно, извинюсь, не переживай. Если он еще при памяти будет.
Зина сочувственно покивала головой. Такая уж судьба у гинекологов: совмещать с этой специальностью призвание исповедника и психолога. И никуда тут не денешься. Но у Верки, видимо, серьезные неприятности. Раз уж она, не слишком-то болтливая и не очень охочая обсуждать со всеми и с каждым подробности своей личной жизни, решилась намекать на мужнины проблемы. А Толстого она и вовсе никогда не критиковала. Да она его чуть ли не обожествляла!
- Что, опять проблемы? - Зина все-таки не решилась прямо приступить к деликатному выпытыванию. - Кофе будешь?
- Нет, не хочется. А проблем никаких не добавилось.
У нас уже давно вся жизнь - одна сплошная проблема.
- Да ладно, прям-таки. Твой Толстый, если хочешь знать, еще хорошо держится. Он лучшего друга потерял, не забывай!
- Ага. А я, между прочим, родного брата! А в придачу - родную бабушку и лучшую подругу с ребенком.
- Ты не сравнивай. Женщины легче переживают потерю близких. Медицинский факт, между прочим.
Зина налила себе кофе, отхлебнула. Верка, конечно, выстрадала будь здоров! Вон ведь и Толстого это она из могилы вытащила. Когда тот лежал парализованный после ранения в позвоночник и не было никакой надежды на выздоровление, одна только она, пожалуй, и верила. И достигла своего - спасла мужа. Кому ж захочется теперь его терять. И немножко нелогично Зина напустилась на подругу:
- Так что не гневи Бога, Верка. Толстый у тебя - золото, а не мужик. Сама сколько раз говорила!
- Да я и сейчас повторю, - вздохнула Вера. - Только мучает меня это золото так, что видеть больно. Знаешь, иногда проснусь ночью, а он не спит. Лежит, смотрит в потолок не отрываясь и зубами скрипит.
- Серьезно?
- Ну! Ты же его, в общем-то, не знаешь, Зинка. Таких мужиков вообще на свете не бывает.
- В каком смысле?
- Да во всех смыслах! Ты вот насчет анализов деликатно молчишь...
Зина, испуганная таким внезапным переходом от одной темы к другой, едва не пролила горячий кофе себе на колени. Да и сама по себе тема эта была не из приятных. Кому ж понравится сообщать близкой приятельнице известие, которое перевернуло не одну женскую судьбу. Зина отставила кофе в сторону и посмотрела на Веру. Та глядела на врача с надеждой, хотя и было заметно, что она не слишком верит в благоприятный для себя исход. Зина решилась:
- Молчу, верно. Хотела до другого раза отложить.
- А что толку! Думаешь, сама не знаю? Погуляла Верочка... Что ужас там?
- Ну, ужас не ужас, а мама из тебя, как из меня - папа.
Вера помолчала. Потом достала сумочку и, опустив голову, принялась что-то в ней искать. Зина решила, что платочек. И даже пожалела, что слишком уж прямо сообщила подруге о результатах анализов. Но Вера достала сигареты и подняла голову. Слез в ее глазах не было.
- Спасибо, что хоть не врешь. Налей тогда и мне кофе, раз такое дело, - она закурила. - Спортивный режим отменяется. А Толстый, кстати, и в этом себя винит, добрая душа.
Зина, подававшая подруге дымящуюся чашку, искренне удивилась:
- Здрасьте-пожалста! Он-то при чем?
- Да все из-за ранения этого.
- Опомнись, подруга. Его же не в это самое место ранили. Или что возникли затруднения? - Вера печально улыбнулась:
- Затруднений хватает, но только не в этой области. - Зина недоуменно развела руками:
- Что-то я не пойму.
- Не поймешь, потому что раньше Толстого не знала. Та сволочь, он не ранил Толстого, а убил. Потому что того, прежнего, Толстого уже нет. Я на него смотреть боюсь, чтобы не заплакать. Ходит осторожно, как инвалид, телохранителей завел...
- Телохранители ему, допустим, по штату положены. А что врачи говорят?
- Да что врачи! Я Толстого лучше любого врача знаю. Этот гад ему словно душу прострелил! Все у него в порядке - здоровый, как медведь. Бывало, забудется - сейф легко передвинет. А только затем уж побледнеет и потом покроется. Словно сам своей силы боится, не верит в нее. Пить начал. Заговаривается.
Зина пораженно подняла брови.
- Как это?
- Вот так. Иногда о Буржуе как о живом заговорит, а потом опомнится, осечется и молчит...
- Серьезная психическая травма. Проще простого.
- У тебя все просто, Зинка. А мне с этим жить приходится. Одно могла для него сделать - ребенка родить. Да и то, выходит, не с моим счастьем.
- Ты погоди паниковать. Я тут одну новую методику изучаю. Очень передовую...
- Не надо, Зин. Методика-то, может, и хорошая, да только я у тебя плохая. Испытаешь на ком-нибудь другом.
Кофе был допит, и наступило молчание, как бывает, когда говорить уже не о чем, но еще нужно найти предлог для расставания. Зина первой прервала паузу:
- Знаешь, смотрю вот на тебя, а сама все Аминку вспоминаю. Так же ко мне забегала, на этом самом стуле сидела. Как вчера было... Жаль, дежурить приходится. Свозишь меня как-нибудь на могилку?
- Свожу, свожу. Знаешь, я там часто бываю. Одна. Съезжу - и вроде легче на душе становится. - Вера поднялась. - Все, я поехала!

ГЛАВА 3
Солнечный луч, проникший в щель жалюзи, медленно полз по роскошному ковру огромной спальни. Вот он уткнулся в орехового дерева спинку необъятной кровати, остановился на секунду и двинулся вверх. Достигнув края спинки, луч перевалил через кромку, резко метнулся вперед и, преодолев шелковый океан простыни, застыл на широченной, украшенной рваным шрамом спине лежавшего в кровати человека.
Толстый приоткрыл один глаз и осторожно пошевелился. Не спал он уже давно, но, пока рядом была Вера, успешно притворялся спящим, чтобы не расстраивать боевую подругу. Теперь откуда-то издалека, из кухни, едва доносилось позвякивание посуды - жена готовила завтрак. У Толстого все не шел из головы ночной разговор с Буржуем в заброшенном особняке Кудлы. О нем напомнил и запах свежежаренного кофе, уже разнесшийся по квартире.
...Они сидели у зажженного вопреки всем законам конспирации камина и молча попивали сваренный на угольях кофе.
- Ненавижу этот дом, - произнес наконец Буржуй, задумчиво глядя в огонь.
- Я, может, не очень умный, но никак не пойму, чего ты вообще здесь забыл.
Толстый подождал немного, надеясь на ответ, но, поскольку друг вообще никак не откликнулся, сменил тему, а заодно и тональность начинавшегося разговора:
- Ну, выкладывай, как там Америка. В Диснейленде был?
Но Буржуй шутку не поддержал.
- Знаешь, я Штаты возненавидел, - подавленно проговорил он. - А ведь раньше любил. Нью-Йорк особенно, ты знаешь. Но теперь они для меня просто огромная страна, миллионы людей с ненастоящими улыбками и ощущением беспомощности. Я ведь его не нашел...
Но Толстый утешить друга не пожелал:
- Да ну? Я чего-то так и решил.
- Нечего издеваться, - обозлился Буржуй. - Первый месяц я был уверен, я чувствовал, что иду по его следу. Я переезжал из города в город, звонил в сотни дверей, и каждый раз мне казалось - сейчас я войду, он поднимет на меня свои рыбьи глаза, и все будет кончено. Или я его, или он меня.
- Еще чего! - с непосредственностью крепко подвыпившего человека хмыкнул Толстый. - Он - тебя!
Буржуй поднял на друга внимательные глаза:
- Толстый, пей кофе, я тебя прошу. Убьешься когда-нибудь. Зачем было вообще так нажираться?
- Да не нажрался я, не нажрался, - с тоской протянул Толстый, так, выпил немного. А ты думаешь, мне легко? Мне этот год - за десять!
Буржуй поворошил уголья в камине.
- Год... Целый год... - в отчаянии проговорил он.
- Слушай, Буржуй, надо завязывать с этим делом, - взмолился Толстый. - Год по стране Чингачгука шастал теперь в этой халабуде засел. А что толку? Я скоро мозгами поеду от тоски. Я вообще - врать особенно не того, а последнее время и вовсе невмоготу стало. От Верки глаза прячу.
- Как она?
- Сам-то как думаешь? Другая баба давно свихнулась бы. А она ничего - держится. Еще и меня, инвалида, держит.
- Ладно тебе! Инвалид нашелся...
- Да не обо мне речь. Хватит тебе по чужбинам шастать, плакать в подушки отелей. Хорошо было придумано, да не сработало, - Толстый раздраженно поколотил ложечкой о стенки уже пустой чашки, нерешительно посмотрел на друга но все же спросил: - Буржуй, а ты никогда не думал... Может, это был не он? Ну не Кудла?
- Не знаю, - безнадежно вздохнул Буржуй. - Теперь уже не знаю. Но ты-то носишь в теле его железки...
- Я - да. Только речь сейчас не обо мне, - упрямо повторил Толстый. - Мне-то еще ничего. Я хоть знаю, что ты живой. А Вера, Олежек? Они же сегодня, между прочим, и тебя поминали! Свечи за упокой ставили! Ничего себе жуть, да? В общем, - Толстый решительно рубанул воздух рукой, - пора тебе выбираться из пещеры, Буржуй. Ты здесь полжизни проберложить можешь и все равно ничего не узнаешь.
- Слушай, - вспомнил вдруг Коваленко, - а что Борихин?
Толстый пожал плечами.
- Борихин? Ничего. Я так понимаю - у него тоже дубль-пусто.
- Ничего себе! Год! Год прошел!!! Ты за что ему платишь?
- Да старается мужик, - вступился за сыщика Толстый. - Правда, старается, это ж видно. Переживает.
- Не переживать, а работать надо. Убийцу ловить!
- Да это ясно, - поскреб в затылке Толстый. - Он того... В общем, на месте не сидит. Да и друг из ментов - кажись, майор - ему неофициально помогает, он же теперь без ксивы, сам понимаешь. А вообще-то менты ему мешают. Они-то дело давно закрыли, думают - это ты...
- Что, до сих пор думают? Дебилы!
- А что им еще думать? Все сгорело, один труп опознан как твой...
- Вот этого я совсем не понимаю.
- Да я вообще ничего не понимаю, - в сердцах сплюнул Толстый, а потом неожиданно улыбнулся. - Знаешь, иногда забудусь под утро - и так легко становится. Кажется - все как раньше. У тебя так не бывает?
- Нет, - жестко ответил Буржуй и поднялся. - Все, дружище, давай двигай.
- Может, прямо сейчас вместе и рванем, а? - без особой надежды спросил Толстый. - Верка точно не спит - ждет.
- Рехнулся, да?
- А чего?
- В день поминок, на ночь глядя. "Здрасьте, сестричка!" Что, хочешь овдоветь молодым?
- Все равно же тебе рано или поздно всплыть придется.
- Придется, придется. Кстати, ментам тоже многое объяснять придется, так что Варламова далеко не отпускай. Ну пойдем. Я тебя в транспорт погружу.
У темного крыльца они обнялись на прощанье, и Толстый взгромоздился на сиденье. Уже включив двигатель, oн опустил стекло и подмигнул Буржую:
- Знаешь, друг, а ведь мы его, гада, все равно поймаем. Правда.
И очень серьезно Буржуй кивнул в ответ:
- Я знаю. Я за этот год чувствовать научился. Как волки чувствуют. Он вообще где-то близко...
- Любимый! Э-эй! Просыпайся. Такой большой - и такой соня.
Голос жены, неслышно вошедшей с подносом в комнату, вырвал Толстого не то из воспоминаний, не то из полудремы. Вера поставила поднос на тумбочку, присела на кровать и взъерошила Толстому волосы. Тот сладко потянулся, точно сию вот только минутку очнулся от глубокого сна, поинтересовался:
- Который час?
- Самое время, Толстый, - Вера протянула мужу дымящуюся чашку.
Манерно отставив мизинец, гигант продегустировал напиток, томно закатил глаза и крякнул вполне по-рабоче-крестьянски:
- Ух, хорошо!
- Ты не забыл, что вчера обещал? - невинно поинтересовалась Вера.
По лицу Толстого заметно было, что он лихорадочно перебирает в голове события вчерашнего дня, чтобы вспомнить какие такие обещания успел надавать любимой жене. Не вспоминалось ничего. Для оттяжки времени он пустился на хитрость и задал уточняющий вопрос:
- Кому обещал?
- Мне, любимый, мне. Твои обещания остальным женщинам меня не волнуют, можешь их цинично обманывать.
- Каким еще женщинам? - потрясенный столь гнусной клеветой, Толстый схватился за сердце. - Это все вранье!
- Другая на моем месте сейчас бы придралась к словам.
- Так я же не на другой женился, а на тебе, - широко улыбнулся Толстый.
- И правильно сделал. Кстати, у тебя из кармана пиджака обертка "Сникерса" торчит.
- Враги подкинули. Завистники. Никому верить нельзя, - выпучив для убедительности глаза, принялся отпираться Толстый. Потом приобнял Веру и поинтересовался как бы невзначай: - Слушай, а чего я это... обещал?
Вера очень-очень ласково поглядела мужу в глаза, взяла его за руку и проговорила умильно:
- Ты обещал сегодня вечером поехать на сеанс к Марии-Стефании.
Тут уж глаза у Толстого полезли из орбит без всякого притворства. Он? К ворожке? Да быть такого не может!
- Чего? Что за бред? Когда это я такое обещал? - растерянно залепетал гигант, но тут взгляд его остановился на смеющемся лице жены, и он одним движением повалил ее на спину, всем своим весом прижав к матрасу. - Вот сейчас кое-кто получит за вранье!
- Толстый! Ай! Пусти! - в притворном ужасе вопила Вера.
- Не пущу. Будешь знать, как обманывать сонного мужа! Думаешь, если я вчера спиртного пригубил, так ничего не помню? Вот погоди, я Буржую пожалуюсь...
Вера под ним сдавленно ойкнула. Тут только Толстый сообразил, что опять проговорился, опять испугал жену. Он как-то сразу сник, обмяк. Вера без труда вывернулась из-под него и встала с кровати. Улыбка медленно стаивала с ее лица, она смотрела на мужа с такой жалостью, с таким отчаянием, что тот даже поежился.
- Толстый, - проговорила наконец Вера. - Там, на кухне, рюмка текилы. Пойди похмелись.
Анатолий Анатольевич Толстов поднял на супругу виноватые глаза и предпринял робкую попытку оправдаться:
- Да нет, я... В астральном смысле...
- А я в прямом, - отрезала Вера. - Легче станет.
- Ты же знаешь - я не похмеляюсь.
- Чем пугать меня, лучше бы похмелялся.
Толстый встал с кровати, подошел к жене, нежно ее облапил и принялся раскачивать, будто убаюкивая.
- Да я не пугаю. Вырвалось просто, - примирительно проговорил он. - Ну извини. Что я, специально, что ли?
- Извиню, если поедешь к Стефании. Костя за тобой заедет.
Толстый невольно разомкнул руки и отступил на шаг. Несколько секунд он простоял, переваривая услышанное, а потом чуть ли не подобострастно заглянул Вере в глаза. Он надеялся увидеть в них лукавинку, веселый огонек, который означав бы, что ее слова - шутка и ничего более. Вот сейчас она дурашливо шлепнет его ладонью по груди и расхохочется...
Вере было безумно жаль этого огромного ребенка, своего мужа, который если и боялся чего в жизни, так это ведьм, колдуний, гадалок, черных кошек и прочей чертовщины. Еще одно мгновение ей захотелось отступиться, пощадить его такого сильного и такого испуганного. Но тут она вспомнила прежнего Толстого и решилась. В ответ на жалобный взгляд мужа она твердо посмотрела ему в глаза. Толстый все понял.
- Да не поеду я к ведьме! Я ее боюсь! - Он обиженно отвернулся. Что тебе за удовольствие издеваться над человеком?
Вера шагнула вперед и прижалась к широкой спине.
- Толстый, милый, ты же не хуже меня понимаешь, что надо что-то делать. Я бы ради тебя, ради нас не только к Стефании - к Бабе Яге в ножки пала. Так дальше нельзя Я хочу, чтобы ты снова стал прежним, чтобы ты просто-напросто вспомнил себя.
Толстый, стоявший до этого каменным изваянием, едва заметно пошевелился.
- Ага! - все еще обиженно проговорил он. - Она что, Стефания твоя, пули из меня повыковыривает? Хирурги старались - не вышло!
- Не знаю. Стефа разберется. Да мне Костя о ней чудеса рассказывал, если хочешь знать!
- Вот-вот - чудеса, - с готовностью подхватил большой ребенок. - Я только услышу о них, мне под одеяло залезть хочется.
- Трусишка. Ну хочешь - я с тобой поеду?
- Нет уж! - такую жертву со стороны жены Толстый, несмотря на все его страхи, принять не мог и не хотел. - Держись от этой мерзости подальше. Лучше я сам.
- Честно? Поедешь? - обрадовалась Вера.
- Да что - обязательно сегодня, что ли? - заныл Толстый, но в голосе его уже чувствовалась обреченность: он понимал, что помилования ему не дождаться.
- А чего откладывать? - дожимала его любимая жена. - Ну, говори: "Обещаю".
- Ну... В общем... - промычал Толстый. И именно в этот момент зазвонил телефон.
- О, телефон! - передал жене благую весть воспрянувший духом Толстый. - Пусти, Верунчик, - он легко отодвинул подругу в сторону, схватил трубку и радостно рявкнул: - Алло!.. Да, я... Привет, Борисыч!.. Что?! А это точно? Может, ошибка?
Мельком взглянув на Веру, он нажал кнопку динамика, чтобы и она слышала разговор. В комнату проник хрипловатый басок Борихина:
- Да нет, не может. Он это. Василий его даже сфотографировал на всякий случай. Вы с нами поедете или мы сами?
- Как это сами?! - возмутился Толстый. - Я уже еду! Давайте через двадцать минут возле офиса. - Он положил трубку и попросил жену: - Верунь, звони ребятам, пусть уже выезжают. Я хоть физиономию сполосну.
Он бодрой рысцой припустил к ванной. Вера, так ничего и не понявшая из услышанного разговора, тревожно бросила ему в спину:
- Что-то случилось?
- Гость объявился, - махнул рукой Толстый. - Один из тех, кого давно ждали.
Пожарский, лишь год назад получивший водительские права, да к тому же и по характеру человек аккуратный, за рулем особо не лихачил. Но год шоферского стажа - этап опасный. На смену страху и осторожности первых месяцев за рулем приходит иллюзия уверенности, а это штука опасная.
На обычном маршруте от дома к работе Олег уже давно успел изучить каждый знак и каждую выбоину. Дорога не таила никаких сюрпризов, и он позволил своему сознанию не то чтобы отвлечься, а как-то расслоиться. Часть его следила за дорогой, за педалями, рычагом и рулем, вторая же была погружена в невеселые думы о вчерашней годовщине, о Толстом...
Когда впереди, чуть ли не перед капотом машины, показалось неожиданное препятствие, сработал навык: нога автоматически перелетела на педаль тормоза и вдавила ее в пол, руки вывернули руль в сторону. Теперь сознание автоматически фиксировало противный визг трущейся об асфальт резины, надвигающееся, как в замедленной съемке, препятствие. Сознание вопило: это человек! Девушка! Автомобиля едва ощутимо тряхнуло, и он остановился.
В шоке Пожарский еще несколько мгновений оставался за рулем, а потом распахнул дверцу и бросился к пострадавшей. Вокруг уже собирались люди, сыпались комментариям
- Ездят - на дорогу не смотрят!
- Выдают права кому попало...
- Да она ему сама прямо под колеса прыгнула, коз-за!
Пожарский, растолкав зевак, подскочил к девушке и дрогнувшим голосом спросил:
- Вы... Вы живы?
Вопрос прозвучал нелепо: девушка не лежала неподвижно на асфальте, а сидела и, ухватившись одной рукой за бампер, второй поспешно оправляла высоко задравшуюся юбку
- Кажется, да... Извините, я не хотела... Помогите мне встать, пожалуйста.
Пожарский подхватил девушку и поднял на ноги. Потом, совершенно непроизвольно, принялся ее ощупывать: голову, руки, ноги. Вдруг девушка оттолкнула его. Сначала Олег удивился, но тут же запоздало покраснел. Еще не придя в себя, он как-то не до конца осознавал, кто перед ним. Главным в тот момент было другое: жива ли, цела ли. Теперь ему стало ясно: перед ним девушка. Красивая девушка! Очень красивая девушка!!!
Смущаясь и запинаясь, Олег предложил отвезти ее в больницу - мало ли что! Девушка сделала несколько шагов, прислушалась к своим ощущениям и отказалась - она в полном порядке.
- Все равно лучше съездить в больницу. На всякий случай, настаивал Пожарский.
- Не надо, правда. Ничего не болит. Просто испугалась. Пойду выпью чего-нибудь, а то и правда трясусь.
- Пойдемте, я вас угощу, - решился Олег.
- Да что вы, я и так вас задержала, - девушка тоже отвечала механически, еще не придя в себя.
- Извините, вас как зовут?
- Что? А, Лиза, - представилась девушка.
- Я - Олег. Садитесь в машину, Лиза.
Где-то, когда-то Пожарский вычитал, что лучший способ в чем-то убедить человека - это употребить в речи его ходовые словечки. А для него вдруг стало очень важным убедить Лизу. И поэтому он сказал:
- Правда. Все равно вокруг ни одного бара. А я знаю одно место тут, рядом.
Через пять минут, проведенных за столиком кафе, они признались друг другу, что оба смертельно испугались во время случившегося на дороге. Через десять минут перешли на "ты" и оба почувствовали, что уходить не хочется...
- Слушай, я тебя правда не задерживаю? - вдруг спохватилась Лиза. - Ты же ехал куда-то?
- Куда-то ехал, - улыбнулся Пожарский, - да не доехал. Ты, кстати, тоже куда-то шла. И даже спешила.
- Ой! - схватилась Лиза за голову. - Я же!.. Вот дура! Подожди минутку, я сбегаю позвоню.
- Держи, - Пожарский протянул ей мобильный телефон.
- Спасибо.
Лиза быстренько уладила все проблемы со своим начальством, произнеся буквально пару фраз, а потом, словно оправдываясь, сообщила Олегу:
- Я в магазине "Искусство" работаю.
- В центральном?
- Ага.
- Странно...
- Почему странно?
- Я туда заходил пару раз, а тебя не видел...
- Чтобы такой, как ты, запомнил, надо к нему под машину попасть, немного грустно улыбнулась Лиза. - Ой, извини, я пошлости говорю. Наверное, еще в себя не пришла.
- Приятные пошлости. Можешь сказать еще парочку таких же.
- Нет, правда. Мне почему-то так легко сейчас, будто мы сто лет знакомы. Или ты на всех девушек так действуешь?
Пожарский грустно улыбнулся:
- Не знаю. Если бы они были, можно было бы спросить...
- В каком смысле?
- Да с девушками у меня, видишь ли, никак.
- Подожди, ты что же... - чуть нахмурилась Лиза.
- Да нет, - расхохотался Олег, сообразив, в чем она его подозревает. - Что ты. Я о другом. Просто не везет мне с девушками - вот и все.
Лиза окинула парня критичным взглядом. Шутит он, что ли? Высокий, стройный, красивый. Да еще в таком прикиде, при такой машине. Какая девушка устоит?!
- Что-то не верится.
- Честное слово! Может быть, сегодня повезло, - и Олег накрыл рукой лежащую на столе ладонь девушки.
Ладонь чуть заметно дрогнула, но осталась на месте - Лиза только подняла глаза, внимательно глядя на открытое, совсем недавно чужое ей лицо сидящего напротив человека.
- Хорошо, что я успел затормозить, правда? - невольно вырвалось у Олега.
- Ага, - улыбнулась ему Лиза. - А то я сейчас лежала бы холодная, с бирочкой на ноге. И ничего этого не было бы...
- Перестань говорить всякие ужасы. Слушай, поехали куда-нибудь.
- Куда?
- Да куда угодно. Кататься. Ко мне. Или ты... не хочешь?
- Хочу. Очень хочу, Олег. Я хочу кататься, хочу к тебе. Но мне нужно на работу.
- Да ну ее! Давай прогуляем!
- А ты что - большой начальник?
- Не особенно. Но прогулять могу.
- А я не могу. Правда. Танька и так из-за меня от прилавка к прилавку полдня бегает. Ты отвезешь меня?
- Конечно, отвезу. Должен же я знать, куда мне заехать за тобой вечером.
- А ты не передумаешь до вечера? Не передумай, пожалуйста. Ладно?
Воскресенский был раздражен: прошло два часа с начала трудового дня, а в офисе не с кем работать. Пожарский позвонил и пролепетал нечто невразумительное о задержке по непредвиденным обстоятельствам. Толстый так и вовсе не удосужился сообщить, где он и когда будет. Ну как же - начальство! А дел-то невпроворот...
- Алло!.. - схватил он трубку заблажившего телефона. - Да я... Что?.. Вы, наверное, ошиблись, - трубка брякнулась на аппарат.
Несколько минут Воскресенский листал бумаги, потом телефон зазвонил снова.
- Алло... Что?.. Послушайте, я же говорю - вы ошиблись номером!.. Да, это я, но я не понимаю, о чем вы говорите.
На этот раз он не стал класть трубку на рычаг, на нажал кнопку селектора:
- Аллочка, переключите мой прямой на себя и ни с кем не соединяйте.
И Воскресенский снова зашелестел бумагами.
Артур упивался творческим процессом.
- Ирка, ну что ты прешь на меня, как морской пехотинец?! покрикивал он. - Ольга, опять ты жопу оттопырила, выдра!
На сцене ведомственного дома культуры, хранящей следы былых комсомольских активов, фланировали под "неземную" музыку странно одетые девицы. Они очень старались изобразить ту походку и манеру поведения, какую не раз видели по телевизору в исполнении знаменитых моделей, но получалось так, что лучше бы не старались...
Артур, руководивший процессом из зрительного зала, то хватался за голову, то в полной прострации откидывался на спинку кресла, то теребил затейливый воротник своего наряда а ля кутюрье. Раз за разом он вскакивал с места и демонстрировал в проходе, как, по его задумке, должны порхать "феи с планеты совершенства".
- Стоп! - заорал он в очередной раз. - Вы что вытворяете?! Вы же не шлюхи, девчонки. То есть шлюхи, конечно, но об этом только я должен знать, ясно? Для остального мира вы - красота в чистом виде, пятый элемент. Наташка!
- А чего сразу я? - басом откликнулась одна из девиц.
- Да ты посмотри на себя со стороны!
- А че?
- Че! Я стояла у вокзала, я большой любви искала. Вот тебе и че. А с тобой что случилось, Анжелика?
- В сортир хочу. Давно уже. По-большому...
- Ой-ой, - Артур поморщился. - Как это тонко! Магнифик! В сортир по-большому. Иди. Иди в сортир, фея моя неземной красоты. Еще кто-нибудь по-большому желает, вы, богини утренней росы? Нет? Тогда начали. Раз-два-три, раз-два-три. Мягче движемся, мягче. Ощущение полета, крошки...
Увлеченный процессом, Артур не заметил, как в зале появились незваные гости. По проходу за его спиной двигалась целая делегация. Впереди шагал Толстый, по бокам и чуть сзади, как эсминцы за линкором, следовали два его телохранителя с недобрыми лицами, а замыкали строй настороженный Борихин и счастливый Василий. Его сюрприз шефу, похоже, удался. Артур очнулся только тогда, когда могучие руки охранников подхватили его под хрупкие локти, вырвали из кресла и куда-то понесли по воздуху.
- Эй, эй! Что? - Артур дрыгал ногами и беспомощно озирался, не понимая, кто эти люди и что происходит. - Лессе муа, слышите, уроды!
Невозмутимые физиономии незнакомцев не выражали ровным счетом ничего, и Артур оставался в трагическом неведении, пока его не донесли до режиссерского стола. Здесь его развернули и не слишком почтительно усадили, а скорее уронили, прямо на стол. И тут он оказался лицом к лицу с давно знакомым персонажем.
- Привет хранителю высокой моды! - неласково произнес Толстый.
Сначала Артуру пришлось сделать над собой усилие, чтобы унять отвратительную мелкую дрожь во всем теле. И только потом он умудрился что-то выдавить из себя.
- А...аншанте, - хрипом вырвалось из его пересохшей глотки.
- Что он несет? - громким шепотом поинтересовался у Василия Борихин. - От страха переклинило, что ли?
- Это французский, шеф. Стыдитесь.
- Мне стыдиться нечего. Я не в инязе учился, - гордо и уже в полный голос заявил отставной капитан.
Девицы, кучкой жавшиеся на сцене и не понимавшие, кто позволяет себе такие наезды на их грозного Артура, вслух обсуждали действия незнакомцев.
- Объяви перерыв девочкам, Версаче, - потребовал у Артура Толстый.
- Почему Версаче? - машинально спросил тот. - Его же убили...
- Ничего, это - дело наживное, - очень ласково отозвался Толстый и тут же рявкнул: - Ну!
- П...перерыв, девочки, - дрожащим голосом распустил свой контингент Артур.
Труженицы подиума по совместительству, с любопытством поглядывая на незваных гостей, стали неохотно расходиться.
- Вит! Вит! - уже более бодрым тоном подогнал их работодатель, а потом обратился к Толстому: - А вы знаете, я как раз к вам собирался, Анатолий Анатольевич. Дискюте келькешоз, так сказать.
- Ничего, я не гордый. Сам пришел. Ты где был год назад, собака?
Артур, успевший немного прийти в себя, медленно, выигрывая время, достал черную сигаретку, закурил, томно поглядел на телохранителей и, видимо приняв определенное решение, заговорил. Изобретать что-то новое он не стал, а принялся выдавать прежний свой набор: Брюссель, великое призвание, тонкость натуры, модельный бизнес.
Уже на середине этой тирады Борихин стал проявлять нетерпение, однако до поры до времени сдерживался. Но в конце концов молча подошел к столу, молча достал пистолет, приставил его к гениталиям "кутюрье" и очень выразительно посмотрел ему в глаза.
- Тол... Анатолий Анатольевич! - взвизгнул Артур. - Это кто?
- Витек. Киллер мой на ставке, - охотно разъяснил Толстый. - Я его и сам боюсь, если честно. Долгоиграющий ему кликуха. У него быстро еще никто не умирал. Любит это дело, ничего не попишешь.
Борихин скорчил туповато-свирепую гримасу и чуть сильнее прижал ствол к промежности великого художника. И тут слова посыпались из Артура, как горох:
- Ну хорошо, не было, не было никакого Брюсселя. В Тамбове я был. Вернее, в области... Осторожней с пистолетом, пожалуйста!
Из сбивчивых, но предельно искренних показаний Артура следовало, что в день, когда произошел поджог, он находился далеко - в одном из райцентров России. И поскольку пребывал под подпиской о невыезде из-за очередной полукриминальной шалости, то ни совершить это преступление, ни организовать его никак не мог.
Борихин еще раз испытующе посмотрел в глаза Артуру и убрал пистолет.
Толстый с сожалением поскреб в затылке и сказал:
- Ладно, живи пока. Но из города рыпнешься - смотри! Отдам тебя Долгоиграющему в личное пользование. Должны же у человека быть свои маленькие радости... Оревуар, Артуро.
Маленький отряд в том же порядке двинулся по проходу к дверям. Артур проводил его злобным и ничего не прощающим взглядом, а потом повернулся лицом к сцене. Его феи уже выглядывали из-за занавеса и шушукались.
- Чего вылупились, шалавы, - заорал на них "кутюрье". - Никогда деловых переговоров не видели? Кто там лыбится? Да вы без меня под забором передохнете, мать вашу! Все, комансон. Ля мюзик жу. Ту ль монд э ге! Раз-два-три. Поехали.
Столики летнего кафе стояли под старыми каштанами. Здесь было почти прохладно, хотя на улицах от жары плавился асфальт. Запыхавшаяся Вера с облегчением плюхнулась на пластмассовый стульчик, сдула прилипшую ко лбу челку, глотнула холодного пива из Зининого стаканчика и только потом поздоровалась с ней. Первым делом она выложила подруге самую радостную новость: Толстый, кажется, . согласился съездить к Стефании на сеанс.
- Ну-ну, - без энтузиазма отозвалась Зина, - потом поделишься результатом...
- Что, не веришь в эти дела?
- Почему? Очень даже верю. Вот наша завотделением - умница-баба, доктор наук, людей с того света вытаскивает, - а поехала к ворожке за советом. Та ее на пятьсот баксов и кинула. Легко так...
- Да ладно тебе. Стефания вообще денег не берет, если хочешь знать... - Вера помолчала, а потом решилась начать тот разговор, ради которого, собственно, и пришла: - Так что там насчет твоей продвинутой методики?
- Решила все-таки попробовать?
- А что? Думаешь - никаких шансов? - Зина погладила ее по руке.
- Хочешь совет? Пока молодая - возьми бэбика из приюта. Уедешь на полгода с понтом - на сохранение легла, а я тебе тем временем здоровенького подберу, без патологий.
- Спасибо, Зинуль. Только... Я ведь не просто ребенка хочу. Я маленького Толстого хочу. Чтоб его глаза были, его улыбка...
- Ну, знаешь, так всю жизнь прохотеть можно.
- Конечно, можно. Мне, кстати, Костя знаешь что сказал? Что Стефания и мои женские проблемы решить может.
Зина с жалостью посмотрела на подругу. Бред же несет! Правда, в ее положении за любую соломинку хвататься будешь. Что ж, придется быть с ней пожестче. Это иной раз помогает.
- А вот тут я готова на штуку баксов спорить, - проговорила она вслух. - Идет? А то у меня, как всегда, денежные затруднения.
- Какая ты добрая!
- Какая уж есть. Но я врач. И если я говорю своей подруге, которой очень хочу помочь, что ничего не могу сделать, то пусть сельская бабка со своими шушу-мушу ни мне, ни тебе лапшу на уши не вешает. Ясно?
- Ясно. Зато мне, выходит, терять нечего. Хуже не будет. - Тут Зина только руками развела. Ну что ты с такой упрямой дурехой делать будешь?
- Ну, если хочется экзотики, съезди. Только проследи, чтобы она, эта твоя Стефания, руки как следует вымыла. И ко мне по-любому заскочи после своей ведьмы. Береженого Бог бережет.
Уже по дороге от Артура, прямо из машины, Борихин созвонился с Мовенко и попросил его проверить алиби начинающего кутюрье. Мовенко, как всегда, поворчал, но просьбу обещал уважить.
Теперь Борисович мерил шагами свой офис и неодобрительно поглядывал то на сникшего Василия, то на онемевший телефон. Мовенко, впрочем, не заставил себя долго ждать. Молча выслушав его сообщение, Борихин положил трубку и посмотрел на Василия.
- Ну что? - вскинулся тот.
- Ничего. Все верно. Были у него проблемы с райотделом. И подписка была, и прочее. А в день пожара он вообще был на принудиловке.
- Где был?
- Привлекался к общественно-полезному труду.
- Вот черт! - Василий вскочил и заметался по комнате.
- А ты чего дергаешься? Исключение подозреваемого - тоже результат. Сужается круг поисков, - утешил его Борихин.
- Результа-а-ат! - с горечью протянул Вася. - Вам легко говорить, господин Долгоиграющий. А я этого Артура знаете как выпасал!
Вместо ответа Борихин вдруг что есть мочи шлепнул себя по лбу. В азарте он и думать забыл об обещании, которое дал Семену Аркадьевичу! Очередной след завел в тупик, версия лопнула. Так что одна надежда на Семена. Надо бежать. На ходу отдавая распоряжения остолбеневшему от такой начальнической прыти Василию, Борихин бросился к выходу...
Семен Аркадьевич открыл дверь, едва прозвенел звонок.
- А, здравствуйте, Игорек. Я уж вас заждался...
Борихину стало стыдно. Старик, конечно, тоскует в отставке. Столько лет проработал - и как еще проработал! - и вдруг взяли да и вытурили на пенсию без особых церемоний. Вот и осталась одна у него радость - таким незадачливым сыщикам помогать. Слава Богу, кой-какое допотопное оборудование у него дома имеется, а вот необходимые реактивы Семен на свои нищенские пенсионные гроши покупает. Борихин вздохнул:
- Извините, Семен Аркадьевич. Все никак вырваться не мог.
- Понимаю, понимаю. Как движется расследование?
- Да плохо движется, Семен Аркадьевич, плохо. Может, хоть вы чем-нибудь порадуете?
Эксперт взял гостя под руку и повел в комнату. Усадив Борихина за заваленный реактивами стол, на котором красовался старенький потертый микроскоп, он устроился напротив и довольно потер руки.
- Ну, не уверен, что порадую, но, думаю, удивить смогу.
- Неужели нашли что-нибудь? - Борихин в нетерпении подался вперед.
- Представьте, нашел. Если не ошибаюсь, вы говорили, что ваш наниматель и покойный Владимир Коваленко вставляли зубные протезы у одного врача. Так?
- Да. И что?
- И материал этих протезов должен быть идентичным, не так ли?
- Да. Конечно.
Семен Аркадьевич с торжеством посмотрел на Борихина и отчеканил:
- Ну так вот. По характеру оплавлености и ряду других признаков я теперь могу с уверенностью сказать, что вставные элементы челюсти пострадавшего при пожаре изготовлены из материалов, отличных от используемых филиалами фирмы "Кэбот", которые применялись при протезировании зубов Анатолия Анатольевича, а стало быть, и зубов Коваленко.
- Погодите, погодите, Семен Аркадьевич, - проговорил потрясенный Борихин. - Вы что же, хотите сказать - Буржуй жив?
- Ну, это мне неизвестно, я готов лишь с большой долей вероятности утверждать, что найденный на пепелище труп может принадлежать кому угодно, но только не Владимиру Владимировичу Коваленко по кличке Буржуй.

ГЛАВА 5
Василий шипел и подпрыгивал на диване. Наконец он не выдержал и отшатнулся от склонившегося на ним Борихина.
- Щиплет!
Прозвучало это так по-детски трогательно, что в ментовской душе Борихина даже возникло теплое полуотцовское чувство. Но он не позволил себе никак его проявить, наоборот - с особой решительностью притянул Василия за шею и еще раз безжалостно ткнул щедро смоченным бриллиантовой зеленью тампоном в разодранную Васину щеку.
- Ладно, не будь пацаном. Обычная зеленка...
- Зеленкой-то зачем? - проныл Василий. - Лучше перекисью.
- Нет у меня перекиси.
- Я в зеленке на второклассника-дебила буду похож.
- А ты хочешь - на отважного героя, что ли?
- На героя, конечно, лучше. Ой, ну печет же! - Вообще-то, разукрашивая лицо Василия безобразными камуфляжными разводами, Борихин едва сдерживал радостное волнение и пытался не улыбаться - улыбка в данной ситуации выглядела бы цинично. Но он был счастлив. На Васю, судя по его рассказу, вышли очень серьезные люди. Не шпана, не молодые, с придурью, урки, а профессионалы. А это пусть не означало наверняка, но могло означать, что за пожаром крылось вовсе не обычное бытовое убийство. И еще: что где-то, как-то они уже наступили на хвост преступникам. Знать бы где... Но так или иначе, а дело наконец сдвинулось с мертвой точки!
- Ты лучше расскажи, чем все закончилось, герой, - уже не в первый раз попросил он.
- Тем и закончилось, - охотно повторился Вася. - Обещал стучать на вас. Старательно и регулярно.
- Хорошо, хоть ума хватило.
- Насчет ума не знаю. Вот жажда жизни имела место...
Борихин закончил истязать Василия - видимо, только потому, что вышли все запасы зеленки. С сожалением поглядев на опустевшую склянку, он бросил ее в мусорную корзину, поставил напротив дивана стул, уселся на него верхом и закурил.
- Ладно, а теперь соберись и постарайся вспомнить хоть какие-нибудь детали.
- Они сказали мобильник поменять, - мигом отреагировал Вася. В конце-то концов - был бы у него нормальный телефон, разве смогли бы его одурачить, подделав голос любимого шефа?
- Это ты уже говорил. Перебьешься.
- Как это - перебьешься? Они приказали!
- Можешь нажаловаться. Сказать, что я жмот. Еще хоть что-нибудь запомнил?
- Странно это... Но они были похожи на спецназ.
- Почему на спецназ? Потому что в черных комбинезонах?
- Во-первых, это. Во-вторых, руки у этих ребят - клещи. Я даже рыпнуться не мог. И потом... Они молчали все время, только знаками обменивались. Знаете, как спецназовцы в американских фильмах. Только один говорил и то - мне.
- А об этом одном хоть что-то сказать можешь? Какой он - молодой, старый, высокий, низкий?
- Откуда я знаю?! Я с кирпичной стенкой целовался...
- Значит, вообще ничего?
- Говорю же... - и вдруг Василий вытаращил глаза и судорожно взмахнул рукой. - Постойте! Часы у него "Командирские". Я успел заметить.
- Ну, это вряд ли нам поможет, - разочарованно произнес Борихин, но тут же, сжалившись, решил добавить доброе слово: - Хотя - молодец, что заметил. Как чувствуешь-то себя?
- Как будто меня мордой о кирпич терли, - съязвил Василий. - А вы чего такой довольный?
- Сам не понимаешь, что ли? На тебя наехали, жестко наехали. И не просто так, а именно в связи с нашим расследованием. Значит, мы что-то правильно делаем.
- Угу. Теперь бы еще выяснить что...
Еще минуту назад Борихин задавался тем же самым вопросом, но сейчас только недовольно буркнул:
- Не умничай. Одевайся, поехали. Надо с Мовенко посоветоваться. Информации, конечно, у нас не густо, но хотя что-то...
Сборы в дорогу у старого следователя отняли несколько секунд: он просто сунул в кобуру свой пистолет. Вася провозился подольше. Сначала он пристроил за поясом собственную "пушку": ночные обидчики вернули ее, только вытряхнули из магазина патроны. Потом накинул пиджак, подошел к зеркалу и... вздрогнул. Даже иронично пошутить не захотелось..
- Ну вот, я же говорил... - подавленно протянул он. - Пионер после ветрянки!
- Хватит любоваться, идем, - уже от двери прикрикнул на него Борихин.
И Вася невесело побрел к выходу.
Вера уже минуту тормошила Толстого, но тот только дергал ногой и норовил с головой спрятаться под одеяло.
- Толстый, вставай... Толстый! Ничего себе. Вот это называется здоровый сон. Эй, Толстый, ты что?!
Полное нежелание мужа пробуждаться ото сна уже начало немного тревожить Веру. Она удвоила усилия. Наконец Толстый открыл глаза и попытался сфокусировать затуманенный еще взгляд. У кровати стояла любимая жена. В одной руке она держала уголок отвоеванного с бою одеяла, в другой - наполненный стакан.
В сознании Толстого замелькали отрывочные картинки вчерашнего вечера. Свеча на столе. Низкий потолок хаты. Пассы ворожки перед лицом. Ее бормотание. Слова...
Слова! Толстый вдруг сразу вспомнил все. Совершенно обессиленным вышел он из хаты Стефании, отпустил охранников и понесся к Буржую. Просто не мог держать услышанное в себе. Буржуй, конечно, распсиховался: опять гадалки, опять какая-то мистика. С этого все начиналось, к этому и вернулось. А теперь вот еще и поразительная догадка о том, что Коваленко жив, да к ней в придачу странное пророчество, что не погиб и маленький Володя. Как такое в себе носить? И Буржуй, понятное дело, задергался, разорался. Будто он, Толстый, виноват. Да он, между прочим, сам перетрясся - как только мозгами не двинулся! Так перепугался, что даже глоток виски, любимого успокоительного, принять не смог. Не лезло в глотку, хоть ты тресни! Ладно, на Буржуя за этот его ор и обижаться-то грешно, его понять можно. Зато удалось вырвать из дружка обещание, что в ближайшее время он вылезет наконец из подполья. Тот даже попросил подготовить к этому Веру.
Толстый вспомнил, как добирался от особняка Кудлы домой, как отмахнулся от расспросов жены, как рухнул в кровать. И провалился в сон. И ни разу не проснулся за ночь. Странно! Когда такое было в последний раз? И не упомнишь... Он принялся тревожно прислушиваться к своим ощущениям - кто знает, чего там эта старая ведьма еще могла наколдовать! Но тело отозвалось бодрой готовностью к действию, и на душе было непривычно спокойно.
- Эх, хорошо! - невольно вырвалось у Толстого.
- На, выпей, будет еще лучше, - протянула Вера стакан.
Толстый механически принял его и послушно сделал не сколько глотков. Поморщился.
- А это что?
- Как что? Аспирин.
- Не хочу.
Толстый со стуком опустил стакан на тумбочку и одним движением вскочил с кровати. Вера пристально посмотрела на мужа. Что-то с ним не так. Спал как убитый, аспирина, который за последний год, стал дежурным утренним напитком, не желает. Стефания Стефанией, но быть же не может, чтобы так вот сразу...
- Толстый, любимый, ты себя нормально чувствуешь?
- Отлично! Даже более того. Могу продемонстрировать, - он, улыбнувшись, обнял жену. - Ну-ка, иди сюда.
Вера ужом вывернулась из объятий и шутливо пихнула его.
- Толстый, перестань. Ты же меня всю изомнешь.
Тут только муж заметил, что Вера стоит перед ним не в утреннем халате.
- Ой, а ты чего одетая?
- Уходить собралась, нужно кое-что сделать с утра. Завтрак, между прочим, на столе.
Толстый обиженно поморщился.
- Слушай, не уходи, - протянул он. - Не люблю я, когда ты с утра уходишь.
- А что, лучше вечером уходить? - игриво поинтересовалась Вера и уже вполне серьезно добавила: - Не вредничай, любимый, мне правда нужно.
- Эх, живу без ласки, - вздохнул Толстый. И, сладко зевнув, ляпнул: - И потом, мне тебя это... подготовить надо.
- Подготовить? - напряглась Вера.
- Ну, поговорить в смысле, - запоздало стал выкручиваться он. - А то все работа, работа... А ночью, как всегда, не до разговоров.
Вера снова пристально посмотрела на мужа.
- Что-то ты темнишь, Толстый.
- И вовсе я не темню, - Толстый уже понял, что спросонья сказал лишнее, но все еще пытался выкрутиться. - Что я, не человек, что ли? Не могу с собственной женой поговорить?
- Ты, Толстый, не человек, ты - человечище. Но врать все равно не умеешь.
- Ну не умею, - со вздохом сожаления признался он. - Нельзя же все уметь.
- Что случилось? Выкладывай, а то у меня весь день сердце не на месте будет.
- Да ничего не случилось, - Толстый явно прятал глаза от жены. Что ты пристаешь с утра пораньше к голому мужчине?
- Ладно, не хочешь - не говори. Я и так вижу, что с тобой все в порядке, - Вера приподнялась на носках, чтобы поцеловать мужа в щеку. - Я побежала, да? До вечера, любимый.
Толстый с виноватым видом долго смотрел ей вслед. Потом потер глаза, пробормотав:
- Вот и подготовил...
Он снова зевнул, а потом, словно избивая невидимого врага, нанес несколько мощных ударов по воздуху с приседаниями и уходами. И вдруг замер, окаменев. Эти движения, полузабытые, сложные, тяжелые, дались ему без всякого усилия, совсем как тогда, в прежние дни.
Сержант Дончик очень не любил сидеть над бумагами. Его б воля, он лучше парочку пьяных дебоширов угомонил бы. Но начальству этого не объяснишь. Начальство - оно отчетность любит. Дончик громко вздохнул. Комната отозвалась таким же тяжелым вздохом. Удивленный участковый оторвал глаза от документов. На пороге его кабинета стояла Потылычиха.
Н-да, подумал сержант, совсем бабка изменилась. Раньше вихрем врывалась, а тут не слышно даже было, как дверь отворила. Вслух сказал:
- А, титко Мотрэ... Заходьтэ, будь ласка.
- А чого цэ ты цэе... згадав про стару? - продолжала переминаться у двери с ноги на ногу.
- Та заходьтэ ж. Не стийте на порози.
- Так я ж на хвылынку. Думала, можэ, помылка якась...
- Ниякои помылкы. Сидайтэ.
Бабка робко подошла к столу и устроилась на самом краешке стула. Дончик отодвинул от себя бумаги, почесал кончиком ручки за ухом, переложил с места на место форменную фуражку.
- Нэ знаю навить, з чого и початы, - проговорил он в раздумье.
- А що почынаты? - зачастила старуха. - Я coби тыхэнько жыву, ни про що ни пары з вуст...
- Так отож! Колы цэ такэ було, щоб вы, титко Мотрэ, и брэхню по сэлу нэ носылы? А надто писля такого, як ото з бидною Катэрыною сталося...
Именно эта последняя его фраза странно подействовала на Потылычиху. Она как-то сразу вся сжалась, свернулась в тугой комок, словно старая ежиха.
- Нэ трэба Катэрыну чипаты, Васылю, - пробормотала опасливо. Царство ий нэбэснэ, бидолажний, благословы Господь и душу.
- Tиткo Мотрэ, а вы сами дэ булы, колы всэ цэ сталося? - спокойно и вроде бы даже безразлично, как о чем-то совершенно неважном, спросил участковый.
- Що?.. Hи... Нидэ я нэ була... Нэ памятаю... Вдома сыдила... Слухай, Васылю, ничого я нэ знаю, ий-бо, чысту правду кажу. Що, нэ вирыш?
- Якщо чэсно - нэ вирю, - вздохнул Дончик. - Нэ вирю, титко Мотрэ, бо брэшэтэ. Сами знаетэ...
- Ничого я нэ брэшу. Мовчу я! Хто мовчыть - той нэ збрэшэ, - и, определив по глазам сержанта, что нашла верную тактику, Матрена продолжала с еще большим воодушевлением: - Що, нэ так? А як нэ вирыш, довэды. Можэ довэсты?
- Довэсты нэ можу, - пожал плечами Дончик.
- Так чого тоди смыкаеш стару? - бабка встала, глядя милиционера колючими глазами. - Всэ, пишла я.
- Зачэкайтэ, титко Мотрэ, - поднялся и участковый. - Як бы вам цэ сказаты... Розумию, злякалыся вы... - он замeтил что старуха пытается что-то возразить, и протестующе вытянул вперед ладонь. - Мовчитъ, мовчить, бачу, що злякалыся, бо впэршэ у жытти рота затулылы. Та кращэ б вам всэ розповисты, правду кажу. Тоди я вас хоч захыстыты зможу...
- Ага, ты захыстыш, - перебила его Потылычиха. - Катэрыну дужэ захыстыв?
- Hи. Бо нэ знав ничого. А як розкажэтэ, то знатыму.
- Та нэма чого розказуваты. И захыщаты мэнэ нэма вид кого.
- Добрэ, якбы так... - многозначительно проговорил Дончик.
- Ты цэ... про що? - подозрительно уставилась на него старуха.
- Вбывци - воны нэ дужэ люблять свидкив залышаты. И тэ, що мовчытэ, можэ нэ допомогты.
- Можэ. Алэ як рота розтулю, то вжэ точно кращэ нэ станэ, - бабка уже и не пыталась скрывать, что подозрения Дончика обоснованны.
- Бачу, добрячэ вин вас налякав...
Направлявшаяся к двери старуха резко развернулась и посмотрела милиционеру в глаза долгим взглядом.
- А ты, Васылю, такый смилывый, бо, хоч и милиция, а гадкы нэ маеш, якый цэ жах... Колы не в газэти чытаеш, а в очи йому дывышся... - она упрямо поджала морщинистые губы. - И бильшэ нэ клыч мэнэ - казала вжэ, ничого я нэ бачыла, - затем добавила твердо: - И нэ згадаю, так що дай спокий!
Она снова направилась к двери. Дончик бросил ей в спину:
- A coвиcть ваша дасть вам спокий, титко Мотрэ?
Та остановилась на пороге и укоризненно посмотрела на участкового:
- Coвиcть мою не чипай, хлопчэ. То нэ милиции справа, а моя. И Господа Бога.
Когда автомобиль затормозил у здания милиции, Василий вдруг наотрез отказался выходить из салона. Чего, мол, ему людей пугать в таком туземном раскрасе, уж лучше он в машине Борихина дождется. Борисыч хотел было прикрикнугь на парня, но не стал. Досталось ему серьезно. По-взрослому досталось. Кожа под слоем зеленки вспухла, изуродовав Васю до полной неузнаваемости. Борихин пожал плечами и, войдя в здание, направился в кабинет своего друга-майора.
Мовенко, как всегда, немного поворчал - уже по привычке, - потом выслушал всю историю и выдвинул свою версию:
- Слушай, а может, он вообще фантазирует, твой Пинкертон? Об этом не думал?
- Какое там фантазирует! У него вся физиономия стерта.
- Ну, может, подрался из-за юбки, а хочет героем выглядеть...
- Да нет, ты уж вовсе его придурком считаешь.
- Никем я его не считаю. Просто уж как-то все слишком по-киношному: черные комбинезоны, ночные засады, спецназ... Я в органах без малого двадцать пять лет, а похожего не припомню...
- Да я тоже, - поскреб в затылке Борихин.
- То-то и оно!
- Нет, он не врет, - вдруг припомнил что-то отставной капитан. Может, что-то от страха ему и померещилось, но есть же и реальные детали. "Командирские" часы, например!
Мовенко насмешливо блеснул глазами:
- Деталь сильная. У меня тоже "Командирские", между прочим.
- Да у меня и самого не "Ролекс", - отозвался Борихин. - Такие же, как у тебя.
Он вытянул вперед левую руку, демонстрируя часы. Зеркальным отражением его жест повторил и Мовенко.
- Такие, да не такие, - майор постучал ногтем по циферблату. - Эти мне министр лично вручил. На День милиции.
- А я свои в киоске купил. За тридцать восемь пятьдесят. Тоже хорошо идут.
- Ладно, не груби.
- А ты не хвастайся.
- Можно и похвастаться, между прочим. Если есть чем. А где он сам-то, твой пострадавший?
- Внизу ждет, в машине.
- Так зови. Пообщаемся...
Борихин спускался вниз, готовясь к долгому выковыриванию Василия из салона. Но тот, как ни странно, не особого и сопротивлялся. Только нацепил на нос большие солнцезащитные очки да поднял воротник пиджака. Уже вместе дни направились к милицейскому зданию.
А улица жила своей жизнью - подъезжали и отъезжали машины, спешили прохожие...
Артур уже второй час украшал собой выдержанную в строгих тонах приемную Анатолия Анатольевича Толстова, просматривая один за другим толстые модные журналы, а заодно дожидаясь хозяина.
- Извините, Анатолий Анатольевич все еще не звонил, и я не знаю, когда он будет и сможет ли вас принять, - Алла предприняла еще одну деликатную попытку выпроводить странного посетителя.
- Ничего, я подожду, - успокоил ее Артур и окинул девушку долгим оценивающим взглядом. - Скажите, а вы никогда не думали о том, чтобы уйти в модельный бизнес?
Ответа он не дождался, поскольку в приемную широким и уверенным шагом вошел господин генеральный директор.
- Уй, что делается! - радостно поразился он при виде нежданного гостя. - Бедовый ты парнишка, Артуро. Честно скажу: я бы на твоем месте меня избегал.
- Бон матэн, - промурлыкал Артур и протянул узкую ладошку, но, не дождавшись встречного жеста, как ни в чем не бывало убрал руку и заметил: - Но все же выяснилось... Вы теперь солидный человек, - он оглянулся на Аллу. Может, мы уединимся?
- Чего-о-о? - угрожающе-насмешливо протянул Толстый.
- Нет-нет, вы не так поняли. Просто хотелось бы антр ну, так сказать.
Толстый еще раз смерил Артура взглядом, а потом повернулся к секретарше:
- Аллочка, что у меня на утро?
- Через полчаса приедет Минзянов. В 12 Воскресенский хочет показать вам готовый пакет документации.
- Ну ладно, друг детства, - Толстый указал Артуру на дверь своего кабинета. - Заходи - не бойся, выходи - не плачь.
Будущая звезда модельного бизнеса ловко нырнула за дверь. Глазки Артура моментально оценили роскошный ковер, дорогую мебель и все остальные приметы процветания. Он, по-видимому, остался доволен, поскольку без приглашения устроился в кресле у стола и томно потребовал минералочки. Толстый поморщился, но терпеливо передал по селектору этот заказ Алле. Потом взглянул на живое пестрое пятно в своем кресле:
- Ладно, выкладывай, модельер: чего тебе дома не сидится?
Артур принял принесенную Аллой минералку, дождался ухода секретарши и приступил к сути дела:
- Видите ли, теперь, когда все выяснилось - я имею в виду свою непричастность к трагедии...
- Так я ж тебе сказал: живи, - оборвал его вступление Толстый. Чего тебе еще надо?
- Ну как же... Я как художник чувствую себя поруганным. А мы ведь живем в правовом государстве, разве не так? Вот я и подумал, что вполне мог бы претендовать на компенсацию. Вполне жюст, так сказать...
...Через полчаса Алла решилась заглянуть в кабинет: в приемной уже сидел Минзянов, а этот странный тип все еще торчал у Анатолия Анатольевича. Минзянов - серьезный деловой партнер, таких не заставляют долго ждать...
- Что, Аллочка? - Толстый оторвал взгляд от бумаг. Оторопевшая Алла еще раз обвела глазами кабинет, на всякий случай заглянула за дверь.
- А... А где посетитель?
- Какой посетитель? - недоуменно поинтересовался Толстый. - А, этот. Шанель номер три. Отбыли...
- Странно, - осмелилась не поверить Алла. - Я никуда не выходила.
- Ай-ай-ай, Алла, - упрекнул ее шеф. - Такого видного мужчину - и не приметили!
- Приехал господин Минзянов, - доложила вконец растерянная секретарша и украдкой скосила глаза под стол
Оттуда выглядывали только хорошо начищенные туфли господина гендиректора.
- Отлично! Проси... Хотя нет, - Толстый взглянул на часы. Извинись, пожалуйста, и попроси подождать минутку. Мы же не звери, верно?
- Конечно, Анатолий Анатольевич.
Алла, уже оставившая всякую надежду понять, что происходит, скрылась в приемной. Толстый проследовал в дальний угол кабинета, где стоял огромный сейф, повозился с замком и отворил тяжеленную дверцу. Из сейфа вывалился помятый, взмокший и оторопевший от ужаса Артур и ткнулся головой в ковер.
- А ты живучий мужик, Артуро, - восхищенно приветствовал его Толстый. - Хоть завтра в подводники!
Артур, жадно ловивший ртом воздух и пучивший глаза, тем временем дополз на четвереньках до сервировочного столика, схватил стоявшую на нем бутылку минеральной воды и припал к горлышку. Только после этого он смог, опираясь на кресло, встать и тут же разразился сиплой руганью, перемежая ее всхлипываниями и стонами:
- Сволочь ты, Толстый!.. Сволочь и садист!.. Анимал!.. Мерд!..
- Что, продышался, солдатик? - сочувственно проговорил хозяин кабинета. - Ну, ступай, а то неудобно: люди ждут. И знаешь... Ты, в общем, не ходи ко мне больше. А то, сам понимаешь, слухи пойдут. И все такое...
Артур наградил его ненавидящим взглядом и вывалился наружу. На заплетающихся ногах, но довольно резво он пересек приемную. Алла и Минзянов изумленными взглядами проводили до дверей взъерошенное существо в сомнительном наряде, которое размахивало полупустой бутылкой минералки и бормотало под нос французские ругательства.
Когда Борихин и Василий вышли из здания милиции, младший детектив дрожал от возмущения и обиды. Еще бы! Два старых мента устроили ему настоящий перекрестный допрос, вели себя с ним как с мальчишкой, то в трусости, то в глупости подозревали. Особенно усердствовал этот нагловатый майор, борихинский дружок. Корчит из себя бог весть какого крутого! И почему-то интересовал его преимущественно голос. Голос единственного говорившего из напавшей на Василия команды. А что о нем скажешь? Голос как голос. Обычный. Василий так майору и сказал.
- Такого слова, как "обычный", в нашей профессии нет, - отчеканил тот в ответ. - Высокий, низкий, хриплый? Может, картавит или там заикается? На чей похож? На мой там, на Игоря Борисовича?
- Нет, вы оба нормально говорите, а он - глухо так, как через подушку. Но разборчиво, - отвечал Василий. Его мучители переглянулись.
- Думаешь, прибор? - спросил Борихин.
- По описанию похоже, - согласился майор. Когда же речь зашла о подозрении Василия насчет того что наехала на него группа спецназа, мент и вовсе расхохотался ему в лицо:
- Вы, ребятишки, чем, собственно, занимаетесь? Да архивным висяком! Тупой бытовухой без тени политики или там нефти, к примеру. И на спецназ грешите? Да под ваше дело не только спецназ - лишнего "бобика" не дадут.
Тут Борихин законно поинтересовался у майора, какую версию предлагает он. Но тот только с тупой многозначительностью поглядел на часы и вежливенько так выпроводил их с Борисычем из кабинета. Занят, мол. Подумает на досуге и свяжется. А они, мол, пусть берегут себя пока. И все это с этакой издевкой. Вот мент поганый!..
- Садись, домой подкину.
Голос Борихина оторвал Василия от нерадостных воспоминаний. Парень с сомнением посмотрел на шефа, потом на его старенький автомобиль. Нет, на Борисыча он в общем-то не обижался. Борисыч вел себя прилично, не издевался. Но ведь и не защищал?.. Вот пусть сам на своей развалюхе и катается. Вслух гордый Василий сказал:
- Спасибо, я пройдусь.
- Да садись, садись. Ты же без машины, а мне не трудно.
Конечно, шляться по улицам с такой рожей - сплошно безумие. Но уж как-нибудь огородами он домой доберете!
А вот шеф пусть...
- Вы же все равно за руль не пустите, - скорее утверждая, чем спрашивая, бросил Василий.
- Об этом и не мечтай, - ответил Борихин, хорошо знавший Васину манеру езды - виртуозную, но маниакально-рискованную. - Ты и сам убьешься, и меня угробишь.
- Ну вот. А вы ездите, как начинающая женщина. Меня раздражает...
И очень довольный тем, что достал напоследок шефа, Василий независимой походкой удалился.
- Ладно, шагай пешком. Раздражает его! - пробурчал ему вслед Борихин и завел двигатель.
Он спускался с печерских холмов в центральную часть города и, выключив сцепление, стал притормаживать, как вдруг педаль тормоза с глухим стуком провалилась. Машина разгонялась. И тут Борихин попросту растерялся. Сначала он лихорадочно пытался прокачать тормоза. Не помогло. Дорога летела под колеса все быстрее. Слишком резко дернул ручник - машина чуть клюнула носом, но тросик тут же оборвался. Борихин попытался включить сцепление, потом попробовал прижаться к бордюру. Все напрасно. Это очень напоминало кошмарный сон, когда надвигается ужас, а сделать нельзя ничего. Машина неслась вниз. Впереди уже видна была улица, по которой сплошным потоком шли автомобили. "Как же все глупо и просто..." - успел подумать Борихин.

ГЛАВА 8
В собственную свою квартиру Толстый проникал осторожно, как вор. Отпер пластиковым ключом дверь и тихонько прокрался по коридору. Заглянул в темную кухню, в одну комнату, в другую. Никого. Тогда он замер посреди коридора и, негромко позвал:
- Вер... Верунь... Ты где? Ну не молчи, ладно? Так получилось...
Квартира отозвалась тишиной. Тогда он решился зажечь свет и включал его во всех помещениях, мимо которых проходил. Веры нигде не было, и это вдруг встревожило Толстого, который привык, что жена встречает его в любое время дня и ночи.
Оставалась последняя комната, их общая с Верой спальня. Вспыхнула люстра под потолком и осветила аккуратно застеленную кровать. В груди у Толстого что-то оборвалось, он прислонился к косяку. И только тогда заметил лист бумаги, белевший на кроватном покрывале. Слава Богу - записка!
"Толстый, любимый, - было написано на листке аккуратным Вериным почерком. - Вообще-то Бог сотворил ночь для того, чтобы люди или спали, или занимались любовью, или совмещали то и другое. Ушла по срочному делу. Целую, твоя Вера."
- Святая... - пробормотал Толстый в равной мере растроганно и облегченно.
И хотя за окном еще и сереть не начинало, а Вера в записке не сочла нужным объяснить мужу, куда отправилась в такую рань, Толстый сразу успокоился. Зато оставалась другая проблема. Он бросился к телефону и принялся лихорадочно набирать номер. После долгой серии длинных гудков в трубке прозвучал голос Буржуя:
- Алло.
- Это я, - сообщил Толстый.
- Наконец-то, - тут же набросился на друга Буржуй. - Ты где пропал? Мобильник молчит. Я не знал, что и думать. И вообще - с каких это пор ты встречи на ночных кладбищах назначаешь? Да еще и не являешься?
- Встретиться надо. Прямо сейчас.
Толстый не стал ничего объяснять. Голос Буржуя на другом конце провода звучал устало:
- Я вообще-то не спал всю ночь.
- Я тоже, - сухо сообщил Толстый.
- У меня, кстати, без приключений не обошлось...
- Ты слышишь меня? - не дал ему договорить гигант. - Надо встретиться. Чем скорее - тем лучше. И дверь закрой.
- Ты чего это? - Буржуй наконец расслышал непривычно суровые нотки в голосе друга.
- Расскажу - поймешь, - отрезал Толстый.
- Дружище, с тобой все в порядке?
В ответ раздался тяжкий вздох.
- У нас и раньше все было не в порядке, Буржуй, - очень серьезно проговорил Толстый. - А теперь и подавно. Закрой дверь и жди. Я скоро буду.
- Странный ты сегодня какой-то, - забеспокоился Коваленко. - Что случилось-то? Хоть намекни.
- Нет, намекать не буду.
Буржуй несколько мгновений помолчал, прикидывая, видимо, что еще могло стрястись. Потом сказал:
- Ладно, Толстый, приезжай скорей, а то умеешь ты иногда туману напустить...
Всю ночь после разговора с Василием Борихин провел, расхаживая из угла в угол по своему не слишком просторному жилью. Несколько раз он принимался приводить в порядок картотеку, однажды даже попробовал, не раздеваясь, вздремнуть, но работа валилась из рук, а сон не шел. И снова он начинал метаться по комнате, морщась от невеселых мыслей, как от зубной боли.
Под утро - еще не начинало светать - он решительно сунул в кобуру пистолет, набросил пиджак и вышел из дому. Ранней пташке, когда-то учила его мать, и Бог дает. А Борихину теперь предстояло работать за двоих да еще и мотаться по всему городу без колес.
Отгромыхавшая после полуночи гроза унесла с собой стоявшую несколько дней духоту, и накурившийся до одури сыщик полной грудью вдыхал свежий, с привкусом озона и зелени, воздух. Выйдя из-под арки на улицу, которую уже не освещали фонари и еще не освещало солнце, Борихин тут же влез в лужу. Чертыхнувшись, заплясал на одной ноге и попытался стащить обувку, чтобы вылить воду. Три негромких хлопка, раздавшихся в этот самый момент, возможно и не привлекли бы его внимания, но характерный свист у самой головы, визг рикошетирующих от стены пуль и кирпичная крошка, брызнувшая в лицо, недвусмысленно подсказали, что происходит. Борихин рухнул прямо в лужу, перекатился по ней под прикрытие старого каштана, одновременно доставая пистолет, и выглянул из-за ствола. Рассмотреть удалось немногое - задние габаритные фонари быстро удалявшейся машины, ни марку, ни цвет которой сыщику определить не удалось: в темноте все кошки серы. Правда, поблизости Борисыч углядел невольного свидетеля происшедшего. У своей "восьмерки", уже открыв дверцу, застыл столбом немолодой мужчина и провожал взглядом уносившийся по улице автомобиль.
С криком: "Милиция! Ключи!" сыщик вскочил на ноги, пробежал несколько метров, отделявших его от "восьмерки", вырвал из рук оторопевшего хозяина ключи и прыгнул за руль. Взвизгнули проворачивающиеся по мокрому асфальту колеса, и Борихин понесся за мерцавшими вдалеке красными огоньками.
После нескольких минут отчаянной гонки ему стало казаться, что он нагоняет преследуемых, но пара красных волчьих глаз впереди вдруг свернула в какой-то переулок и исчезла из виду. А когда Борихин повернул за тот же угол, огоньки словно растворились в предрассветной мгле. Машина, из которой стреляли по сыщику, пропала без следа.
Борихин остановил "восьмерку" у бровки и в великой досаде стукнул кулаком по рулю. Несколько минут он сидел неподвижно, приходя в себя, потом собрался трогаться: машину нужно было вернуть хозяину, а то он, небось, скоро в милицию названивать начнет. Только теперь Борисыч заметил, что гнал по темным улицам почти вслепую, - в спешке даже фары позабыл включить. Он повернул рычажок, вспыхнул ближний свет, а в нем вдруг блеснули чьи-то отражатели. В темноте, всего лишь в паре десятков метров от "восьмерки", пряталась чужая машина. У Борисыча екнуло сердце. Она?!
Сжимая вспотевшей ладонью рифленую рукоятку пистолета, он осторожно выбрался из салона и медленно пошел вперед. Когда до цели оставалось несколько метров, загорелись габаритные огни чужой машины, дверца ее открылась, и из салона выбралась чем-то смутно знакомая Борихину фигура. Вихляющей походкой человек пошел навстречу сыщику.
- Заставляете себя ждать, господин Долгоиграющий, частный сыщик, или как вас там!
"Господи, - успел подумать Борихин, - неужели этот гомик..." Но так и не довел мысль до конца. Снова хлопнули выстрелы. На этот раз стреляли в упор, и все три пули угодили точно в цель - в левую сторону груди Борисыча. Он мешком повалился на асфальт.
При звуке выстрелов Артур присел, потом зайцем отпрыгнул в сторону и через секунду оказался за рулем своего автомобиля. Мотор взревел, и, едва не переехав неподвижное тело машина понеслась к выходу из переулка.
С неловко подогнутой ногой Борихин лежал на земле, а налетевший вдруг предрассветный ветерок игриво теребил его редкие волосы.
- Ничего себе! Ты что, подруга, рехнулась? Не спится? - Привыкшая рано являться на работу Зина была поражена, увидев сидевшую на ступеньках женской консультации Веру.
- Точно. Не спится, - улыбнулась подруге Вера.
- Эти мне избалованные женщины! - проворчала Зинаида, поднимаясь по ступенькам. - Да я бы, если б могла, полдня дрыхла...
- Мы деревенские. Привыкли вставать рано, - Вера поднялась, отряхнула юбку и пошла за докторшей. Та продолжала ворчать:
- Ага, деревенская она. Труженица полей! Психиатру расскажешь, а я - гинеколог. Чего это ты светишься, как майская роза?
- Не знаю. Настроение хорошее!
- Поэтому ко мне с утра пораньше? Чтобы я тебе его испортила?
- Нет, просто я знаю, что лаборатория рано открывается.
- Слушай, ты и правда сегодня странная, - Зинаида внимательней присмотрелась к подруге. - Говоришь, мало спала, а выглядишь - нормалек! На нежные семнадцать.
- А может, мне столько и есть!
Зина пожала плечами и открыла дверь консультации.
- Ну заходи, малолетка. Насчет лаборатории это ты серьезно?
- Серьезней не бывает, - Вера снова улыбнулась. - Слушай, ну хочет женщина получить консультацию! За что вам деньги платят, разве не за это?
- За это, за это. Будет тебе консультация, женщина. Только не обижайся, если я твое хорошее настроение подпорчу договорились?
Безмятежно-радостное настроение не покидало Веру все время, пока она сдавала анализы и сидела в кабинете подруги, дожидаясь результатов. Зина влетела в комнату не то встревоженная чем-то, не то до предела удивленная. Бросив быстрый взгляд на улыбчивую пациентку, она снова уткнулась в бумаги.
- Что, уже? - без тени волнения поинтересовалась Вера.
- Уже-то уже... - хмыкнула докторша. - Слушай, ты не спешишь?
- Да нет, не особенно. - Вера лениво потянулась и зевнула. - А что?
- Да хочу повторные сделать. Они там, в лаборатории, по-моему, не проснулись еще.
- А по этим что получается?
- По этим бред получается. Выходит, что ты у нас - идеально здоровая молодая барышня со стопроцентными показателями. Разве что не девственница.
- Что правда - то правда, врать не буду, - усмехнулась Вера.
- Ладно, давай я быстренько повторные сделаю. Пока людей не набежало.
- А эти тебе чем не нравятся?
- Тем, что ошибочные, и я в них не верю.
- Напра-асно, Зин, - с шутливым укором в голосе протянула Вера и добавила наставительно: - Человек должен верить хорошему.
- Должен, должен, - хозяйка кабинета оторвала взгляд от бумаг и строго взглянула на подругу. - Раздевайся!
- Не-а, - помотала головой та, изображая капризную девочку.
Зинаиду уже начинали раздражать эти смешинки в Вериных глазах, и она слегка повысила тон:
- Ну хватит баловаться, Верунчик! Если уж я начала - должна установить картину.
- Положим, должна ты совсем другое...
- Ты это о чем? - мгновенно насторожилась Зинаида.
- О тысяче долларов. Да не пугайся, не пугайся, - Вера души расхохоталась, заметив, как вытянулось лицо у подруги, - я тебя амнистирую в честь радостного события.
- Погоди, ты что, была там? У этой? - потрясенная гинекологиня плюхнулась на стул. Вера молча кивнула. - Ни черта себе! Дела! Перепроверить точно не хочешь?
- Точно. Не хочу. Я и так знаю, что это правда. Чувствую.
- И себе, что ли, в колдуньи податься? - задумчиво протянула Зина, не отводя взгляд от счастливого лица Веры.
- Давай, Зинка. Из тебя классная ведьма получится!
- Спасибо. Делай вам добро после этого, - Зина попыталась иронично улыбнуться, но заметно было, что слова подруги ее и поразили, и расстроили. - Я колдую над вами, колдую, а чудеса другие делают...
Воскресенский нажал кнопку селектора:
- Алла, Анатолий Анатольевич уже приехал?
- Нет, - донеслось из динамика, - его не было.
- На мобильный тоже звонили?
- Конечно, Алексей Степанович. Несколько раз. Мобильный не отвечает.
- Ладно. Соедините меня с Пожарским, пожалуйста... Олег? Доброе утро. Извини, ты случайно не знаешь, где Анатолий Анатольевич?
- Понятия не имею. Сам все утро его набирал. А что?
- Да нет, ничего. Просто странно...
Воскресенский отключил селектор и снова перенес все внимание на дисплей компьютера, но тут зазвонил телефон. Алексей поднял трубку.
- Алло... Что?.. Это снова вы? Послушайте, мне надоело! Если вы позвоните еще раз - я вызову милицию?.. Откуда у вас такая уверенность?.. Телефонный собеседник, видимо, принялся что-то объяснять, поскольку Воскресенский долго и терпеливо слушал, потом заговорил снова: - Хорошо, допустим, вы правы, это действительно так. Но какое это имеет значение? А главное: что вам до этого? И вообще - кто вы, собственно, такой? Впрочем, меня это не интересует. Я вас предупредил: не смейте меня преследовать! Слышите? Не смейте! - В раздражении Алексей швырнул трубку на рычаг и процедил: - Подонки!
Уже не в первый раз Толстый приносил Буржую скверные известия. Хотя, если разобраться, была ли новость о Кудле такой уж скверной? Толстый и сам уже не знал. В конце концов, разве не сам Буржуй гонялся за этим художничком недоделанным по всему белу свету? А теперь тот сам сюда пожаловал. Вот только радости во взоре Буржуя не было Толстый посмотрел на давно уже молчавшего товарища и не выдержал:
- Ты о чем думаешь?
- Честно? - Буржуй неопределенно мотнул головой. - Ни о чем. Пытаюсь не сойти с ума.
- Во-во, у меня то же самое было! До утра отходил.
- Да, дела... - Буржуй отхлебнул из фляги и протянул ее Толстому. - Хочешь?
- Давай.
Флягу Толстый сумел донести почти до самого даже в предвкушении сложил губы трубочкой, но тут его дрогнула, лицо искривилось в гримасе отвращения, и неохотно вернул сосуд хозяину, проводив его сожалеющим взглядом.
- Ты чего? - поразился Буржуй.
- Да не могу я! - вздохнул Толстый. - Не поверишь второй день уже. Только запах чувствую - дрожь пробирает. Не иначе - ведьма постаралась, старая сволочь.
- Ты ей спасибо скажи. Здоровее будешь.
- Ага, спасибо, - Толстый свирепо зыркнул на друга - издевается он, что ли? - Моя воля, я б ей сказал! И вообще - ей совсем другое заказывали!
- А откуда ты знаешь, что Вера ей заказывала? - хихикнул Буржуй.
- А вот Верка, - с жаром проговорил обидевшийся подругу Толстый, мне никогда такой подлянки не сделает, понял?!
- Да понял, понял, шучу... - Буржуй надолго замолчал и снова вернулся к прежним невеселым мыслям. Потом, курив, сказал: - Знаешь, Толстый, я вот все думаю: если кто другой рассказал, не ты - я бы не поверил. Я год хожу по чужой стране, ищу его, хватаюсь за любую соломинку, а он является как ни в чем не бывало! Бред какой-то.
- Бред? Хорошо бы! Только я еще из ума не выжил.
- Как это ты его не убил сразу? Удивительно.
- Убил! Да я чуть мозгами не поехал! - Толстого даже передернуло от неприятных воспоминаний. - Сидел как деревянный.
- Ничего не могу понять! - задумчиво проговорил Буржуй. - Ну что прикажешь теперь думать: Кудла не убийца?! Нет, за тебя он свое получит, я о другом... Но не полный же он идиот - вот так вот взять и появиться! Что же теперь, верить ему прикажешь?! Ты чего молчишь?
- Знаешь, Буржуй, - отмахнулся Толстый, - из нас двоих умный ты, так давно повелось, вот и думай сам. Если хочешь знать мое мнение - нужно, как только он объявится, убить его без всяких там декадансов. Серьезно. Хуже не будет. Тем более - давно собирались. Что, не так?
- Так.
- Вот и я говорю. Сам я, конечно, могу не справиться...
- Ну хватит кокетничать-то! - оборвал Буржуй привычную припевку Толстого. - Здоровый, как носорог, а все старая песня...
- Я серьезно. А вот вместе - в четыре руки - мы его сделаем в лучшем виде. И знаешь, что самое смешное: меня совесть мучить не будет, я точно знаю. Странно, да? Никого еще в жизни не убил, а тут точно знаю: он еще не остынет, а я буду спокойно "Сникерс" жевать. Только почему-то мне кажется... Он вдруг замолчал.
- Что кажется?
Толстый тяжело вздохнул.
- Кажется - мы его больше не увидим.
- Увидим, - с полной уверенностью заявил Буржуй. - Теперь, когда он появился, увидим точно. Даже если б не хотели... Одно ясно: сидеть мне здесь больше точно незачем...
- Я тебе давно говорил, - оживился Толстый. - Так может, вместе и махнем? Ты же у нас с Веркой вообще еще не был! Родственничек!
- Ничего, еще побываю.
Где Василий прошлялся всю ночь, он и сам точно не помнил. Бродил где-то по ночным паркам, прятался от дождя под мостом через Днепр, ездил на первых поездах метро
И думал.
Вот и сейчас, поднимаясь к себе на третий этаж, он перебирал в мыслях детали своего вчерашнего разговора с шефом. Конечно, надо было сдержаться, не попрекать Борисыча их общими неудачами. Но ведь и тот хорош! Как же он посмел заподозрить его, Василия, в предательстве!
Из мрачных раздумий парня вырвали чьи-то цепкие руки клещами ухватившие предплечья. Лицо его уткнулось в стену.
- Эй, ребята! - дернулся он. - Вы что!
- Заткнись, - посоветовали ему. Повторялась история позапрошлого вечера, только теперь при свете ясного утра и чуть ли не в центре города. Но от этого было не легче.
- Больно же... - решил на всякий случай пожаловаться Василий.
- Надо же! А ты, оказывается, мальчик нежный...
Голос за спиной. Не тот ли самый? Похож...
- Какой там нежный! Всю морду ободрали, - произнес Василий вслух.
- Ничего, потерпишь. Скоро еще больней будет. И намного.
- Это почему же так?..
- А потому, красавчик. Тебе что приказано было? Находиться на связи, сообщать обо всем, о чем спросят. А у тебя трубка молчит, сам где-то бегаешь... Ты что - поиграть с нами решил?
Видимо, повинуясь безмолвному приказу главаря, Baсилия посильнее прижали израненным лицом к стене, он невольно застонал.
- А ну тихо... - прошипел голос за спиной. - Cocеди вокруг. Выйти - не выйдут, но испугаются, а зачем пугать мирных обывателей?
- Да чего вы от меня-то хотите?
Вася постарался придать голосу испуганно-хнычущие интонации. На самом деле того, прежнего, большого страха он на этот раз не испытывал. Просто старался немного оттянуть время и хоть что-то увидеть. Но как ни косил глаза, ничего, кроме черных перчаток на своих плечах, рассмотреть не мог. А голову не позволяла повернуть ладонь, лежащая на затылке.
- Хотим мы, Вася-Василек, чтобы ты послушным мальчиком был, ласково начал голос и внезапно перешел к зловещей интонации. - Мы как договаривались, а?!
- Так уволили меня! Честное слово, - заныл Василий. - и мобильник забрали!
- Уволили, говоришь? Ай как плохо, - говоривший сожалеюще поцокал языком. - Выходит, ты нам больше без надобности. Вгоним тебе пулю в живот - и лежи полдня на лестнице, подыхай...
- Да за что же? - парень вдруг понял, что и такое вполне может сейчас произойти, и ему стало не по себе.
- За то, что доверия не оправдал, - охотно пояснил голос. Доверие в нашем деле - главное. Без доверия все со-овсем бы не так было.
- Подождите... Подождите... Вы что?!. Я же не виноват... Я не хотел...
- Чего залебезил, Васятка? Жить хочешь? - насмешливо поинтересовались из-за спины.
- Хочу... - хрипло выдохнул Василий.
- Ясное дело. Все вы почему-то хотите. Только жизнь - ее ведь заслужить надо.
- Я... я все сделаю... Но он... он меня правда выгнал...
- Заподозрил что-то?
- Откуда я знаю! Просто он идиот. - Это обвинение далось парню без всяких усилий.
- Если выгнал - не такой уж идиот, - возразил говоривший. - Верно тебя, щенка, почувствовал.
В этих словах и в интонации, прорвавшейся сквозь глуховатое механическое дребезжание, Василию на мгновение почудилось что-то неуловимо знакомое, но времени на размышления и воспоминания ситуация не оставляла. Нужно было отвечать.
- Ничего он не почувствовал, - проговорил Вася. - Так вышло.
- Ну а теперь по-другому выйти должно. Понял?
- Как - по-другому?
- На работу тебе пора возвращаться, стажер. Хватит гулять.
Вася представил себе, как придет к Борихину и станет просить, унижаться... В ту же секунду у парня даже испуг пропал.
- Да вы что?! - чуть ли не крикнул он. - Как я вернусь? Как?!
- Твои проблемы.
- Да он меня на порог не пустит!
- Я же сказал: твои проблемы, - с нажимом произнес голос. - На колени становись, об стенку головой бейся. Но чтоб уже сегодня ты был рядом с ним. А я - чтобы все знал. Понял? - ствол пистолета с силой ткнулся Васе под ребро.
- Понял... - прошелестел Вася.
ГЛАВА 9
Скамейка неподалеку от красивого многоэтажного кондоминимума Толстого представляла собой идеальное место для встреч: и до квартиры рукой подать, и оживленный бульвар рядом. Так что двое друзей, сидевших на ней, вряд ли могли привлечь чье-нибудь нежелательное внимание. Толстому удалось дотащить Буржуя именно до этой точки дальше идти тот наотрез отказался: время, мол, еще не пришло. Теперь оба сидели молча и думали о своем.
- Странно все получается, правда? - вдруг начал Буржуй, словно размышляя вслух.
- Ты это о чем? - поинтересовался Толстый, отрываясь от собственных дум.
- Ведь год - целый год! - ничего не происходило. А теперь - одно за другим, опомниться не успеваешь. Словно он пройти должен был, этот год, когда мертвых тревожить нельзя.
Толстый заметно напрягся.
- Давай-давай, пугай лучшего друга.
- Кто тебя пугает! - Сделав глоток из фляги, Буржуй машинально протянул ее другу, но тот только поморщился. С досадой и оттолкнул руку. Владимир смущенно спрятал флягу в карман и спросил виновато: - Что, так и не проходит?
- Как же - проходит! Нутром чую - навсегда это. Постаралась Баба Яга, - Толстый зло сплюнул в сторону.
- Я к ней тоже съезжу... - решил Коваленко.
- По своей воле? - великан округлил глаза. - Ты что, Буржуй?
- А то. Откуда-то же она знает, что я жив.
- Вот именно! А откуда она знает, а? Я тебя спрашиваю! - Толстый поднял вверх указательный палец. - Ведьма - она и есть ведьма.
- А мне все равно: ведьма, черт, дьявол! - упрямо мотнул головой Коваленко. - Я хочу знать правду.
- Ага, она тебе расскажет правду! - содрогнулся всем телом Толстый. - Мало не покажется! Сами все раскопаем.
- Что-то долго копаем... - с печальной иронией в голосе проговорил Буржуй. - Кстати, что Борихин говорит?
- Ничего не говорит. Пропал он.
- Что значит пропал? - удивился Коваленко.
- А то и значит, - вздохнул Толстый. - Дома - глухо, мобильник молчит...
- Объявится - я сам с ним поговорю, - пообещал Буржуй.
- Вот именно. Лучше с ним, чем со всякой нечистью... - и Толстый, стараясь сделать это незаметно, перекрестился.
В кармане у Буржуя зазвонил мобильный телефон. Как-то неохотно он достал его и нажал кнопку.
- Алло... Я узнал.
Но в недолгой паузе между двумя этими короткими фразами по лицу Буржуя пронесся шквал эмоций: неверие, удивление, ярость, ненависть, холодная решимость. В физиономии Толстого, который наблюдал за реакцией друга, как в зеркале отразились все эти чувства, а вдобавок к ним - явная встревоженность.
- Это он? - тихо спросил великан, но ответ ему и не требовался.
- Нет, не там, - жестко сказал в трубку Буржуй. - В любом другом месте. Ты слышал меня? - однако в наушнике уже прозвучали короткие сигналы отбоя.
- Это Кудла? - все-таки решил уточнить Толстый после долгой паузы.
- Да, - коротко ответил Буржуй.
- Возьмешь мою охрану.
- Никого я не возьму.
- А я говорю - возьмешь!
- А я говорю - нет!!!
Некоторое время они в упор смотрели друг на друга.
Первым отвел взгляд Толстый.
- Давай, ори на друга, - пробурчал он обиженно. - Как же - босс вернулся!
Слегка смущенный, Буржуй обнял гиганта за плечи.
- Извини, Толстый. Я не ору. И вообще - какой я тебе босс? Я сам уже не знаю, кто я. Знаю только, что свое в, этой жизни отбоялся. А этой встречи год ждал...
Глаза Толстого блеснули, словно какая-то мысль закралась ему в голову. Он подозрительно быстро встал и слишком уж равнодушно проговорил:
- Ладно. Как знаешь.
Чуть отойдя от скамейки, Буржуй позвал:
- Толстый...
- Чего? - оглянулся тот.
- Костоломов своих не вздумай посылать за мной, ладно? Ты же, небось, собрался?
- Вот еще! - Толстый сделал очень большие и очень честные глаза. С чего ты взял?
Буржуй расхохотался:
- Врать так и не научился. Пока, друг.
Бледный, с заострившимися чертами лица, Борихин лежал на койке, уставив невидящий взгляд в потолок. Хлопнула дверь, и в помещение ворвался майор Мовенко в накинутом на китель белом халате.
- Ну что, супермен, ожил? - громыхнул он деланно бодрым голосом, каким разговаривают с больными.
Борихин оторвался от раздумий и, покряхтывая от боли, приподнялся на локте. Одеяло чуть сползло, и стало видно, что торс сыщика туго перемотан эластичными бинтами.
- Да я пока вроде не умирал... - проговорил он слабым голосом.
- Хоть первый раз в жизни меня, тупого мента, послушался - жилет надел, - Мовенко присел на стоящий у койки стул. - Спасибо!
- Пожалуйста.
- Ребра, небось, трещат? - сочувственно поинтересовался майор.
- Не знаю, не прислушивался, - морщась, Борихин погладил себя по груди. - Но болят, зараза. Дай сигарету.
- Тебе нельзя.
- Да хватит выпендриваться! - тут же повысил голос Борихин, но, видимо, такое напряжение не очень понравилось треснувшим ребрам, потому что сыщик тут же сбавил тон и скорее простонал, чем проговорил: - Курить охота...
- Держи, - Мовенко протянул пачку. - Курить ему охота. А жить неохота, так?
- Чего ты заладил: жить, жить... - Борихин с наслаждением затянулся и откинулся на подушку. - Я, слава Богу, живой пока.
- Вот именно! Слава Богу и пока. Сделали бы контрольный в затылок - я бы твои мозги до сих пор с асфальта отдирал бы.
- Чего ты каркаешь? - обиделся Борисыч.
- Я не каркаю, - майор сорвался со стула и заметался по палате. Я на твоих похоронах не хочу речь произносить, ясно тебе? - Он подбежал к койке, навис над Борихиным и уставился на него гневным взглядом,
- Да ясно, ясно, - отмахнулся Борихин..- Говоришь со мной как с пацаном зеленым!
- А как прикажешь с тобой говорить, Игорь Борисыч, - начал майор и тут же перешел на обличительный тон, - если ты себя ведешь как первогодок. Погони, перестрелки... Что - романтики захотелось на старости лет?
- Какая, к черту, романтика! - возмутился Борихин. - Мне что надо было не бандита преследовать, а "02" звонить? Так, что ли?
- Между прочим, целее был бы, - заметил майор и как бы невзначай перешел к вопросу, явно занимавшему его больше всего прочего: - Кстати, ты что, действительно никого не рассмотрел? Вообще никого?
- Нет, я покрываю убийцу и путаю следствие! - рявкнул Борисыч и тут же поморщился.
- Ты чего такой нервный? - невинно поинтересовался Мовенко. - Я просто спросил.
- А я просто ответил, - какое-то время сыщик молча выдерживал взгляд майора, а потом раздраженно спросил: - Что смотришь?
- Да так, - Мовенко неопределенно повертел в воздухе кистью руки. - Про оперативное чутье знаешь?
- Понаслышке! - огрызнулся Борисыч. - Научи меня, дурачка.
- Ты, Игореша, не дурачок, в том-то и дело. Так вот, оперативное чутье мне подсказывает, что ты чего-то не договариваешь.
- Серьезно? - сыронизировал сыщик.
- Серьезно, серьезно, - тон майора был далек от шутливого. - И нечего иронизировать. Про пацана своего специально молчишь?
- Он-то тут при чем?
- Может, и ни при чем. Только откуда тебе это известно, если ты утверждаешь, что никого не разглядел?
Борихин промолчал, только пыхнул дымом сердито. Мовенко походил немного по комнате, заложив за спину руки, как зек на прогулке, потом снова повернулся к Борихину.
- Я тебя, между прочим, не как следователь допрашиваю, а как друг спрашиваю!
- Так что я - врать тебе должен? - Борихин прятал глаза. - Как другу?
- Не врать, а хоть чем-то помочь!
- Кто бы мне самому помог, - буркнул Борихин.
- Я, по-моему, только этим и занимаюсь последнее время...
Мовенко обиженно замолчал и отошел к окну. Совесть мучила Борихина сильнее боли в ребрах. Он просто обязан был рассказать Мовенко о том, кого видел перед выстрелами, рассказать и как старому другу, и как следователю. Но почему-то не мог это сделать. Нужно было - он чувствовал - во всем разобраться самому.
- Ну прости. Слышишь, Серега? Не обижайся.
Борихин попытался сесть на кровати и зашипел от боли. Мовенко отвернулся от окна.
- Хоть не рыпайся, лежи спокойно. Я, Игорь, не обижаюсь, я удивляюсь.
- Чему удивляешься? - упрямому Борисычу все-таки удалось усесться.
- Кому, а не чему. Тебе. Да у меня этот твой ассистент за полчаса потечет! Будет сопли вытирать и каяться в содеянном.
- Ага. Ты его еще на пресс-хату к уркам конченым посади! Так он тебе заодно в убийстве Троцкого признается.
- И посажу! - без всяких шуток пообещал Мовенко. - Потому что не люблю, когда шпана в моих друзей стреляет!
- Да не он это был! - Борисыч поморщился не то от боли в ребрах, не то от упрямства старого кореша. - Сколько тебе повторять-то!
- А кто?! - мгновенно поинтересовался майор и вперил в Борихина испытующий взгляд.
- Не знаю... - сыщик опустил глаза и сделал вид, что до конца поглощен попытками приподняться с койки. В конце концов это ему удалось. Он прислушался к своим ощущениям и заявил радостно: - Слушай, а стоять-то легче. Почти не больно. Зря я столько валялся. Куда мой костюм засунули, не знаешь?
Мовенко взял с тумбочки большой пакет, с которым пришел, и протянул его Борисычу.
- Твоим теперь хорошо ворон на даче пугать. Держи новый.
- Спасибо, Серега! - растроганно проговорил Борихин и покряхтывая начал одеваться. - Я тебе сегодня же деньги отдам.
- Не стоит, - усмехнулся Мовенко. - Я их из твоего бумажника и позаимствовал.
- Правильно сделал.
- Конечно, правильно! Иначе за какие шиши я б тебя прихорашивал. Мы, менты, народ гордый, но бедный.
Над маленьким кладбищем куполом безупречной голубизны раскинулось небо. Перед могилой Амины в позе медитации - сидя на пятках, со склоненной головой и прикрытыми глазами - застыл Кудла, и, казалось, сознание его витает где-то далеко, в голубых просторах. И только побелевшие суставы пальцев, которыми он сжимал лежавшую на коленях тяжелую трость, выдавали его внутреннее напряжение. На черной гранитной плите алел огромный букет роз.
Буржуй постоял на проселке минуту или две, разглядывая неподвижную спину заклятого своего врага. Потом сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить зачастившее вдруг сердце, и, достав пистолет, шагнул на тропинку, которая вела к могилам. Последние несколько метров он двигался с особенной осторожностью и совершенно беззвучно.
- Ну конечно. Чего же еще можно было ожидать от тебя.
Бесцветный и тихий голос Кудлы заставил Буржуя вздрогнуть. Он даже пистолет опустил. Но тут же заставил себя собраться и негромко ответил:
- Тебе - ничего. Как ты посмел прийти сюда?
- Скука... Все та же большая скука... - Кудла неспешно встал и повернулся лицом к Буржую. Тот немедленно вскинул пистолет. Но его противник в ответ лишь насмешливо изогнул бровь и договорил, уже глядя Коваленко прямо в глаза: - Неужели ты в самом деле мог предположить, что я буду спрашивать у тебя разрешение...
- Ты здесь в последний раз... - с угрозой в голосе произнес Буржуй.
- Если только ты выстрелишь прямо сейчас, - лениво проговорил Кудла. - Иначе я буду приходить каждый раз, когда мне захочется.
- Тогда я выстрелю прямо сейчас, - в голосе Коваленко зазвенела ярость.
- Стреляй, - голос Кудлы оставался все таким же вялым.
Буржуй не понимал, что с ним происходит. Он ведь год гонялся за этим человеком и в мечтах видел встречу с ним простой и ясной: загнать в глухой угол, взглянуть в ненавистные блеклые глаза и пристрелить как бешеного пса. И вот теперь он почему-то не может нажать на спуск.
- Этот мир опасно болен... - Кудла посчитал, что выдержал достаточную паузу. - Единственная настоящая женщина, которую я встретил на Земле, предпочла мне тебя. А ты не смог сделать даже самого малого - защитить ее.
- Зато сейчас я, кажется, смогу отомстить за нее, - и это непроизвольно вырвавшееся "кажется" сказало все и Кудле, и самому Буржую.
- Нет. - Кудла флегматично покачал головой. - Ты можешь, конечно, придумать сам для себя сказку о мести. Тупую и провинциальную, как и все, что ты можешь придумать. Но только не говори мне, что всерьез думаешь, будто я мог убить Амину.
- Да. Думаю. Ты убил много людей.
- Люди... Я не виноват, что на свете их слишком много. И мне глубоко плевать на них. На всех, без исключения. И на тебя тоже. - Тихий голос Кудлы, почти лишенный оттенков и полутонов, был гипнотически монотонен и навевал сон. И вдруг трость будто сама по себе поднялась, совершила неуловимое круговое движение, и пистолет Буржуя отлетел далеко в траву, а голос в это время все так же продолжал звучать размеренно и спокойно: - Но сейчас я говорю об Амине. И ты выслушаешь меня. - Буржуй проводил изумленным взглядом улетевший пистолет и как-то непроизвольно сжался. Кудла мгновенно это подметил: Перестань дергаться, это невыносимо. Я не собираюсь тебя убивать...
- И напрасно. - Буржуй выпрямился. - Лучше убей. Потому что вдвоем нам не жить.
У Кудлы брезгливо дернулась щека.
- Откуда ты берешь тексты? Из индийских фильмов? Я уже и забыл, как это - говорить с тобой.
- А нам не о чем говорить.
- Есть. Ты же слабое нервное существо, Буржуй. Не возражай, не надо. Это можно скрыть от кого угодно, но не от меня. И не от себя самого, разве не так? - Совершенно спокойно повернувшись к Буржую спиной, Кудла присел перед могильным камнем Амины и положил ладонь на холодный гранит, как кладут ее на Библию перед клятвой. - Ты не смог уберечь Амину, тем более не сможешь отомстить за нее. Поэтому я здесь.
- Мне не нужна твоя помощь!
- Помощь? А кто говорит о помощи? Я просто сделаю то, что должен сделать.
- Это мое дело! Кроме Амины, убили моего ребенка и мою бабушку.
- Ты же понимаешь, как глубоко мне плевать и на твоего ребенка, и на эту престарелую крестьянку, которую ты записал себе в бабушки. Я здесь потому, что посмели убить мою любимую.
- Мою жену... - глухо проговорил Буржуй.
- Да, ты украл у меня живую Амину. - В безжизненном голосе Кудлы впервые за все время проступило что-то, напоминавшее человеческие эмоции. - Но никогда не сможешь украсть мертвую. И уж тем более право отомстить.
- Ты - убийца. Тебя все равно схватят и будут судить.
- Не болтай ерунду. Теперь, когда ты позволил убить Амину, это знают только я, ты да Толстый. А доказать не сможет никто.
- А следователя Борихина ты забыл? - напомнил Буржуй.
- А... - Губы Кудлы растянулись в саркастической ухмылке. - Этот мент с мужественным лицом и немытой головой? Он один, и он ничего не докажет.
- Что тебе нужно, Кудла? - Буржуй чувствовал, что сейчас ему нужно остаться одному - не слышать этого вкрадчиво-спокойного ненавистного голоса.
- Я уже сказал.
- Врешь! Я слишком хорошо тебя знаю...
- Как-то я уже говорил тебе, - Кудла слега насупился, - ты вообще ничего обо мне не знаешь. Да и не можешь знать. Откуда?
- Я все равно никогда не прощу тебе Толстого.
- Знаешь, мне мало что нужно на этом свете. И меньше всего - твое прощение. - Кудла пренебрежительно скривил рот и, подчеркивая важность своих слов, легко ударил тростью о землю. - Ты дашь мне отомстить, потому что понимаешь: сам никогда не сможешь сделать это.
- Убирайся к черту! - крикнул Буржуй.
Кудла в ответ лишь отрицательно покачал головой.
- Я уйду тогда, когда решу, что мне пора. - Он помолчал. - Одного не могу понять: как даже в твоей голове могла родиться мысль, что Амину убил я?
- А откуда я знаю, что ты этого не сделал?
Кудла, уже направлявшийся по тропинке к дороге, на ходу обернулся:
- Скажи менту, чтобы навел справки, где я был в это время. Хотя мне совершенно все равно, что ты думаешь...
В отсутствие хозяина в квартире Борихина кипела работа. Человек с неприметным лицом и в неброской одежде, открывший дверь ключом, внимательно осмотрел все помещения, включая кладовую и ванную. Затем натянул резиновые перчатки, вытащил из большой спортивной сумки и аккуратно разложил на письменном столе брусочки пластиката, детонаторы, мотки провода. Взрывчатку он прилепил под крышку стола, под подоконник, за кухонный шкаф, под диван, под ванну. В каждый брусочек аккуратно вставил детонатор. Что нужно, соединил проводкой и ловко ее замаскировал. Забрав со стола сумку, неизвестный с порога оглядел квартиру, удовлетворенно хмыкнул и аккуратно закрыл дверь. Теперь квартира была наполнена притаившейся смертью...

ГЛАВА 12
На этот раз, входя в дом Кудлы, Толстый уже не чеканил шаг и не колотил кулаками по стенам - на ошибках учиться он умел. Осторожно приоткрыв входную дверь, чтобы она не скрипнула, гигант прокрался по коридору и опасливо заглянул в зал под стеклянным фонарем. Обнаружив там одного только Буржуя, облегченно перевел дыхание. И тут же радостно гаркнул:
- Теряешь бдительность!
Стоявший к Толстому спиной и укладывавший свои вещи в небольшую вещей было немного - сумку, Буржуй даже не вздрогнул.
- Ничего я не теряю, - Коваленко развернулся лицом к другу и улыбнулся. - Твои слоновьи шаги я из тысячи узнаю. Привет.
- Привет.
- Как Вера? - первым делом поинтересовался Буржуй.
- Вера - лучше не бывает! - доложил Толстый.
- В каком смысле? - удивился Коваленко, привыкший за последние дни к тому, что Толстый постоянно жалуется на то, что вконец извел жену.
Толстый горделиво выпятил грудь:
- В прямом. Что я, по-твоему, свою жену не сумею успокоить?!
Буржуй еще раз внимательно и удивленно оглядел его.
- Порочное ты создание, Толстый! - с ухмылкой заметил он.
- Ну порочное, есть такое дело, - шутливо повинился гигант.
- А что следствие? Что Борихин? - Коваленко перевел разговор в серьезное русло.
- Борихин? Глухо! - Толстый вздохнул и развел руками. - Может, ты и прав - надо гнать его в шею. Раньше хоть не пропадал!
- Ладно, разберемся... Ты коллектив подготовил?
- К оживлению покойничка? Пока нет, на завтра намечено. Что смотришь? Скажи я им вчера - работа бы остановилась, только это все и обсуждали бы... Что я - людей не знаю?!
- Слушай, надо бы Олежке... - Буржуй помялся. - Ну... раньше, чем остальным. Он же все-таки не посторонний.
- Ясное дело. Сегодня и скажу. - Толстый поскреб в затылке. Только он все равно обидится. Говорил я - надо было от него не скрывать!
- Ерунда! Сам подумай. Одежка - человек эмоциональный, так?
- Ну так.
- Вот. Скорбеть искренне не смог бы. Так?
- Наверное. У меня и самого-то не очень получалось.
- Вот видишь...
- Все равно обидится.
- Ничего, простит. Пообижается немного - и простит.
- Ты, я вижу, барахлишко уже того, упаковал. Так я тебя отвезу?
- Нет, езжай один. Я хочу сам в дом вернуться. Не обижайся...
Буржуй закурил и принялся бесцельно щелкать зажигалкой, завороженно глядя на то, как вспыхивает и гаснет крошечный огонек. Потом тряхнул головой и бросил зажигалку на стол. Поднял глаза на Толстого.
- Понимаешь, там еще... - начал он ровным тоном, но голос его болезненно дрогнул. - Все, как тогда было... Детская кроватка, на вешалке вещи и ключи Амины...
- Я о том и говорю. Может, вдвоем полегче будет...
- Спасибо, друг... - с искренней благодарностью Буржуй похлопал Толстого по спине. - Я сам. Я так решил. Если я даже с этим не справлюсь, то как вообще дальше жить?
- Ладно, мое дело предложить, - понимающе кивнул Толстый.
- Ты, кстати, Вере рассказал?
- Нет пока... - насупился Толстый.
- Пока... Ну ты даешь!
- А ты думаешь - это так легко? Сам бы попробовал!
- А я-то тут при чем? - Буржуй по-дружески ткнул Толстого локтем под ребро. - Кто муж - ты или я?
- Ну я. А что толку? - привычно заныл тот, потирая ушибленный бок. - Только заговорю об этом - она в лице меняется. Думает, меня снова глючит.
- Ну и что ты предлагаешь?
- Слушай, давай так, - оживился Толстый. - Завтра после офиса поедем куда-нибудь и придумаем. На пару. А то меня одного клинит.
- Клинит его. Что мы там придумаем для своего оправдания?! Мы ей год врали! Она на моей могиле все слезы выплакала.
- Между прочим, это твоя идея была! Конспиратор.
- Ладно, договорились. Завтра вместе придумаем. Давай, двигай. Перееду - наберу тебя. - Они пожали друг другу. руки. - И с Олежкой поговори, ладно? Прямо сегодня.
- Ну! Договорились же... - заверил Толстый уже из коридора.
В машине он принялся насвистывать какой-то бодрый мотивчик и в такт ему забарабанил пальцами по рулю. Проблем, конечно, всегда хватает. Но жизнь-то, кажется, налаживается! Главное сейчас - как бы Веру поудачнее подготовить. Немного поразмыслив над этой непростой задачкой, Толстый принял мудрое решение начать с малого и тут же набрал номер собственного офиса. Родная контора откликнулась голосом Аллы:
- Приемная.
- Знаем такое место! Привет, Аллочка! Пожарский на месте?
Узнав, что Олег у себя, Толстый распорядился пока его не беспокоить, но передать, чтобы дождался начальство, то есть Толстова Анатолия Анатольевича, всенепременно. А он, то есть Толстов А. А., будет в конторе очень скоро.
Нет, но жизнь определенно налаживается, отметил про себя Толстый, и еще сильнее прижал педаль газа. Уже у самой границы города залился трелью мобильный телефон, и гигант поднес трубку к уху.
- Алло... Кто, простите?.. А, да-да. Мы с вами так и не познакомились, но Игорь Борисович мне много о вас рассказывал. Спасибо, что помогаете нам. Кстати, а вы не знаете?.. Простите, что?.. В каком смысле? Толстый долго слушал ответ, и его лицо медленно менялось, каменея и становясь серым. Радостное и оживленное, оно постепенно вернулось к той маске, которую он носил весь долгий последний год. - Это... точно?.. Что?.. Ах да, конечно, буду в городе...
Отключив телефон, Толстый, задумавшись, еще ехал некоторое время в прежнем направлении, но потом, нажав на тормоза так, что жалобно завизжали колодки и задымилась резина, развернул машину, невзирая на все сплошные осевые и возмущенный рев гудков, и помчался назад.
Буржуй, уже стоявший у ворот с сумкой через плечо, удивленно вскинул брови, когда автомобиль Толстого резко затормозил рядом с ним.
- Давно не виделись, - насмешливо приветствовал он вышедшего из машины друга. - Забыл что-нибудь? - Однако, заметив состояние, в котором пребывал Толстый, изменил тон: - Чего это с тобой? Да не молчи ты! Что случилось?
Толстый проглотил комок, подступивший к горлу, и с трудом выдавил из себя:
- Борихина убили... - У Буржуя с плеча свалилась сумка, но он даже не заметил этого.
- Что? - подскочил он к стоявшему столбом Толстому.
- То самое, - рявкнул тот. - Взорвали прямо в квартире. Вместе с этим его малым... Васей...
- Откуда узнал?
- Дружок его позвонил, мент. Только что, - Толстый понемногу начал успокаиваться. - А я грешил на мужика, - покаянно добавил он.
- Это он, - убитым голосом произнес Буржуй.
- Кудла? - сразу понял Толстый.
- Да. Что бы он ни говорил, ему живой Борихин совсем был не нужен.
- Да это понятно...
- А ты этого мента... ну который звонил, хорошо знаешь? - спросил Коваленко.
- Да я его вообще не знаю. Так, Борисыч рассказывал, что тот по дружбе помогает.
- Надо с ним встретиться. Он точно что-нибудь знает. Игорь Борисыч ничего перед смертью не сказал?
- Смеешься? - зыркнул на Буржуя Толстый. - Этот Мовенко говорил их обоих на куски порвало...
- Жуть какая...
Оба немного помолчали.
- Жуть-то жуть, - начал первым Толстый. - Что делать будем?
- Сами разберемся. Тебе Борихин много рассказать успел?
- В том-то и дело, что почти ничего. А я особенно и не настаивал. Думал, будет что - он сам расскажет.
- Ладно. Видно, такая у нас судьба, дружище Толстый, - до всего самим докапываться.
- Это точно.
Буржуй поднял сумку, вскинул ее на плечо и решительно открыл дверцу автомобиля.
- Поехали. Подбросишь меня до города, а там я такси возьму. Когда машина уже тронулась с места, он с угрозой добавил: - Вова решил не церемониться? 0'кей, мы тоже не будем.
Пожарский вытряхнул на лист бумаги очередную пепельницу, битком набитую окурками, свернул аккуратный пакет и бросил его в корзину. Снова закурил. Бессонная ночь сказывалась на его лице, бледном и осунувшемся, но спать ему не хотелось. Он находился в том близком к шоку состоянии, когда любое движение дается без всякого участия мысли. Мысль Пожарского лихорадочно искала выход из заколдованного круга. И не находила его.
Уже не в первый раз за это утро Олег набрал на клавиатуре компьютера все комбинации, необходимые для вызова финансовой информации и подготовки ее к копированию. Оставалось нажать кнопку ввода. Но именно этого простого движения Олег сделать не мог. Что-то мешало. И уже в который раз Пожарский раздраженно нажал на сброс.
В дверь постучали. Заглянувший сотрудник начал было:
- Извините, Олег Константинович. Мне нужно...
- Не сейчас! - отрезал Пожарский.
- Извините... - пролепетал клерк и исчез за дверью. Олег долго и сосредоточенно давил окурок в пепельнице. Взгляд его бездумно блуждал по стенам. Пока не наткнулся на фотографию - точную копию той, что висела у него дома. Шагами манекена Пожарский подошел и снял снимок со стены. Вернулся с ним к столу и бросил в один из ящиков. Потом очень быстро пробежал пальцами по клавишам и нажал заколдованную кнопку ввода. Не отрываясь, он смотрел, как ползет по дисплею столбик-диаграмма перегона данных - медленно, но неотвратимо, как огонек по бикфордову шнуру.
- Вы уходите, Олег Константинович? - спросила Алла, когда он вышел в приемную.
- Что? А... Да-да... Ухожу.
- Анатолий Анатольевич просил вас дождаться его.
- Зачем? - голос Пожарского звучал глухо и безжизненно.
- Он не сказал. По-моему, у него что-то важное. И радостное.
- Радостное? - Олег криво ухмыльнулся. - Вот что, Алла. Я все равно поеду. Мне что-то...
- Вам нехорошо? - встревожилась секретарша.
Пожарский скривил губы:
- Можно и так сказать...
- А что передать Анатолию Анатольевичу?
- Так и скажите. Что мне очень плохо... - Он побрел к выходу, но у двери оглянулся. - Глупости, конечно. Ничего не говорите. Я позвоню ему... Вечером...
Как добирался домой, как вел машину, Пожарский не помнил. Очнулся, когда на плечи легли чьи-то руки. Он сидел за столом у себя на кухне, перед ним лежала компьютерная дискета.
- Ты ненавидишь меня? - спросила Лиза. - Это все из-за меня, я знаю.
- Что ты говоришь? Просто сегодня самый ужасный день в моей жизни.
Лиза обошла стол и села напротив Олега. Долго молча глядела на него. Потом заговорила:
- Знаешь, мой папа всегда был очень уверенным в себе человеком. И очень гордился своими друзьями - настоящими, верными, еще с юности. Я это с самого детства помню. Все праздники - вместе. Детей друг у друга крестили. Отдыхать вместе ездили. Я вот эту фотографию у тебя увидела и родительский дом вспомнила. Так вот. - Она помолчала, словно собиралась с мыслями. - Папа был очень сильным. А потом - как-то очень резко - он сломался. Неприятности пошли одна за другой - работа, здоровье, деньги. В общем все... Нет, сначала друзья приходили, советы давали, деньги одалживали. Но знаешь - как-то очень недолго.
- Это не о нас! Поняла?!
- Пожалуйста, не перебивай.
- Извини...
- Так вот, я никогда не забуду - я уже большая была, все понимала, - как спросила у отца: "Папа, почему твои друзья не помогают тебе больше? И даже не приходят?" И знаешь, что он ответил? "Не сердись на них, дочка. Просто они стали совсем взрослыми. Запомни: настоящая дружба умирает вместе с юностью, когда все общее, одно на всех. А потом у каждого появляется что-то только свое, оно-то и становится главным. Это не предает до конца. Как твоя мама - меня". Я до смерти буду помнить эти его слова...
- Ты рассказала это, чтобы мне легче было притворяться перед собой, что я - не подонок, не трус и не предатель?
- Нет. Я рассказала это, потому что ты до сих пор живешь по законам юности, а мир вокруг давно повзрослел. И эти подонки - кем бы они ни были - правы в одном: в нем каждый играет сам за себя...
В квартире Артура гремел музыкальный центр, вещал о чем-то телевизор. Сам хозяин нежился в огромной, как аэродром, кровати с двумя девицами из своего "театра мод". Розданные щедрой рукой "марки" уже сделали свое дело, и каждый пребывал в каком-то обособленном, невероятно простом и ясном мире. Артур отстраненно таращился в телевизор, грезя о чем-то своем. Одна из девиц полировала кайф шампанским. Вторая - нежно гладила Артура, пытаясь обратить на себя его внимание.
- Артурчик, - проворковала она, убедившись, что он не отзывается на ласку. - А мы что, больше вообще работать не будем, а? А то клиенты старые звонят, приглашают...
Оторванный от дум Артур тяжко вздохнул:
- Се келькешоз. Клиенты! Сколько тебе в голову вбивать можно, волчица ты тамбовская: наши клиенты теперь - модные кутюрье и дорогие магазины...
- Это что же - теперь целые магазины надо будет обслуживать? сделала большие глаза девица.
- Да!!! - взорвался Артур. - От завсклада и выше! Идиотка...
Вдруг что-то, промелькнувшее на экране телевизора, привлекло его внимание
- А ну тихо! - рявкнул он, хотя обе девицы молчали.
Нашарив на тумбочке пульт, Артур приглушил музыку и уставился на экран. Диктор продолжал рассказывать о новостях дня:
- ...экспертов, взрыв был необычайно мощным, что позволяет говорить о применении самых современных взрывчатых веществ. Как сообщили нашему корреспонденту в дежурной части, квартира принадлежала бывшему сотруднику правоохранительных органов Игорю Борихину. В момент взрыва он находился в квартире вместе со своим помощником. Поскольку в последнее время Игорь Борихин занимался частным сыском, есть все основания связывать его смерть с одним из дел, которыми он занимался. Работа следователей в этом направлении будет крайне затруднена, поскольку архив Борихина и его компьютер были уничтожены взрывом. Вот мнение сотрудника РУБОПа...
Дослушав сообщение до конца, Артур с улыбочкой откинулся на подушки.
- Ком жанти. Вот, крошки, смотрите! - назидательно потыкал он пальцем в телевизор. - Я вам много раз говорил: кто меня обидит - долго не живет.
Семен Аркадьевич пребывал в самом благодушном настроении. Бодрой пенсионерской рысью он носился по комнате от стола с микроскопом и реактивами к домашней фотолаборатории, размещенной в кладовке, и напевал себе под нос что-то бравурное из "Аиды". Словом, занимался милым душе делом, позволявшим забывать о старческих недомоганиях и мизерных доходах отставника. Время от времени он бросался к книжным полкам, сплошь уставленным криминологической литературой, и, сверив результаты своих трудов со специальными таблицами, довольно хмыкал.
Бросив взгляд на часы, он заспешил к телефону и набрал номер. Линия отозвалась длинными гудками. Борихин не отвечал. Это было странно. Но старик тут же забыл об этом: в кладовке резко запищал таймер. В комнату Семен Аркадьевич вернулся со стопкой еще влажных снимков и принялся прикнопливать их к стене. Когда дело было закончено, он отошел на пару шагов и стал с восторгом разглядывать фотографии. Снимки изображали обугленные останки, в которых с большим трудом можно было признать человеческие тела. Взяв толстый маркер, эксперт обвел им какие-то понятные ему одному детали, снова отступил на шаг и удовлетворенно кивнул головой. Прозвенел звонок. Семен Аркадьевич энергично зашаркал в прихожую. Не спрашивая, кто и что, и ничуть не опасаясь, он настежь распахнул дверь. В полумраке лестничной площадки старого дома стояло два существа, обугленных, как головешки. Несло от них гарью и кислым запахом взрывчатки. Первым порывом старика было захлопнуть дверь, но что-то знакомое померещилось даже не в лицах пришельцев - они вообще не подлежали опознанию, а в сохранившихся деталях одежды. Сказывался все-таки многолетний экспертский опыт.
- Что вам угод... - одна из фигур пошевелилась, и старик опасливо отпрянул. - Собственно, вы к кому?
- Картина Репина "Не опознали", - саркастично прохрипела одна из фигур и закашлялась.
- Извините, Семен Аркадьевич, это мы, - надсадным шепотом призналась вторая фигура.
Прокопченные личности никаких угрожающих действий не предпринимали, а потому эксперт счел возможным спросить:
- Простите, кто - мы?
- Это я, Борихин.
Эксперт всплеснул сухими ладошками.
- Господи, Игорь Борисович, что с вами?! Заходите, пожалуйста! Здравствуйте, Васенька.
- Здравия желаю! - не очень браво, но с претензией на юмор просипел Василий.
В прихожей, где горел свет, Семен Аркадьевич разглядел пришельцев во всей красе. Лица покрыты гарью и исцарапаны, одежда разорвана и прожжена. У Василия в волосах запутались какие-то блеклые щепки. Борихин то и дело протирал глаза. Оба надсадно кашляли. Пороховое отравление, тут же отметил про себя эксперт.
- Что произошло? - спросил он вслух.
Борихин измученно рухнул на стул, но тут же вскочил, вспомнив, что может испачкать обивку. Попробовал заговорить, но мучительно закашлялся.
- Произошло... кха-кха... произошло...
- Я вижу, вы в шоке, - деликатно остановил его Семен Аркадьевич. Пройдите в ванную, я пока поищу какую-нибудь одежду. А потом выпьем коньячку, и вы мне расскажете все, что захотите рассказать.
- Спасибо, Семен Аркадьевич... - продышался наконец Борихин. Извините, ради бога, что мы так вломились. Честно говоря, ничего более умного не пришло в голову.
- И замечательно, - замахал руками старик. - По крайней мере, я хоть сегодня не буду чувствовать себя пенсионером. Очень неприятное чувство, когда-нибудь вспомните мои слова. Кстати, я разыскиваю вас второй день.
- Есть что-нибудь новое? - вскинул голову сыщик.
- И довольно неожиданное... - старик хотел было тут же начать выкладывать новости, однако профессиональное желание похвастаться уступило место состраданию. - Но обо всем этом потом! А сейчас снимайте это тряпье, и в ванную, в ванную...
- Может, ты первым хочешь? - Борихин посмотрел на молчавшего до сих пор Василия.
- Мерси, босс. Давайте по старшинству. Но я оценил ваше благородство. Кстати, вот от коньячка я бы прямо сейчас не отказался. Стыдно признаваться, но этот самый шок имеет место...
Минут через десять Борихин, смывший сажу, заклеивший кое-где ссадины пластырем, зализавший остатки волос, к тому же существенно обгоревших, и облачившийся в смешную полосатую стариковскую пижаму, вошел на кухню. На столе стояли чашки с дымящимся кофе, початая бутылка недорогого коньяка, три рюмки. Василий тут же отправился в ванную, а Борихин присел за стол и первым делом налил себе коньячку.
- Да-с. Весьма опасное, но подтверждение - вы, Игорь, на правильном пути, - начал Семен Аркадьевич.
Сыщик поднял рюмку, приглашая выпить и старика, но тот только отрицательно помотал головой - ему хватило и первой, выпитой с Василием. Тогда Борихин единым духом опрокинул рюмку и громко выдохнул.
- Да я сам не знаю, на каком я пути, - с горечью признался он. Вам-то мне нечего врать...
- Бросьте, - принялся утешать его старик. - Успокоитесь, соберетесь с мыслями, восстановите последние следственные шаги. Кстати говоря, обгорелых обломочков не прихватили?
- Извините, Семен Аркадьевич, в голову не пришло. Это я уже в душе сообразил, что стоило бы...
- Стоило бы, стоило бы... Но ничего, как-нибудь раздобудем. Говорите - сильно рвануло?
- Не то слово. Я думал - дом расколется.
- Очень интересно. Значит, вы уверены, что взрыватель среагировал не на открывание двери?
- Да мы и подойти не успели! Подошли бы - вы бы сейчас не коньяком меня угощали, а остатки тела опознавали.
- Ну пронесло - и славно. Значит, никто не знает, что вы здесь?
- Ни одна душа. Мы сразу рванули именно сюда. Хвоста не было - я проверялся.
- Извините за неделикатность, - старик помялся. - Вы не вполне доверяете своему клиенту? А может, и Сереже Мовенко или кому-то из наших?..
- Да нет в общем-то. Я и сам не знаю, почему решил спрятаться. Можете считать - интуиция.
- Великое чувство, между прочим. Вы себе не представляете, как часто оно меня выручало.
Борихин выпил еще рюмку - на этот раз медленно, со смыслом. И улыбнулся старику. Он уже видел, что тому не терпится поделиться очередным сенсационным открытием и только деликатность удерживает его от того, чтобы сразу обрушить на гостя удивительное известие.
- Ладно, похвастайтесь новостями, Семен Аркадьевич. Мне-то все равно нечем.
Эксперт разулыбался, радостно потер ладошки.
- А мне, представьте, есть, вы правильно почувствовали, - он выпрыгнул из-за стола, схватил Борихина за рукав пижамы и потащил его в комнату. - Идите сюда.
- А вы все так же любите удивлять, Семен Аркадьевич, - с улыбкой проговорил Борихин, не поспевая за шустрым стариком.
- Что делать! Единственная профессиональная радость эксперта удивить оперативного работника. - Эксперт подвел сыщика к развешанным на стене фотографиям. - Так вот, смотрите сюда...
- Я смотрю. А что это?
- Это... Впрочем, неважно! В общем, после долгих перепроверок я сделал окончательный вывод...
- Насчет Коваленко?
...Воспользовавшись полотенцем в качестве набедренной повязки, Василий вышел тем временем из ванной, сунулся было на кухню, но, никого там не застав, отправился на поиски пропавших. У двери в комнату он почему-то остановился, словно застеснявшись своего непрезентабельного вида, да так и остался стоять. Разговор он слышал прекрасно.
- Нет, насчет Коваленко я вам сказал еще тогда, - продолжал свои пояснения Семен Аркадьевич. - Если помните, из-за обрушившейся балки, раздробившей еще горящие останки, опознание проводилось крайне трудно...
- Халтурно оно проводилось, а не трудно, - прервал его Борихин. Он вообще-то и во времена своей службы по-настоящему доверял только мнению Аркадьевича.
- Ну-ну, не обижайте моих коллег, - пожурил его эксперт. - Они старались как могли. Но вот какая штука: я исследовал практически все обломки, которые были мне переданы, вплоть до мельчайших. Сначала я даже сам не поверил. Связывался даже с коллегами в Берлине. В общем, не буду вас томить: ничего, что говорило бы о наличии трупика младенца, в материале не обнаружено. Даже близко!
- Постойте, постойте... - Борихин обеими руками взъерошил мокрые волосы. - Что за бред?! Ой, извините, ради, Бога, я не хотел...
- Ничего, ваше удивление вполне понятно. И тем не менее я настаиваю.
- Тогда я вообще ничего не понимаю. Кто же там вообще был, в этом доме? Буржуй - нет, младенец - тоже. Только труп неизвестного и... Может, Амины Коваленко тоже не было?
- Должен вас огорчить. Или обрадовать - извините за профессиональный цинизм. Женские трупы опознаны категорически. Ну, я вам помог хоть немного?
- Да вы-то гений, Семен Аркадьевич! Спасибо огромное. Вот только я, как говорится, не могу соответствовать. Сейчас вообще ничего не понимаю. Нужно все сначала начинать...
Притаившийся в коридоре Василий, услышав, что голоса собеседников приближаются, бесшумно прошмыгнул на кухню.
Буржуй остановил такси метров за триста от собственного дома и остаток пути прошагал пешком. Так ему было легче подготовить себя к встрече с прошлым. Дом выглядел не то чтобы обветшалым - прошел-то всего год, хотя в это и верилось с трудом, - но казался заброшенным и зловещим. Пруд совершенно зарос, кольцо тростника по краям все ближе подступало к середине. Несколько минут Буржуй рассматривал частичку прошлой жизни, где каждая мелочь вызывала воспоминания. Затем, решившись, подошел ко входу, вынул из водосточной трубы ключ и отпер замок.
Мяукнул кот. Буржуй оглянулся и заулыбался. Из сумки выглядывала рыжая голова, зеленые глаза оглядывали незнакомые владения.
- Давай, Рыжий, - он извлек кота из сумки и, распахнув дверь, поставил его на порог. - Ты первый, как и положено.
Но кот, чуть присев на задних лапах и упершись передними, в дом идти не пожелал.
- Ты чего, Рыжик? Не бойся. Это тот дом был плохого дяди, а этот хороший. - Буржуй вздохнул. - Этот - наш с тобой. Давай, заходи! - Буржуй чуть подтолкнул упрямца, но тот, оглянувшись, лишь жалобно мяукнул и не сделал ни шагу. Человек уступил: - Ладно, я буду первый...
Буржуй переступил порог, и в ту же секунду на него набросились мощные люди в черном камуфляже и в масках. Звонко клацнули наручники.
ГЛАВА 13
В дежурке разрывался вещдок. В том смысле, что звонил не переставая.
- Твою дивизию! - не выдержал один из подсменных милиционеров, пристроившихся здесь отдохнуть. - Слушай, достал уже, - он толкнул локтем товарища. - Ты не знаешь, как эта сволочь выключается?
- Да кто его знает. Долбани об стенку - он и заглохнет.
- Ага, долбани! А потом, если что, из получки его оплачивать, да?
Раздражительный милиционер не поленился подойти к стеллажу, на котором хранились изъятые у задержанных вещи. В одной из ячеек с надписью на вставном талончике "Коваленко В. В." лежала маленькая серебристая штуковина и трезвонила, не переставая. Шваркнуть бы ее о пол и сапогом, сапогом...
- Скажешь - так и было, - посоветовал флегматик. - Ну не хочешь, майору отнеси, он разберется.
- Нет уж, сам неси. Он сегодня с утра бешеный. Давно его таким не видел...
А хозяин аппарата маялся совсем рядом, в обезьяннике, тесном помещении, битком набитом бродягами, урками и прочим антиобщественным элементом. Коваленко В. В. удалось пробиться к зарешеченному проему, и теперь он пытался обратить на себя внимание проходивших мимо милиционеров, но те давно уже привыкли к мольбам, матерным угрозам и посулам, всегда несущимся из обезьянника, и не обращали на Буржуя никакого внимания.
- Эй, командир, - Коваленко удалось наконец дотянуться до рукава одного из милиционеров. - Да послушай же!
Это уже был проступок, граничащий с наглостью, более того - с умышленным нападением на официальное лицо при исполнении им обязанностей. Проступок заслуживал наказания. И милиционер треснул резиновой дубинкой по прутьям решетки, целясь по пальцам Буржуя, но к счастью для того не попал. Разъяренный неудачей он заорал:
- Присохни, тебе сказано! Чего вылупился?! Есть вопросы? Сейчас карцер организую, там вопросов не будет.
- Мне позвонить надо, - взмолился Буржуй.
- Да? А этот... факс отправить не хочешь? - Поняв, что имеет дело с человеком, не знающим понятий, милиционер обратился к другим обитателям обезьянника: - Значит так, слушать меня, вы, деятели, блин. Не наведете порядок сами - устрою дополнительные радости, причем легко. Кто-то сомневается?
Буржуя тут же взял за воротник огромный урка с жуткой физиономией - он-то уж понятия знал - оттащил от решетки и швырнул в угол.
- Сидеть, падла! И чтобы я писка не слышал, поэл? - прохрипел он.
- Да понял, понял, - обреченно проговорил Буржуй. Долго скучать в углу ему не пришлось.
- Коваленко! - раздалось неподалеку. Буржуй поднял голову: его ли зовут?
- Коваленко! - прокричали еще раз.
- Здесь я, - отозвался Буржуй.
- Уши помой! - не очень злобно буркнул сержант. - Отвечать положено сразу! На выход.
- Наконец-то, - пробурчал себе под нос Буржуй.
- А ну пошел! Руки за спину! И молча мне. - Проходя мимо дежурки, Коваленко слышал, как за дверью надрывается чья-то мобилка.
В кабинете, куда его привели, метался из угла в угол разъяренный чем-то майор. Увидев задержанного, он подскочил поближе и злобно уставился на него. Потом бросил острый взгляд на разводящего милиционера:
- Сержант, свободен.
- Есть! - с подозрительной готовностью отозвался тот и направился к двери.
- Послушайте, тут у вас... - начал Буржуй.
- Молчать! - рявкнул майор. - Сесть. Вон туда, на табурет.
- Я не буду говорить без своего адвоката, - заявил Коваленко, не сходя с места,
Сержант, видя, как развиваются события, на всякий случай задержался у порога.
- Да? Серьезно? - майор ухмыльнулся и наотмашь ударил Буржуя по лицу тыльной стороной ладони и тут же, не давая опомниться, добавил по другой щеке. - На табурет, я сказал!
Буржуй медленно утер кровь с разбитой губы и внезапно, по-волчьи пригнув голову, бросился на майора, но тот легко уклонился от столкновения. Пролетев по инерции несколько метров, Буржуй уткнулся грудью в письменный стол. Подоспевший к месту событий сержант обрушил ему на голову дубинку. Буржуй свалился кулем, и сержант с майором наручниками замкнули ему руки за спиной, приподняли и посадили на привинченный к полу табурет. Майор как бы походя, с ленцой, но очень сильно еще раз ударил Буржуя по лицу. Тот поднял на него ненавидящий взгляд.
- Что, майор, любишь бить связанных людей?
- Людей, говоришь? Не знаю, не пробовал. У меня здесь все больше такие подонки, как ты. От которых людям только вонь и ужас. Понял?
- В чем ты меня обвиняешь? - спросил Буржуй, едва шевеля разбитыми губами.
- Ты мне еще потыкай, сявка.
- Я тебе не сявка.
Оба несколько минут играли в детскую игру гляделки, но у хозяина кабинета в ней имелось явное преимущество. Он схватил Буржуя за длинные волосы и с силой оттянул ему голову назад.
- Я сказал - сявка, значит - сявка. Ясно? А теперь слушай. Здесь у меня не будет никаких адвокатов, телефонов и прочей фигни. Будут реальные допросы и, как положено, камерные дела, когда тебя всей "крыткой" отымеют, а потом смеха ради будут головой в парашу макать. Это так, для информации. Теперь второе. Если я захочу, ты признаешься в чем угодно. Я имею в виду вообще во всем. Смерти на себя возьмешь, изнасилования там. Одним словом, что скажут. Но сейчас мне нужно другое. Следствие располагает данными о твоей причастности к убийству моего друга капитана Борихина.
- Ах вон оно что. Понятно... - протянул Буржуй. Как там Толстый фамилию майора называл, борихинского товарища? Уж не он ли это?
- Что тебе там понятно без команды?
- Методы.
- Привыкай. Других не будет.
- Когда мои друзья там, на воле, узнают, как вы тут... работаете, вы, майор, сами на парашу сядете. А говорят, зеки ментов не очень-то... Особенно таких, как вы.
Майор покосился на сержанта и бросил ему:
- Идите, сержант.
Тот вышел, а майор, вплотную приблизив свое лицо к лицу Буржуя и выдохнув тому дым прямо в глаза, негромко проговорил:
- Так ведь для того, чтобы тебя нашли, волосатик, нужно, чтобы искали. А чего тебя, нереального, искать? Ты же у нас в трупах числишься...
Рабочий день давно должен был начаться, а в офисе Толстого творилось нечто непонятное. Кадровый состав толпился в просторной приемной уже минут двадцать, поскольку Анатолий Анатольевич распорядился собраться, ибо намерен был сделать важное сообщение. Но сам засел в своем кабинете и не появлялся.
Народ начинал роптать - у всех хватало дел, а утреннее время самое продуктивное. Высказывались разные предположения, в том числе и самые фантастические.
- Здравствуйте! - в приемной появился новый персонаж.
Кое-кто ответил пришедшему, а кое-кто и не счел нужным здороваться со странным типом: всклокоченные волосы, мятый пиджак, потертый школьный портфельчик в руке.
- Извините... Разрешите...
Рассыпаясь в извинениях и раскланиваясь на все стороны, тип бочком протиснулся сквозь толпу и нырнул в кабинет Толстого. Строгая секретарша Алла не стала останавливать посетителя, поскольку была предупреждена заранее и знала доктора Костю по частым визитам.
Из своего кабинета выглянул Воскресенский и, увидев, что безобразное и необъяснимое нарушение трудовой дисциплины продолжается, страдальчески поморщился: он болезненно реагировал на любое отступление от установленного порядка. Бросив на Аллу настороженно-подозрительный взгляд, главный менеджер опять скрылся за дверью.
Необычайно бледный, с мешкали под глазами, на пороге появился Пожарский. Здороваясь на ходу, он подошел к конторке секретарши.
- Привет, Ал.
- Здравствуйте, Олег Константинович.
- Что это у нас такое? Что-то случилось?..
- Честно говоря, понятия не имею. Но вы зайдите. Анатолий Анатольевич на месте.
- Да нет, не стоит. Я вместе со всеми подожду, - после секундного колебания решил Олег.
А если бы все же зашел к старому другу, то стал бы свидетелем любопытного разговора.
- Вы, собственно, совершенно напрасно так волнуетесь, Анатолий, вещал доктор менторским тоном. - Если хотите знать, человеческая психика всегда подсознательно настроена на позитивные новости. Даже если они... э-э-э... несколько неожиданны...
- Ага, позитивные... - высказал здоровое сомнение Толстый. - Так, мол, и так, господа хорошие, сейчас придет труп, так вот он не то чтобы труп, как вы все думаете, а вполне даже живой! А теперь работайте себе спокойно и ни о чем таком не думайте!
- Вы это мне говорите?! - доктор позабыл о наставническом тоне. Между прочим, наш труп Володя мне в окно постучал! Да-да, посреди ночи! Да еще в полнолуние. Очень мило с его стороны...
- Я бы помер, - Толстый даже зажмурился, представив такую жуть. Точно говорю. Так, доктор, мы договорились, да? Вы им сразу...
- Не волнуйтесь, Толя, я все помню! Я сразу же как эксперт подтверждаю сотрудникам вашу полную вменяемость.
- Итак... поубедительней, да?
- Ну, знаете, злоупотреблять тоже не стоит. Будет выглядеть довольно подозрительно. Мол, еще и еще раз авторитетно заявляю вам, товарищи, что ваш босс - не шизофреник.
- Ничего, лишним не будет. Кстати, что-то наш усопший не звонит. Мы договорились - как только он выезжает, я начинаю.
Толстый набрал номер мобильного телефона Коваленко, целую вечность слушал длинные гудки и только потом дал отбой. В кабинет уже проникал недовольный ропот собравшихся в приемной. Толстый взглянул на часы, потом - с надеждой - на доктора, набрал в грудь побольше воздуха и решительно шагнул к двери. Костя поспешил за ним.
Как только они возникли на пороге, взгляды истомившихся в ожидании сотрудников разом устремились на них. И от этого пристального внимания Толстый мгновенно растерял всю свою решимость.
- Доброе утро... Я... В общем, извините, что заставил вас ждать... - начал мямлить он и ухватился за рукав Кости, как за спасательный круг. Разрешите вам представить Константина... Как ваше отчество?
- Да ладно. Просто Константина.
- В общем... Доктор, давайте лучше вы.
- Я? А что, собственно?
- Ну мы же договаривались. Что я - в своем уме и так далее...
- Да? А вы не думаете, что для начала это будет звучать довольно странно? Я бы, например, после такого предисловия напрягся.
- Без этого еще хуже будет...
Аудитория, слушавшая все эти препирательства, и в самом деле заметно напряглась, начались перешептывания. Первым не выдержал Пожарский.
- Слушай, может, скажешь, что все-таки случилось? - подступил он к Толстому.
- Ничего плохого - говорю сразу! Скорее, совсем даже наоборот. В общем...
- Ну, смелее, - громким шепотом приободрил его доктор.
Толстый наконец решился.
- Одним словом, вы все знаете, что Буржуй... Владимир Коваленко умер. Так вот, он... не умер. Что вы все так на меня смотрите?! Доктор! беспомощно оглянулся он на Константина.
- Что?
- Ну вы же обещали!
- А у вас и так хорошо получается.
Толстый обернулся к недоумевающим сотрудникам.
- Ну не смотрите так! Не поехал я мозгами, не поехал. Буржуй живой! И вообще, скоро он сам объявится. Собственной персоной. Тогда я вам и предъявлю тело. В том смысле, что как раз не тело, а совсем наоборот.
Доктор понял, что пора все-таки брать ситуацию в собственные руки.
- Так, все успокоились, успокоились, - начал он тоном экстрасенса, проводящего массовый сеанс гипноза, и, как ни странно, возбужденный ропот в аудитории потихоньку спал. - Очень хорошо. Владимир Владимирович Коваленко жив и здоров, но по ряду причин скрывал это целый год...
- Больше, - справедливости ради уточнил Толстый.
- Даже больше, - не стал спорить доктор и снова обратился к собравшимся: - Поскольку все вы о нем слышали, а многие даже знали... знают его лично, новость может показаться вам... как бы это сказать... несколько неправдоподобной, даже шокирующей. Но поверьте моему опыту - это лучше, чем если бы покойный попросту взял и вошел в эту дверь посреди рабочего дня. Тут уж последствия было бы трудно прогнозировать...
- Толстый, - Пожарский уже не мог выносить этого издевательства. Что это за бред?
- Олежка, ты это... - потупился гигант. - В общем, зайди ко мне. А вы работайте, господа, работайте спокойно. Мое дело предупредить...
И с этими словами Толстый поспешно скрылся в своем кабинете. После таких доходчивых объяснений собравшийся в приемной народ расходиться не торопился. Все недоуменно переглядывались. Многие знали, что работодатель в последнее время крепко выпивал. Инициативу взял было на себя Воскресенский:
- Господа, давайте попытаемся работать, правда. Хотя... - он безнадежно махнул рукой и отправился к себе.
А в кабинете Толстого доктор Костя, вполне довольный тем, как прошла встреча, убеждал хозяина:
- Ну вот видите, как все замечательно прошло. А вы волновались.
- Да. Интересно, кто из них сейчас карету вызывает? - Толстого все-таки мучили сомнения. - Хоть бы Буржуй поскорее объявился! А то всегда так: договоримся, а он пропадает.
Он снова набрал знакомый номер и снова услышал в ответ длинные гудки.
В кабинет без стука влетел Пожарский. После всего услышанного он был не то что зол - взбешен.
- А, заползай, Олежка, - как ни в чем не бывало приветствовал его хозяин.
- Может, объяснишь все-таки, что это за бред? - отчеканил Олег.
- Пожалуй, мне лучше вмешаться... - начал было доктор.
- Пожалуй, вам как раз лучше не вмешиваться! - жестко оборвал его Пожарский и повернулся к Толстому. - Мы можем поговорить?
- Собственно, мне пора. Извините, - доктор прихватил свой портфельчик и заторопился к двери.
Толстый попытался его удержать, но доктор поспешил удалиться.
- Ну вот, человека обидел. Зря ты так, - с упреком посмотрел на Пожарского Толстый. Тот угрюмо молчал и лишь глазами посверкивал. - Да не смотри на меня как на врага народа. Я тебя вчера, между прочим, весь день искал! Не хотел, чтобы ты узнал вместе со всеми.
- Да что, что узнал?!
- Ну что Буржуй живой, что ж еще.
- Погоди. Ты что несешь?
- Да ничего я не несу. Буржуй не погиб, он год косил, по заграницам шастал, хотел убийцу отыскать. Что тут неясного?
- Да теперь только одно в общем-то, - криво улыбнулся Пожарский. Почему ты об этом знаешь, а я - нет. Почему я как идиот езжу на его могилу? Иногда вместе с тобой, между прочим. И ты со мной по этому поводу водку жрешь и плачешь крокодиловой слезой! Вот что неясно!
- Так и знал, что ты обидишься, - Толстый спрятал глаза.
- Нет, я тебя обниму со слезами благодарности! - Олег не собирался жалеть друга. - За то, что ты мне врешь целый год! И что за дурачка меня держишь! Слушай, а кто вообще придумал, что ты врать не умеешь, а? Ого-го! Нам бы всем у тебя поучиться!
Толстый чувствовал, что виноват, а в запасе у него был только один аргумент:
- Думаешь, мне легко было?! Да я чуть не рехнулся! Я Верке - и то ни полслова, ясно? А у меня от нее вообще никогда секретов не было, если хочешь знать!
- Не хочу. Я в чужие семейные дела не лезу. - Пожарский уже не желал прислушиваться ни к чему. Ему нужно было самооправдание для того, что он собирался сделать. Он хорошо понимал это сам, а оттого злился еще больше.
- Зачем ты? - Толстый искренне переживал. - С каких это пор мы тебе чужими стали?
- Сам не знаю. Незаметно все получилось, правда? Как-то само собой...
- Олежка, ну хватит мне душу мотать, честное слово. - На Толстого жалко было смотреть. - Приедет Буржуй - лучше его поругаешь. А у меня сил больше нет! Ну хочешь - стукни меня. Может, полегчает...
- Пошел ты!
Пожарский вылетел из кабинета, громко хлопнув дверью, пробежал мимо изумленной Аллы, а в своей комнате тут же бросился к телефону.
- Алло, Лиза? Будьте добры Лизу, - потребовал он, набрав номер. Это я, любимая. Знаешь, ты была права. Во всем. Ты намного мудрей меня. Мы уедем отсюда. Очень далеко. И очень скоро.
После ухода друга вконец разогорченный Толстый уныло пошатался по кабинету, повздыхал и наконец побрел в кабинет Пожарского мириться.
- Все дуешься? - начал он прямо с порога. - Не надо, слышь. Ну не я это придумал, не я! Мне этот год - за десять был, если хочешь знать...
- Нет, не хочу, - оборвал его Олег.
- Ну хватит уже. Мне вот наоборот - классно! Такой груз с души свалился! И вообще - обижаться потом будешь! Главное же, что Буржуй живой!
- А кстати... Где он?
- А фиг его знает! Опять запропастился куда-то... Сегодня вместе в "Круглую башню" рванем - совсем как когда-то... - Толстый все надеялся улестить Олега. - Правда, тогда нас Аминка дома ждала... - вспомнил он о грустном. Ругалась.
- Вот ты сказал - как когда-то. Ты что, серьезно думаешь, что мы не изменились? - Пожарский наконец снизошел до разговора.
- Не знаю. Я, по-моему, с пятнадцати лет не меняюсь.
- Слушай, а если бы я, к примеру, сказал: дай мне пятьсот тысяч, ты бы дал? Так, без всяких вопросов?
Толстый решил, что Пожарский оттаял, что это обычная дружеская подначка и весело включился в игру.
- Пятьсот штук? Круто! Слушай, на такие бабки лучше всего остров купить. В океане. Выстроим там парочку халабуд в туземном стиле, купим эти... водные мотоциклы. Не житуха, а сплошное светлое будущее!
В дверь постучали, и вошел охранник.
- Извините, Анатолий Анатольевич, там человек ломится. По виду типичный уголовник.
- Так гони его в шею! Мы тут мечтаем, может быть...
- Он говорит... извините... "Вашему Толстому поклон от Буржуя".
- Блин! - Толстый схватился за голову. - Ни дня без сюрприза! Давай его живо ко мне!
Через пять минут развалившийся в кресле неприятный молодой крепыш, только что выпущенный на волю, закурил, обвел нагловатыми глазами Толстого, Пожарского и охранника, так и не решившегося выйти из кабинета шефа, и подытожил свой рассказ:
- Вот такой расклад, брателло.
- А ты ничего не путаешь? - спросил Толстый.
- Гадом буду, - энергично подтвердил свою правдивость крепыш.
- Понятно... - задумчиво протянул Толстый. - И за что ж Буржуя на этот раз?
- Такие вопросы у солидной братвы не хиляют, - авторитетно отозвался крепыш.
- Ясное дело, - прочувствовал ситуацию Толстый. - Ну спасибо, друг. Тебе Буржуй сколько обещал?
- Давай без фуфла, - искренне обиделся парень. - Я тебе сам отсыпать могу, между прочим! Корешу помочь обещал.
- Хороший ты человек, сразу видно, - умилился Толстый. - Ну, полетели!
- Лети умеренно, брателло, - напутствовал его урка. - Не в любви твой Буржуй у мусоров. Нипочем его не выпустят!
- Выклыкав, Васылю?
Сержант Дончик поднял голову. В узкую щелку едва приоткрытой двери заглядывала Потылычиха.
- Выклыкав, выклыкав, титко Мотрэ. Заходьтэ, будь ласка. - Старуха робко - все-таки побаивалась она участкового - проследовала к столу и осторожно взгромоздилась на хлипкий стул.
- Що у тэбэ знов до старои?
- Та ничого нового. Всэ тэ ж...
И без того узкие губы старой сплетницы превратились в тонкую полоску. Она со злобой уставилась на сержанта.
- А якщо тэ самэ, то нащо ты мэнэ марно по сэлу ганяеш? Я вжэ нэ дивка туды-сюды бигаты - здоровья нэма...
- Ну выбачтэ, - развел руками сержант. - Я просто був выришыв можэ, надумалы?
- Що надумала? - бабка отвела от сержанта взгляд.
- Знаетэ ж сами. Нащо пытаты?
Потылычиха засопела и зло сощурила маленькие глазки:
- Я тoби от що скажу, Васылю. Ты, може, и влада, алэ я памьятаю, як щэ босый сэлом бигав, курэй ганяв...
- Цэ вы до чого?- изумился Дончик.
- А до того, що нэ тoби мэни, старий бaби, казаты, що робыты.
- Цэ як подывытысь. Якщо знаетэ щось про злочын - повынни розказаты. Цэ нэ я выгадав - закон такый.
- Закон згадав? Ну и добре, - бабка была настроена злобно-решительно. - Я тоди тoби ось що скажу: що ты там co6и надумав - мэнэ воно нэ обходыть. Що я бачыла, що нэ бачыла - спочатку довэды, а потим чипляйся. Отак! А я доводыты ничого нэ повынна! Е такэ правыло. Забула, як звэться.
- Ты дывы! - проговорил удивленный такой правовой грамотностью участковый. - Просто тoби адвокат, а нэ Мотря Потылыця!
- Давай, лайся, ображай стару, алэ... бильшэ мэнэ нэ звы, Васылю. Всэ одно нэ прыйду. А будэш тыснуты - до миста скаргу напышу. Так coби и знай.
- Та хто ж на вас тыснэ, титко Мотрэ? Як тыснуть - вы навитъ нэ знаетэ. Я так, по-людськи хотив...
- А якщо по-людськи, я тoби так скажу: якщо я, стара брэхуха, мовчу, то и тoби кращэ в цэ дило нэ лизти.
Дончик наконец не выдержал, схватил папки с бумагами и со всего маху шлепнул ими о стол.
- Мовчытэ-то вы, мовчытэ. Тилькы сэбэ з боку нэ бачытэ...
- А що такэ? - испугалась старуха.
- Так вы ж на сэбэ нэ схожи! Выдно - нэ жывэться вам на свити...
Потылычиха потемнела лицом и оторвала грузное тело от стула.
- То мое лыхо. Нэ тo6i судыты. Бувай.
Она направилась к двери. Участковый бросил ей вслед:
- А скажитъ, баба Катя y cни до вас нэ прыходыть? - Бабка, уже открывшая дверь, остановилась на пороге, обернулась к участковому и посмотрела на него долгим странным взглядом:
- Однэ тoби скажу, Васылю. Нэ дай Божэ тоби побачыты, хто в мои сны прыходыть...
Как и обещала, Вера все-таки привезла Зину на могилу Амины. Они расстелили на травке одеяло, быстро собрали на нем нехитрую закуску, водрузили бутылку горькой. По старинному обычаю, в память о покойных выпили не чокаясь.
- Умница он все-таки, твой Толстый, Верунь, что участок сразу выкупил, - начала Зина, - Сообразил! Вот что значит мужик. Нам-то казалось тогда: нашел, о чем думать! Да как он может! А вообрази - сейчас какой-нибудь из "новых" забабахал бы на этом месте особнячок с бассейном квадратов эдак на триста...
- Даже представить себе не могу, как это я бы к Амина не сюда ходила. И к бабуле. Я же прямо вот здесь сто раз вместе с ними гуляла, сидела... - Вера смахнула слезу. Наверное... никогда не привыкну...
- Жуть, да? Солнышко, красота, а рядом - смерть...
- Слушай, хватит, а? Мы же людей поминаем, и не чужих. На могиле надо о светлом думать, а не о смерти.
- Здоровая крестьянская психология, - позавидовал Зина. - Ну, наливай.
На опушке недалекой левады блеснул сиреневым отсветом мощный объектив. Человек, наблюдавший за девушками с самого начала, оторвался от окуляров, отошел к при прятанному в кустах автомобилю. Достал телефон.
- Алло, это я. Да... Извините, я просто подумал... Наша девушка на объекте. Место глухое, вокруг - ни души... да можно сказать - одна, с бабой какой-то. Взять ее сейчас - и весь базар, можно завязывать комедию... Ну ясное дело - тихо...

ГЛАВА 16
Ближе к полудню Вера решила пройтись по магазинам. Вечером у них в доме устраивалась вечеринка для очень узкого круга по поводу воскрешения Буржуя, и муж велел не ударить лицом в грязь. Так что следовало прикупить кой-какие вкусности.
Открыв дверь на лестничную площадку, Вера шагнула за порог и едва не уперлась носом в широченную спину. Непоколебимая стена чуть вздрогнула и пошевелилась: ее хозяин решил продемонстрировать и фасад. Вера задрала голову.
- Ой, Ваня... Привет!
Хозяином спины оказался один из охранников Толстого.
Он сдержанно улыбнулся:
- Добрый день.
- Что, Толстый забыл что-нибудь?
- Нет. С этого дня я охраняю вас, Вера Леонидовна.
- Шутишь! В доме и так охрана, как в банке каком-нибудь!
- Приказ Анатолия Анатольевича, - произнес парень ровным тоном.
- Ну если приказ - заходи, - развеселилась Вера и сделала шаг в сторону.
Охранник с сомнением посмотрел на узкое пространство, в которое ему предлагали протиснуться, и решил воздержаться от попытки:
- Спасибо, Вера Леонидовна, я подожду здесь.
- Слушай, Вань, кончай выпендриваться, ладно? Киборга будешь перед другими изображать. И вообще, какая я тебе Леонидовна. Просто Вера, понятно?
- Понятно.
- А если понятно, то давай заходи. Сейчас будем кофе пить.
- Спасибо, я не хочу, - не поддавался упрямый Ваня.
- А я хочу. Так что будешь сидеть напротив и охранять меня.
Подведя черту, Вера направилась в глубину квартиры. Охранник послушно последовал за ней, не забыв, впрочем закрыть дверь на все замки.
- Ну, Толстый... - усевшись за стол, Вера многообещающе покачала головой.
Кофе был выпит, а задача перед Верой оставалась прежняя. И в сопровождении огромного невозмутимого Ивана она наконец вышла из подъезда своего престижного дома-башни.
- Слушай, Вань, но хоть машину мне Толстый, который Анатольевич, водить разрешил? - полюбопытствовала она.
- Да, конечно, - кивнул Иван.
Они направились к автомобилю. Наметанный глаз телохранителя, шедшего, как и положено, чуть сзади Веры, уловил, как на скамейке, стоявшей в стороне, зашевелилось яркое цветовое пятно. Иван насторожился и зафиксировал взгляд на пятне. В их направлении плавающей походочкой двигалось странное существо неопределенного пола. Бледное лицо его контрастировало с костюмчиком, который переливался всеми цветами радуги. Еще издалека существо сделало им ручкой.
- Верунчик! Ма шери...
Сомнений у Ивана не оставалось, и с неожиданной для его монументальной фигуры прытью он переместился вперед, заслонив Веру от подходившего субъекта. Тот испуганно замер и озадаченно уставился на телохранителя.
- Погоди, Вань, - Вера вышла из-за прикрытия и обратилась к странному типу как к старому знакомому: - Господи, это что - действительно ты?
Артур, который еще не совсем пришел в себя после утреннего кайфа и не до конца понимал, какая сила его сюда привела, смущенно потупился и признался:
- Муа...
- С ума сойти! Вот уж не думала, что еще увижу тебя когда-нибудь. Ты откуда взялся?
- Так, - небрежно отозвался Артур. - Из Брюсселя... - Вера расхохоталась:
- Проездом?
- Почему? Вот, вернулся домой. Первым делом - к тебе. Повидаться.
- Рисковый ты парень, Артурчик, - восхитилась Вера. - Толстый, по-моему, выбрал тебе для проживания другое полушарие.
- Ну, это же все в прошлом. Ле сувенир де жюнесс. Если хочешь знать, мы даже виделись.
- С Толстым? Ничего себе! Только не говори, что он тебя обнял и прослезился.
- Ну, не обнял. Хотя, в общем, ласково так сказал, что не имеет ничего против, если я останусь.
- Но в гости не приглашал, верно?
- Я надеялся, ты пригласишь. По старой дружбе... - Разговор велся на ходу, и все это время молчаливый Иван темной тучей нависал над Артуром. Тот наконец не выдержал:
- Экуте, мсье. Вы нас не оставите на несколько минут? Сами понимаете - старая дружба, много времени не виделись...
Телохранитель не отреагировал. Зато Веру реплика задела:
- Слушай, Артурчик, у меня очень классное настроение. Но все равно не настолько, чтобы говорить с тобой о старой дружбе. Слишком уж много ярких воспоминаний, сам понимаешь. Так что давай договоримся: я никому, даже Толстому не скажу, что ты здесь был. А ты за это мне никогда не встретишься, даже случайно, договорились? Если хочешь, я могу дать тебе денег на электричку - до самого Брюсселя...
- Ком трист, - Артур изобразил на лице обиду и тоску. - Никто не хочет помнить добра. А ведь у меня в этом городе кроме вас с супругом - никого.
- Ты хорошо понял то, что я сказала? - в голосе Веры прозвучали жесткие нотки - те, из прежних лет.
- Понял, понял, - поспешно заверил Артур. - Какие вы здесь все злые. Мэ пуркуа?
Уже не обращая никакого внимания на "старого друга", Вера уселась за руль. Иван втиснулся рядом. Они отъехали.
Артур долго смотрел им вслед, лицо его кривила злобная гримаса.
- О ревуар, ма птит Вера, - многозначительно прошипел он и направился к своему кабриолету.
Следом за ним с места тронулась и другая машина, из которой все это время внимательно наблюдали за происходившим.
По пригородному шоссе несся странный кортеж. Впереди мчались милицейские машины. В одной из них сидел Буржуй, который уже сообразил, что направляются они в Волчанку. Сидевший рядом майор очень внимательно следил за реакцией задержанного. Губы Мовенко то и дело кривила недобрая ухмылка. Похоже, эта поездка была только первым из подготовленных им сюрпризов.
Чуть сзади, в полусотне метров от милицейских машин, следовали два джипа. В переднем Толстый разговаривал по телефону:
- В общем, пока едем. Едем, говорю!.. А черт его знает, куда! Или я сошел с ума, или в Волчанку... Да, в ту самую. В общем, Максим Максимыч, не отключайся, будь на связи все время... Так на подзарядку поставь! Но чтобы не исчезал ни на секунду!.. Спасибо.
Передние автомобили уже действительно въезжали в знакомое село. Быстро миновав центр, они проехали дальнюю околицу и затормозили у свежего пепелища, которое еще дымилось. Толстый остановил свои машины метрах в пятидесяти от милицейских и вышел. Каким бы испуганным он ни был в тот вечер, но место это узнал сейчас сразу же. Еще несколько дней назад он опирался на этот вот самый плетень, когда его перестали слушаться ноги. А потом ведьма совершала над ним свои дьявольские обряды... Решившись, Толстый зашагал к сгоревшей хате.
Буржуй не отводил от пепелища наполненного ужасом взгляда. Он и не пытался скрывать, что ему страшно. Безумно страшно. Еще год назад в этом же самом селе он стоял у такого же пепелища... Буржуй всхлипнул, но сумел справиться с собой. Закрыл глаза и только после этого смог отвернуться от почерневших руин.
- Что здесь... произошло? - дрожащим голосом спросил он у Мовенко.
Тот ни на секунду не отводил бдительного взгляда от Коваленко.
- Это ты мне расскажешь! - глухо и зловеще произнес он. - Причем в деталях и очень скоро.
- Слушай, майор, ты ошибаешься... - в эту минуту Буржуй попросту был не в состоянии говорить грубо. - Ошибаешься уже во второй раз.
Мовенко вынул из кармана часы в целлофановом кулечке и поднес их к глазам Коваленко.
- Эти тогда искал? Вот мы и нашли. На то мы и милиция! Правда, место неудачное - прямо рядом с подожженным домом. Даже чуть стекло оплавилось...
Глаза Буржуя расширились. В ту же секунду он бросился на майора. Руки у Коваленко были скованы за спиной, но он рассчитывал сбить мента с ног ударом плеча. О том, что будет дальше, не думал - просто искали выход пережитый страх и нахлынувшая ярость. Рывок не удался. Два бойца ОМОНа удержали его легко, как ребенка.
- Ну и сволочь ты, майор, - с ненавистью проговорил Буржуй, глядя на Мовенко побелевшими от злобы глазами. - Сам подбросил или приказал кому?
- Молчать! Говорить будешь, когда я велю. - Казалось, майор был зол не меньше Буржуя.
Санитары проносили мимо труп в плотном пластиковом мешке.
- А ну постойте, - поманил их пальцем майор.
Носилки поднесли поближе, и он рывком расстегнул молнию на мешке. Лицо Буржуя перекосила гримаса ужаса, и он отвернулся.
- Ты смотри, какой слабонервный... - протянул Мовенко.
Он сделал знак рукой, и санитары унесли труп. Майор повернулся к Буржую и с хладнокровным интересом стал наблюдать, как того корежат судороги, как он извивается в руках державших его милиционеров.
- Да пустите же!.. Мне плохо!.. - закричал Коваленко, и тут его вывернуло на траву. Справившись с рвотой, он тихо попросил, глядя в глаза майору: - Уведите меня отсюда... Пожалуйста... Я не могу здесь...
- Это что - признание? - Мовенко смотрел в упор.
- Перестаньте меня мучить, слышите, - снова сорвался на крик Буржуй. - Этот запах... Да как вы не понимаете?! Точно так же убили мою семью...
- Хватит ныть, Коваленко, - майор не желал проявлять сострадание. - Вот именно: этой ночью две женщины убиты точно так же, как год назад твоя семья. И ты мне собираешься девочку корчить?
- Женщины? - Буржуй вдруг понял, что у него появился шанс. - Вы сказали - две женщины? А где доктор? Доктор где?
- Что ты мелешь? Какой доктор?
- Костя. Константин. Он был учеником Стефании. Он жил здесь. Найдите же его! Что вы стоите?!
- Хватит орать! - прикрикнул на Буржуя майор и вопросительно посмотрел на своих подручных.
- Это, наверное, тот мужик, который в траве выл, - предположил один из милиционеров.
- Давай его сюда, - велел Мовенко.
- Так он в шоке. Его в больницу отвезли.
- Слушай, майор, поговори с ним! - торопливо заговорил Коваленко. - Слышишь? Он мог все видеть! Или хоть что-нибудь...
- Сначала ты мне все расскажешь, - Мовенко был непреклонен.
Толстый, наблюдавший за происходящим, подал голос:
- Буржуй, держись. Варламов на связи. Будет на месте сразу же.
- Уберите посторонних, - рявкнул майор.
Омоновцы тут же принялись теснить Толстого и его охрану.
- Поехали! - кивнул Мовенко тем двоим, которые держали Коваленко, и зашагал к машине.
Буржуя потащили следом. Он пытался вывернуть голову и кричал Толстому:
- Узнай, где был ОН! ОН - ты понял меня? Толстый, узнай обязательно!
Его впихнули в машину, и дверца за ним захлопнулась.
После того как ОМОН, забрав Буржуя, отбыл восвояси, а Толстый последовал за ним, Воскресенский остался в офисе за старшего. Ничего хорошего от оставшегося рабочего дня ждать не приходилось. Сотрудники собирались группками и обсуждали события, работать никто уже не мог. И Алексей понимал, что изменить что-нибудь, во всяком случае сегодня, ему не по силам. Поэтому распустил людей по домам. В конторе, кроме него, оставалась Алла, да где-то у себя в кабинете заперся Пожарский и ни разу не выглянул.
Воскресенский ушел к себе в комнату и попытался продолжить прерванные визитом милиции занятия. Но, промучившись час-другой, убедился что попытка эта безнадежна - мысли помимо его воли возвращались к странным, выбивающим из колеи событиям последних дней.
Придумав для себя какой-то предлог, Воскресенский вышел в холл. Сжимая в руке нож для бумаг, Алла склонилась над большим пакетом из плотной желтой бумаги. Он был уже вскрыт. Заметив начальника, девушка поспешно сообщила ему:
- Вам принесли пакет, Алексей Степанович. По-моему, тут какие-то фотографии.
Замерев на секунду, Воскресенский подскочил к секретарше и выхватил пакет у нее из рук.
- Что?! Какого черта?! - заорал он. - Вы что, читать не умеете?
Алле никогда не приходилось слышать в голосе Воскресенского, всегда невозмутимого и ровного в обращении, подобных истеричных ноток. Она изумленно вытаращила на начальника глаза, однако быстро пришла в себя и принялась оправдываться:
- Но... Вы же сами велели мне вскрывать всю почту, поступающую на ваше имя, и докладывать только о важном.
- Ничего подобного! - почти взвизгнул Воскресенский. Алла уже совершенно оправилась, и на ее лицо вернулась маска ледяного спокойствия.
- Не кричите на меня, - голос секретарши был ровен и холоден. - Вы совершенно точно дали мне такое указание.
- В таком случае я его отменяю! Вам ясно?! - Воскресенский говорил сердито, но уже не кричал.
- Да, Алексей Степанович, - спокойно ответила Алла.
- Очень хорошо! - Воскресенский справился с собой и с пакетом в руке направился к своему кабинету. На пороге он остановился и почти заискивающим тоном спросил: - А вы... видели, что там?
- Нет, - невозмутимо сказала Алла. - Я не успела. Еще пару секунд главный менеджер с недоверием и опаской смотрел на секретаршу, потом скрылся в кабинете и хлопнул дверью.
Почти весь день Пожарский просидел в кабинете взаперти в своей излюбленной позе для раздумий: ноги на столе, руки закинуты за голову. Без нескольких минут пять он очнулся, сбросил ноги со стола и быстро набрал на компьютере коротенькое письмо. Распечатав его на принтере, еще раз перечитал и сунул в конверт. Дотянулся до ящика стола, достал из него дискету и задумчиво повертел ее в руках. Потом решительно сунул в тот же конверт и жирным маркером написал на нем единственное слово: "Буржую". Покончив с этим, взглянул на часы, несколько минут над чем-то размышлял, а потом лихорадочно забарабанил по компьютерной клавиатуре. На дисплее замелькали столбцы с цифрами, схемы, диаграммы.
В назначенное место Олег успел за несколько минут до условленного времени. У колонны со статуей Святого Михаила, как всегда, было людно: подростки на роликовых досках, трудовой люд, подтягивающийся к станции метро, обычные завсегдатаи центральной площади города. Пожарский обошел вокруг круглого основания памятника, на котором обозначены были расстояния до крупнейших городов мира, криво ухмыльнулся. Ирония судьбы: всю жизнь он мечтал побывать в неведомых чужих местах. Теперь вот мечта становится явью, да что-то радости это не приносит.
Прямо перед Пожарским, преграждая ему дорогу, остановился незнакомец. Олег, хоть и ждал встречи, но все же вздрогнул. Странный тип: застывшее лицо, строгий костюм, черные очки. Но главное, что тип этот стоял перед Олегом в совершенном молчании и без движения.
- Ну? - бросил Пожарский.
Все так же не произнеся ни звука, роботоподобный пришелец вынул из кармана телефон, набрал какой-то номер и протянул трубку Пожарскому. Тот приложил ее к уху. Знакомый Олегу патефонный голос прошипел:
- Здравствуйте, Олег, Данные при вас?
- Да.
- Вы уже связались с банком?
- Связался.
- Вот видите, мы играем честно. Отдайте дискету моему человеку.
- Ваш человек похож на киборга, - зачем-то сказал Олег.
- Какая разница? - отозвался голос в трубке. - Вы его видите последний раз в жизни. Дискета у него?
Пожарский протянул дискету пугающе молчаливому человеку. Тот сунул ее во внутренний карман, извлек оттуда же конверт и вручил Олегу.
- Да, - сообщил парень трубке.
- Отлично. Желаю вам легко и весело прожить оставшуюся часть жизни, мистер Фуксман. Бай, - трубка заныла короткими гудками.
Человек-киборг тут же отобрал ее и растворился в толпе, так и не произнеся за время встречи ни единого слова.
Пожарский отошел под прикрытие колонн почтамта и открыл конверт. В нем оказались два американских паспорта. В одном было вклеено его фото, в другом - фото Лизы. Настороженно оглядевшись по сторонам, Олег набрал свой домашний номер:
- Алло, Лиза? Это я... Слушай меня внимательно, девочка. Очень внимательно. Сейчас же, прямо сейчас, в эту секунду, звони в турбюро - любое, какое попало - и закажи два авиабилета до Майами. Пускай будет тур, что угодно, это неважно. Лишь бы на сегодня! Билеты должны быть выписаны на имена Томаса Фуксмана и Лиз 0'Брайен. Запомнила?.. Нет, лучше запиши. Так теперь зовут нас с тобой. Ты все поняла? Обязательно сделай это, любимая, слышишь, обязательно! Иначе все может получиться очень плохо...
На дорогу домой у Пожарского ушло двадцать с небольшим минут. Он бегом поднялся по лестнице, подбежал к дверям и позвонил - раз, другой, третий. Наконец, потеряв терпение, лихорадочно открыл дверь ключом.
- Лиза! Лиза! - закричал он еще от двери. Квартира отозвалась молчанием. Он заскочил на кухню, пробежал в комнату. Никого. Только горит настольная лампа да белеет под ней лист бумаги. Олег схватил его. Записка от Лизы. Он быстро пробежал ее глазами. Не поверив себе, перечитал еще раз. Буквы на листе плясали и расплывались. "Олежка, любимый, прости, я не смогла выполнить твое поручение. Сразу после тебя позвонила мама: отцу совсем плохо, я должна быть сейчас с ней. В конце концов, несколько дней ничего не решают. Мы с тобой будем очень-очень счастливы. Твоя Лиза".
Олег выронил кейс, и тот с грохотом ударился о пол.
Варламов дожидался своего любимого клиента в отделении милиции. Пока закованного в наручники Буржуя держали под руки два конвоира, он потребовал у майора постановление о задержании. Мовенко передал ему документ. Адвокат долго и тщательно изучал его, затем принялся зачем-то с самым невозмутимым видом рассматривать обратную, незаполненную сторону бумаги. Майор наконец не выдержал:
- Ну сколько можно? Что неясно?
- Все ясно. Хотя и весьма косвенно.
- Прямо ли, косвенно, а на парашу он садится! - Варламов благодушно покивал:
- Грубовато, но по сути верно.
- Погоди, Максим Максимыч, - Буржуй, привыкший, что с появлением адвоката все проблемы улаживаются немедленно, был потрясен. - Ты что, отдаешь меня ему?!
- Увы, дорогой Володенька. Все мы - всего лишь честные слуги закона.
- Да какого закона?! - взревел Коваленко. - Он - садист, сволочь.
Варламов лишь вздохнул сожалеюще:
- Боюсь, вам придется провести эту ночь в довольно неприятном месте.
- И не только эту, я обещаю! - хмуро обнадежил их Мовенко.
- В отличие от господина следователя я ничего не могу обещать, но... - спокойно проговорил адвокат. - Одним словом, ждите меня завтра утром.
- Да придумай же что-нибудь! - Буржуй все еще не верил собственным ушам.
- Постараюсь. - Варламов снова повертел постановление в руках, вернул его майору и зашагал к двери. - До завтра, господа.
Коваленко проводил его тоскливым взглядом.
- В камеру его! - рявкнул майор, лишь только за адвокатом захлопнулась дверь, и, уже обращаясь к Буржую, с тихой угрозой добавил: Надумаешь каяться - не тяни. Я здесь ночевать не собираюсь.
- Дай пистолет.
- Но Анатолий Анат...
- Дай, говорю! - прошипел Толстый, отнял оружие у одного из своих ребят и обратился к остальным: - Резко. Как учили. Ясно? - Телохранители молча кивнули, Толстый махнул рукой. - Вперед!
Холл-мастерская в особняке Кудлы был ярко освещен. Сам хозяин стоял у мольберта в измазанном краской комбинезоне и дописывал картину. Когда зазвенели стекла в разбитых окнах, а в коридоре загрохотали шаги, он оторвался от работы и неспешно отвернулся от мольберта. На него уставились стволы нескольких пистолетов.
- Ты все-таки решил убить меня? - равнодушно спросил Кудла у Толстого. Ни страха, ни удивления в его голосе не было.
Тот вместо ответа поинтересовался в лоб:
- Где ты был вчера вечером?
- Что-нибудь случилось?
- Я задал вопрос. И, если сейчас же не услышу ответ, прострелю тебе голову. Причем с легким сердцем.
И Толстый, не раздумывая, выстрелил в полотно, закрепленное на мольберте. Пуля свистнула совсем рядом с виском Кудлы. Тот развернулся и с неподдельным интересом стал рассматривать отверстие, появившееся в картине. Пощупал его пальцем. Потом пожал плечами.
- Все равно она мне так и не удалась до конца. Словно чувствовала, что ее ждет.
Он стал тщательно вытирать кисти о тряпку. Затем накинул на полотно покрывало и занялся тюбиками с красками. Пауза затягивалась, и Толстый опять вскинул пистолет. Кудла улыбнулся и сказал, не отрываясь от своих занятий:
- Вчера я играл. Часов с восьми и довольно долго.
- Где?
- В "Бинго".
Толстый дал знак одному из своих людей, и тот направился к выходу, на ходу набирая номер на мобильном телефоне.
- Проиграл, выиграл? - поинтересовался Толстый.
- Я всегда выигрываю.
- Это мы сейчас увидим.
- Что-нибудь с Буржуем? - Кудла все так же неспешно продолжал разбирать краски и укладывать их в этюдник.
- И не мечтай, понял? - голос Толстого зазвучал пугающе мощно.
- Я надеюсь, не с твоей женой? - Гигант сорвался:
- Только попробуй еще раз упомянуть мою жену - и я тебе кишки выпущу.
- Хорошо, не буду. Хотя я спросил искренне. Послушай, а если бы я вчера не играл в казино, а, например, работал здесь, один, как вот сейчас, - ты бы в самом деле убил меня?
- Да.
- Значит, мне снова везет. Я бы очень не хотел умереть, не отомстив...
Минуты ожидания казались бесконечными. Но Кудлу это словно не волновало. Он по-прежнему был занят работой: чистил мастихином палитру, полоскал в растворителе кисти, сортировал рулоны с полотном. Наконец явился человек Толстого и просто кивнул шефу головой. Толстый опустил пистолет и подошел к Купле поближе. Заглянул в глаза.
- Слушай, почему я все равно не верю ни одному твоему слову?
- Потому что ты - воин. И потому что ты гораздо умней своего друга Буржуя. Я тоже никому никогда не верю.
В камеру СИЗО через зарешеченное окошко над дверью едва пробивался лучик света от тусклой лампочки, горевшей в коридоре. Набитые в тесное помещение сверх всякой меры, задержанные спали вповалку. Авторитеты - на нескольких дощатых нарах, большинство же, а в их числе и Буржуй - прямо на полу вдоль стен.
Один из урок, лежавших на нарах, вдруг открыл глаза - ясные, не затуманенные сном. Несколько минут он настороженно прислушивался к храпу, потом сел и спустил ноги с помоста. Из подошвы ботинка он выдернул тонкую и острую как бритва полоску стали - заточку. И совершенно бесшумно, осторожно огибая лежавшие на полу тела, подошел к спящему Буржую. Над ним он простоял еще несколько минут, не сводя глаз с его кадыка и словно бы примериваясь. Затем опустился на колени. Рука его, сжимавшая заточку, медленно пошла вверх.
ГЛАВА 17
Буквально за мгновение до того, как рука с заточкой начала опускаться, кто-то из спящих хрипло и протяжно застонал, борясь с очередным кошмаром. Буржуй чуть приоткрыл глаза и заворочался, пытаясь устроиться поудобней. Этого оказалось достаточно. Отточенное лезвие ударило в стену в сантиметре от горла, оставив на штукатурке зловещий глубокий след.
Нападавший тут же занес заточку для второй попытки, но проснувшийся уже Буржуй перехватил его руку в полете. Некрупный, но жилистый урка оказался неожиданно сильным, к тому же налегал всем своим весом. Кончик лезвия снова оказался в опасной близости от горла Буржуя. Зажатый в углу и все еще сонный, Коваленко изнемогал. Он понимал: еще пару минут такой борьбы - и он не выдержит напряжения. А это означало смерть. И тогда Буржуй воспользовался примитивным, недейственным приемом, известным ему еще с детдомовских лет. Он плюнул в лицо противнику. Тот инстинктивно отпрянул и на долю секунды ослабил нажим. Но этого Буржую оказалось достаточно, чтобы вывернуться и откатиться от стены.
Камера давно уже не спала, ее обитатели тайком следили за поединком, но никто не собирался вмешиваться.
Оторвавшись от противника, Буржуй мгновенно вскочил на ноги - в доли секунды оказался на ногах и нападавший. Он двинулся вперед, выставив перед собой лезвие. Но тут уж преимущество перешло на сторону Коваленко: он был выше, тяжелее и - спасибо Толстому - обучен незаменимой науке драться. Выждав момент, когда урка сделал выпад, Владимир развернулся на четверть оборота - лезвие пролетело мимо его живота - и нанес противнику в лицо страшной силы удар локтем. Тот только всхлипнул, отлетел в сторону и грохнулся спиной о железную дверь.
Тут же в камере загорелся яркий свет. Буржуй увидел наконец лицо своего врага и запомнил его на веки вечные. В замке заскрежетал ключ. Урка мгновенно юркнул мимо Коваленко и бросился на нары, затерявшись среди остальных. Груда тел приняла его и поглотила. Буржуй остался стоять посреди камеры один, как палец.
В камеру вошли охранники. Только сейчас ее обитатели заворочались, хрипло заматерились, выражая недовольство беспределом фраерка, нарушившего сон мирных людей.
- Что, придурок, не спится? - вкрадчиво осведомился у Буржуя старший наряда и кивнул своим людям: - В изолятор его! Пусть посидит в помещении санаторного типа. И смотри, - снова обратился он к Владимиру, начнешь бакланить - покалечу!
Коваленко подхватили под руки и потащили куда-то по коридору. Благо, что путь был недолог. Вскоре Буржуя швырнули в темноту за одну из дверей. За его спиной лязгнули запоры. Оглядевшись, он обнаружил, что в тесном и душном каменном мешке он совершенно один. С огромным облегчением Буржуй прилег на сырой и склизкий пол и через минуту уже спал.
Точечный светильник высвечивал из темноты только компьютерную клавиатуру да руки над ней. Руки умело бегали по клавишам, и на экране дисплея высвечивались столбцы с цифрами, схемы, диаграммы. Невидимый в темноте человек, разглядывая их, заинтересованно хмыкал и цокал языком. Потом вставил в дисковод новую дискету и, оставив на дисплее прежние данные, открыл окно с новыми. Замелькали такие же столбцы, схемы и графики. Несколько минут невидимка изучал их и сравнивал, а потом протянул с ленивой угрозой в голосе:.
- У-у, мальчоночка. Это ты зря...
Мовенко сидел за столом и со свирепым выражением на лице изучал протоколы свидетельских показаний. Напротив него устроился Максим Максимович Варламов и с доброжелательной улыбкой наблюдал за тем, как майор, пробежав глазами очередной листок, с отвращением отшвыривал его в сторону. Наконец полетела на стол последняя бумажка из нетолстой стопочки, и Мовенко поднял на адвоката злые глаза.
- Быстро вы "липу" стряпаете. Господин стряпчий...
Максим Максимыч невозмутимо забарабанил пальцами по кожаной папке. И голос его был исполнен все той же обычной доброжелательности:
- Будьте любезны, в беседе со мной употребляйте исключительно нормативную лексику.
Мовенко развернулся лицом к "свидетелям", которые сидели на стульях у стены. Среднего возраста мужичок в бомжеватой одежке равнодушно поглядывал в окно, а молодая парочка даже здесь сдержанно, но весьма последовательно проявляла взаимную сексуальную симпатию.
- А подумали хорошо? А? Ложные показания - статья серьезная. На несколько лет, между прочим, на нары загреметь можно.
- Протестую, - с некоторой даже ленцой проговорил Варламов. - Вы снова пытаетесь оказать давление на свидетелей.
- Моя б воля, - злобненько крякнул майор, - оказал бы я на них давление! По-другому бы запели...
- Знаете, господин майор, скажу вам по большому секрету, - начал доброжелательный Максим Максимыч, - вашей неразборчивостью в средствах уже заинтересовались в порядке прокурорского надзора. Да-да. Прокуратура - очень нелицеприятное заведение, если честно. Мне сам Евгений Петрович Подолякин сообщил сегодня утром о своих подозрениях в отношении вас. Слышали о нем, конечно? Золотой души человек! Правда, часто требует применения строжайших мер к нечистоплотным коллегам, но зато преферансист исключительный! Мой давний хороший знакомый, заметьте...
- А вот пугать меня не надо, господин Варламов! - огрызнулся Мовенко, но глаза его настороженно блеснули. - Не надо, ясно? - И он отвернулся к мужичку: - Значит, от показаний не отказываетесь?
- Как можно! Я такой - за правду помру!
- Послушайте... э... господин майор, - вмешался адвокат. Подписанные показания свидетеля у вас. Характеристика прилагается. Что вас, собственно, не устраивает? Человек рабочей специальности, отзывы положительные, умеренно пьющий, не судим, рыболов-любитель, член коммунистической партии.
- Какой партии? - заинтересовался Мовенко.
- А что такое?! - тут же обиделся мужичок. - Имею право! Я и в этом... в профсоюзе состою, между прочим! С одна тыща девятьсот семьдесят восьмого года. Так вот! Ясно?
- Ясно, ясно. Вы насчет вчерашнего ничего не путаете?
- Че путаю? Че путаю? - все больше заводился член профсоюза. - Это вы меня не путайте. Я энтих буржуев по жизни ненавижу. Пролетарской ненавистью! Так вот!
- Это, кстати, что за специальность такая - водитель-механик ассенизаторной техники. Говновоз, что ли?
- Ну не всем же на "мерседесах"... - с классовой точки зрения разъяснил мужичок. - Так вот, я на прудок-то давно повадился. Потому как считаю - рыбалка, она это... принадлежит народу! Только, бывало, энтот ваш на работу мильйоны грести, - я за удочку и вперед! Там караси, товарищи, исключительные во! А этот жмот их и не ловил даже. Бывало проплывется туды-сюды, только рыбу распугает - и в халатик, кофий пить. Одно слово - капиталист. Ну так вот, а как сгинул он, так я прудок, можно сказать, национализировал. Рыбку прикормил, площадочку себе оборудовал. Житуха! Когда смотрю - вчера принесла энтого нелегкая! Ну я уйти-то не ушел, так - за кусток передвинулся. Да он меня и не видел даже. Бродил, кота выгуливал, морда буржуйская, задумчивый такой...
- Так что, он и в дом не заходил?
- Отчего - заходил, ясен бубен. Шастал туды-сюды, нервировал.
- До которого часа вы ловили рыбу?
- Так рази упомнишь? Я на рыбалку часы не беру. Не... Как это "счастливые часы не наблюдают", во!
- Но, согласно вашим показаниям, вы не ушли, даже когда стемнело?
- А то! К ночи самый жор пошел! Кто ж тебе от такого уйдет?
Майор махнул рукой и утратил всякий интерес к рыболову-коммунисту.
- Ну а вы, юные ленинцы, что - другого места не нашли?
Молодые люди, на которых обратил теперь свое внимание Мовенко, оторвались наконец друг от друга и молча, с равнодушно-скучающим видом уставились на милиционера.
- Господин майор, - поморщился Варламов, - процедура становится неоправданно утомительной. Свидетели достигли половой зрелости - вот справка и к тому же практиковали исключительно предварительные ласки, что ясно отражено в их показаниях. Подобное деяние...
- Знаю, знаю. Свидетели свободны. - Проводив троицу глазами до двери, Мовенко принялся разбирать бумаги на столе с таким видом, будто в кабинете он остался один.
- Простите великодушно, - скромно напомнил о себе адвокат. Хотелось бы забрать клиента. - Майор сжал зубы и поднял трубку:
- Коваленко на выход... Да! - Он уставился на Варламова: - Вот я его из-за вас выпускаю, а ведь он убийца-маньяк!
- Ай-ай-ай! Что вы говорите! - искренне засокрушался адвокат. Спасибо, что предупредили, я буду исключительно осторожен.
Через пять минут, которые следователь и адвокат провели в демонстративном игнорировании друг друга, в комнату ввели Буржуя. Был он, что и не удивительно, слегка помят, но на майора смотрел волком.
- Доброе утро, господин Коваленко, - приветствовал его Варламов.
- Утро-то доброе, Максимыч. Ночь была злая, - Буржуй повернулся к Мовенко. - Я хочу сделать официальное заявление: ночью в камере меня пытались зарезать.
- Что? Что ты несешь, Коваленко! Кому ты нужен...
- Я помню лицо этого типа. Я хочу знать, кто поручил ему это сделать. Максим Максимыч, мы никуда не уходим, ясно? Делай все, что надо.
Понадобился еще целый час на официальное оформление процедур и на то, чтобы убедиться - никого, хоть отдаленно напоминавшего ночного противника Коваленко, среди задержанных не оказалось. В чем, впрочем, с самого начала не сомневались ни майор, ни Варламов, ни даже упрямый Буржуй.
Утренний час Воскресенского подходил к концу, и на этот раз главный менеджер был весьма доволен собой: есть задел на весь оставшийся день да и кое-какие планы на перспективу проработаны. Алексей сидел за главным компьютером и заканчивал последнее из намеченных на утро дел.
В комнату вошла Алла с пачкой бумаги для принтера. Секретарша тоже любила, чтобы к началу рабочего дня все было готово заранее. Увидев Воскресенского, она почему-то растерялась настолько, что даже забыла поздороваться.
- Извините, я... - начала она.
- Ничего, ничего, - недовольный тем, что ему помешали, Воскресенский просто махнул рукой, не отрываясь от своего занятия. Но Алла не уходила. - Что? В чем дело? - Алексей отвел глаза от дисплея и раздраженно взглянул на девушку.
- Простите, вы... копируете информацию?
- Да, я именно копирую информацию, - раздраженно подтвердил Воскресенский. - И не очень понимаю, почему, собственно, должен перед вами отчитываться.
- Но... - сделала Алла робкую попытку возразить.
- Что - "но"? - раздражение Воскресенского нарастало.
- Вы же знаете, Анатолий Анатольевич просил не выносить информацию, которая хранится в главном компьютере, из офиса, работать с ней только здесь. Вы и сами это много раз говорили.
Алексей резко повернулся на вращающемся кресле и зло посмотрел на девушку. Потом заговорил, легко прихлопывая ладонью по столу:
- Так и есть. Это касается всех остальных. А вот я, главный менеджер компании, буду работать с ней, где и как мне вздумается, ясно вам? В том числе и у себя дома! Анатолий Анатольевич не часто бывает в офисе, особенно в последнее время, если вы заметили! И вообще, какого черта! Идите займитесь своими непосредственными обязанностями. Я что - неясно выразился?
- Конечно, извините... - Девушка оставила бумагу у принтера и направилась к выходу, но в дверях остановилась и бросила на Воскресенского настороженно-подозрительный взгляд.
С утра "погибшие при взрыве" детективы принялись осуществлять тщательно разработанный план. Пунктом первым значилась встреча с Толстым. Сложность состояла в том, чтобы выйти на работодателя и при этом не засветить себя остальным. Мобильный телефон Анатолия Анатольевича почему-то не отвечал, а в офисе отозвалась секретарша и сообщила, что господин генеральный директор находится в спортклубе и его ожидают не ранее чем через два часа. Решено было зря времени не терять, и через десять минут Василий уже тормозил у ворот заведения Гиви.
Побледневший от ужаса после бешеной езды, Борихин не без труда выбрался из "спортивного варианта" и озадаченно уставился на проходную и строгих охранников. Потом повернулся к Василию:
- Есть идеи?
- Проще простого, - с живостью отозвался тот. - Я говорю, что хочу записаться в клуб и проникаю на территорию...
- Толку от этого - ноль, - возразил Борихин, поразмыслив. Запишут тебя, назначат дни, бассейны там, корты, все такое. И тут же аванс потребуют, а денег у нас с тобой - всего ничего. Давай лучше прогуляемся по периметру. Найдем место поглуше - и перелезем. Это ж не военная база, в конце концов.
- Ага. Значит, вместо моего элегантного плана вы предлагаете свой - мелкоуголовный.
- Ты не рассуждай, а смотри и учись! - Борихин молодо выпятил грудь. - Если боишься - так и скажи, останешься здесь.
- Нет уж. Одного вас на той стороне, - Вася показал рукой за забор, вдоль которого они шли, - точно за фейс потрогают. Не похожи вы, босс, на завсегдатая элитного клуба.
- Интересно, - рассеянно спросил сыщик, занятый обследованием забора. - А на кого я похож, если не секрет?
- Какой уж тут секрет, - сокрушенно вздохнул его напарник. - На мента вы похожи, Борисыч. На смурного мента в сером костюме.
- Грубиян ты, Василий, - уже привычно отреагировал Борихин. Тихо. Смотри: вроде окно открыто. Видишь? Вон там. Знать бы, что за помещение...
Метрах в пятидесяти от того места, где они находились, забор примыкал к задней стене одного из клубных зданий. В ней, на высоте человеческого роста, действительно имелось неширокое оконце с приоткрытой фрамугой.
- Наверняка комната, охраны. С нашим-то счастьем, - пессимистично предположил Василий.
Борихин воровато оглянулся. Проходная осталась за углом. Поблизости не видно было ни единой живой души.
- Вот ты и проверишь, - велел он партнеру. - Давай подсажу.
- Не надо, я сам, - гордо отказался Вася. - Силы поберегите. Убегать придется быстро.
- Так, так... Отличненько... Левой, левой активнее работаем... Вот так!.. Ладно, перерыв.
Толстый опустил руки в боксерских перчатках. В проворном тренировочном зале они были одни - он да Гиви.
Грузин знал, как нужно принимать таких уважаемых гостей, как Анатолий Анатольевич. И всегда лично им ассистировал. А в перерывах развлекал как умел.
- Смешное хотите расскажу, Анатолий Анат...
- Опять ты? - буркнул Толстый. - Ну сколько просить можно? Для тебя я - Толстый, и говори мне "ты".
- Ну извини, извини... Никак привыкнуть не могу. Артурчик-то наш, он говорил - вы знакомы, совсем в глюки ударился. Недавно прибегал - весь бледный от переживаний. Борихин ему мертвый являлся. Скоро будет простыней чертиков ловить...
Толстый и сам побледнел.
- Что? Как являлся?
Гиви, увлеченный рассказом, не заметил, как на него реагирует уважаемый клиент, и живо продолжал:
- Да, говорит, реально так, совсем как живой.
- И... Что?
- Ничего. Оклемался - прошло. Да вы... ты чего это побледнел, а, Анатольич. Что - плохо?..
- Да нет, нормально... - Толстый обессиленно сел на скамейку. - Не люблю я чертовщины, Гиви. С детства ненавижу. А она, оказывается, на каждом шагу живет...
Гиви развеселился.
- Да брось ты! Реальный мужик, а в ерунду всякую веришь! Да мало ли чего Артурчику после дури привидится, убогому...
- Ну-ка, помоги перчатки стянуть.
- Что, на сегодня все?
- Нет, так... Схожу в сортире отмечусь... А что он говорил?
- Кто? - не понял Гиви, снимавший с рук Толстого перчатки.
- Ну Борихин, царство ему небесное. В смысле тот, что приходил.
- Да ничего он не говорил! И я с дуру ляпнул. Думал - посмеемся вместе. Я ж не знал, что ты к этому так серьезно.
- Я сейчас, - Толстый встал со скамейки и направился к двери.
Артур восседал на унитазе, чистил зубы и одновременно листал модный журнал. Зазвонил телефон. Не прерывая ни одного из своих занятий, модельер прижал плечом трубку к уху и отозвался:
- Алеу... Да, я... Как же, как же, бьен сюр, помню... И уже виделся с мадам. Сан плезир дю ту... Даже говорить не пожелала! Забыла, прошмандовка, кто ее в люди вывел! - прополоскав рот, Артур сплюнул в раковину. - Экскюзе... Что вы говорите?.. Непременно. Я и сам удивляюсь - при таком единодушии и мы до сих пор не знакомы... Угу, угу... Тре бьен, буду... Коман?.. Ах, как буду одет? - он засмущался и кокетливо поведал: - Ну, я еще не думал сегодня... А как бы вам хотелось?.. Неприметно? Сэ дэфисиль. Но я что-нибудь придумаю. Специально ради вас!.. О ревуар.
Артур дал отбой и победно дернул за цепочку сливного бачка.
Василий без видимого напряжения подтянулся и уже через несколько секунд оказался на подоконнике.
- Ну, что там? - поинтересовался снизу Борихин.
- Удача, сэр, - порадовал его напарник. - Клозет.
- Мужской или женский? - уточнил старший партнер.
- Не знаю. Мне в женском бывать не приходилось.
- Ты не умничай, - пропыхтел Борисыч, который тоже приступил к восхождению. - Залезай.
- Еще чего! А вдруг женский. Если поймают - решат, что мы извращенцы.
- Залезай, говорю! - свирепо засопел Борихин. - Думаешь, мне легко здесь висеть?
Стараясь не наделать шуму, Василий до конца распахнул створку окна, спустился на пол и, перегнувшись через подоконник, помог подтянуться изнемогавшему Борихину. Тот тяжело спрыгнул вниз и замер, прислушиваясь. Потом нагнулся и заглянул под дверцы. Ног не было видно. В туалете, кроме них, никого.
Борисыч перевел дыхание и принялся приводить в порядок свой новый, но уже подвергшийся серьезному испытанию костюм. Покончив с этим, кивнул на дверь:
- Давай выбираться отсюда. Только тихо.
В коридоре прозвучали тяжелые шаги. Кто-то, напевая себе под нос, приближался к туалету. Борихин сделал большие глаза и шикнул на Васю:
- Быстро прячься!
Оба едва успели шмыгнуть в кабинки и запереться, как дверь отворилась.
Напевая "Если хочешь быть здоров...", Толстый подошел к кабинкам. Подергал за одну ручку - заперто, потом потянул за другую - тот же результат. Он удивился и не поверил сам себе. В туалет можно было проследовать только через тренировочный зал, а за последний час мимо них с Гиви никто не проходил. Видимо, дверцы перекосило, подумал Толстый и дернул посильней. Защелка с треском отлетела, дверца распахнулась. На унитазе, в гордой позе орла, - чтобы снаружи незаметно было, - восседал покойный Борихин с напряженным от сдерживаемого дыхания лицом.
- Анатолий Анатольевич, - приятно удивился мертвец. - Вы-то мне и нужны!
Глаза у Толстого закатились, и, не издав ни звука, он, как подрубленное дерево, рухнул на кафельный пол.

ГЛАВА 20
Даже бурные события последних часов не мешали Вере ежесекундно ощущать какую-то особую наполненность своего нынешнего существования и наслаждаться ею. С удвоенной остротой это чувство проявляло себя сейчас. Она сидела, прижавшись спиной к широкой груди мужа, он обхватил ее за талию рукой, и от этого ей было очень уютно и спокойно. Буржуй увел Пожарского в другую комнату, и о чем-то они там беседовали.
- Как это страшно - то, что он рассказал, да? - продублировала она вслух свои мысли.
- Ясное дело, не мультик, - согласился Толстый.
- Представь только, если б ты меня увидел вот так... Ну как он рассказал. Жуть, да?
Женщины почему-то часто хотят, чтобы любимые представляли их в разного рода запредельных ситуациях и чтобы при этом ужасались, переживали и высказывали свои чувства вслух. А вот мужчины, странное дело, терпеть не могут воображать, что их любимые могут в подобных ситуациях оказаться. Толстый рассердился так, что даже крепенько встряхнул Веру.
- Ты что болтаешь?! Что ты болтаешь?!
- Я просто представила... - виноватым голосом начала Вера.
- Не надо такое представлять, Верунь, - оборвал ее Толстый. Ладно? А вообще, конечно, невезучий он парень, Олежка. Хороший, а невезучий. Хотя сам виноват. Рассказал бы сразу - может, все по-другому было бы...
- Значит, ты его простил? - она запрокинула голову, чтобы взглянуть на мужа.
- А чего тут прощать? Запутался человек слегка - с кем не бывает!
- Толстый, Толстый. Никогда ты не разучишься людей по себе мерить, - Вера ласково взъерошила ему шевелюру.
- А по кому мне их мерить - по Гитлеру? - хмыкнул Толстый и признался не без ревности: - Мне другое обидно: вот он с Буржуем уединился, будто я и не друг ему вовсе.
- Глупый, - улыбнулась Вера, - он же просто комплексует.
- Опять новости! Чего ему передо мной-то комплексовать?
- Потому что он всегда старался стать таким же сильным, как ты, а у него так и не получилось.
- А Буржуй - слабак, да? - обиделся за друга Толстый. - Так получается?
- Буржуй - не слабак. Но все равно он не такой, как ты. Таких, как ты, больше на свете нет.
Толстый немножко поразмышлял над этим утверждением, а потом решил согласиться.
- А что - может, и верно, - выпятил он грудь, но тут же вспомнил, что не успел сообщить жене кое-что важное. - Слушай, я тут вот чего решил. Завтра тебя ребята на дачу отвезут. А то сама видишь, что делается.
Веру подобная перспектива совершенно не прельщала.
- Толстый, миленький, - заныла она жалобно, - там так скучно.
- Там же телевизор есть! - напомнил ей Толстый. - И этот... свежий воздух. А пока ты здесь, я ничего делать не смогу, только и буду дергаться.
- Думаешь, на даче безопасней?
- С тобой Иван останется. И вообще: кто о ней знает? Два месяца, как купили. Я сам иногда не сразу дорогу туда нахожу. Зато мы с Буржуем тут быстро со всем разберемся! - на этом Толстый подвел черту под прениями и перешел к другому вопросу: - Слушай, а чего они там так долго, как ты думаешь?
- Думаю, есть им что сказать друг другу.
Руки Толстого, сплетенные на талии Веры, вдруг вздрогнули.
- Слушай, он пошевелился, - заорал вдруг гигант.
Вера даже дернулась от испуга.
- Кто пошевелился? - почему-то шепотом спросила она.
- Кто, кто. Пацан мой! - продолжал счастливый папаша.
- Толстый, перестань! Он еще не может шевелиться.
- Что значит - не может? - возмутился будущий родитель. - Я же слышу. Вот, пожалуйста, еще раз. А ты сама что - не чувствуешь?
Вера расхохоталась.
- Толстый, глупый, это у меня в животе урчит! Я же с этими вашими делами так толком и не поела.
В комнате но соседству с той, где сидела чета Толстовых, было почти темно. Пожарский, когда вошел туда, свет не включил, а Буржуй понял почему и оставил все, как есть. Сам Олег уже почти напоминал нормального человека, только подавленность, которую выдавал голос, напоминал о недавнем срыве.
- Ты не думай, Буржуй, - проговорил он, продолжи давно начатый разговор. - Я все понимаю. С потенциальными самоубийцами всегда разговаривают ласково. Чтобы они успокоились.
- Я тебя не успокаиваю, Олежка, - возразил Буржуй. - Толстый, по-моему, тебя достаточно успокоил. Я о другом. Ты вот никак не хочешь понять жизнь, она ведь всем устраивает жуткие экзамены. Всем. Исключений не бывает. По-твоему получается - я давно на себя руки должен был наложить. - Олег попытался что-то вставить, но Коваленко не дал: - Погоди спорить, послушай. Я потерял жену, ребенка, бабушку. Да что потерял - дал их убить, так вот: я очень долго чувствовал себя слюнтяем и ничтожеством. Честное слово...
Пожарский не выдержал и все-таки перебил его:
- Буржуй, только не передергивай, не надо. С тобой случилась беда. Самая страшная, какая только может быть... А я решил, что можно одновременно и сподличать, и остаться честным. И не надо говорить, что ты не видишь разницы.
- Вижу. И что с того. Если мой друг ошибся, то я что, должен его вообще потерять, так, что ли? И что мы вообще обсуждаем? Ты же вполне мог не рассказывать нам, что сначала согнал достоверную информацию и только потом состряпал "липу". А ты сказал.
В комнату сначала заглянул, а потом и вошел Толстый.
- Так, заговорщики, - заявил он безапелляционно. - Нам с дражайшей половиной, между прочим, режим питания соблюдать необходимо. Или ты что, Олежка, хочешь, чтобы твой крестник каким-нибудь бухенвальдом на свет появился?
Буржуй поднялся и пошел к двери, а вот Пожарский так и остался сидеть на диване.
- Я не могу... - забормотал он. - Там Вера... - Толстый, не говоря ни слова, подхватил его с дивана и повел за собой. По дороге, наградив парня шутливым подзатыльником, объяснил по понятиям:
- Там не только Вера. Там еще и надежда, любовь, а также текила с варениками.
И все-таки за столом Пожарский вел себя еще очень скованно.
- Олег, поешь хоть немного, - уговаривала его хозяйка. - Вареники, между прочим, я специально для тебя готовила. Толстый их вообще-то не очень...
- Спасибо. Мне не хочется, - твердил Пожарский.
- Толстый очень даже очень, - с набитым ртом сообщил человек, совсем не любящий вареники. - Отцам и матерям необходимы витамины.
- Не примазывайся, Толстый! - поставила его на место Вера. Отцы-то тут при чем?
- Много ты понимаешь! - оскорбился за отцов Толстый. - Очень даже при чем. Я по телевизору слышал - мужья беременных переживают намного больше жен. Ясно?
С трубкой телефона в руке вошел Буржуй и присел к столу.
- Все жрете? Мне что-нибудь оставили?
- Ну, что? - Пожарский уже хоть к чему-то стал проявить интерес, если не к еде.
- Как я и думал, - доложил Буржуй. - Саппортивный счет.
- А это как?
- Есть такая простая операция. Обычно используется для подстраховки сделок. Если в течение 12 часов деньги никто не востребует, они возвращаются на прежние счета. В данном случае - на анонимные в Швейцарию. Просто, как мычание.
- Вот гады! - разобиделся Толстый, у которого щеки уже лоснились от еды. - А я было об острове размечтался.
- Какого еще острова?
- Да мы тут с Олежкой придумали... Неважно.
- Текилы плесни, островитянин, - потребовал Буржуй.
- Да ты только продукт переводишь! - Толстый спрятал бутылку за спину. - Пьешь, пьешь - и ни в одном глазу.
- А ты пожалел, да?
- А вот и не пожалел. Завидую просто, - на полном серьезе вздохнул хозяин.
Он налил мексиканской водки Буржую, предложил плеснуть и Пожарскому, но тот покачал головой:
- Нет. Спасибо. Я теперь спиртного не скоро захочу. - Толстый облапил Олега и поцеловал его в макушку.
- Ох, дружок. И как же я тебя понимаю!
Клинок у горла Василия держала опытная рука - он даже не дрогнул ни разу. А вот у самого парня руки предательски дрожали и по лбу градинами катился пот. Вася только надеялся, что в темноте этого не видно.
- Тебе не стоило так долго испытывать мое терпение, - проговорил Кудла с какой-то даже ленцой. - Я не люблю, когда за мной следят, особенно если я с дамой. Кто послал тебя шпионить?
Вася, собрав воедино все свое мужество, промолчал. Лезвие чуть глубже впилось в шею.
- Я задал тебе вопрос. И жду ответа, - Кудла сделал паузу, которая Василию показалась страшнее слов, и снова процедил: - Если сейчас ты не заговоришь, я проткну тебе живот и оставлю умирать на этой мусорке мучительной и бесславной смертью. Кто послал тебя? Я жду!
Вася оцепенел от ужаса, однако зубы сцепил и не проронил ни словечка. Вдруг, ухмыльнувшись, Кудла отнял клинок от горла и ловко вставил его в трость-ножны.
- Ты - воин, - произнес он с одобрением. - Но эти ничтожества, на которых ты работаешь, все равно испортят тебя. И очень быстро. Жаль.
Он бесшумно растворился в темноте, а потрясенный Василий нашел в себе силы простоять на подгибающихся ногах еще с десяток секунд. Потом обессиленно рухнул на груду битого кирпича и прикрыл глаза.
На шахматной доске сложилось непростое положение, однако еще большая напряженность витала в воздухе. Семен Аркадьевич и Борихин молча передвигали фигуры и молча поглядывали на телефон.
И тот наконец зазвонил. Оба как по команде кинулись к аппарату, но Борихин успел первым: был ближе.
- Алло! - крикнул он в трубку и, услышав голос говорившего, покивал старику, давая понять, что именно этого звонка они и ждали. Эксперт облегченно вздохнул. - Ну что?! - На том конце провода ему что-то долго втолковывали. Наконец Борихин иронично бросил в трубку: - Мои поздравления, господин сыщик. Ладно, сам-то цел?.. Точно?.. Ты где?.. Ну, это ясно, без тебя бы догадался... - Он прикрыл ладонью микрофон и повернулся к эксперту: - Семен Аркадьевич, можно, будет взять вашу машину?
- Что вы спрашиваете, Игорь! - взвился старик.
- Жди на месте. Я сейчас буду, - погрозил Борихин трубке и положил ее на рычаг.
В киоске у метро Воскресенский купил ежедневную деловую газету, мельком просмотрел первую страницу, сунул газету в карман и зашагал домой. Путь предстоял не такой уж и близкий, и проще было бы сесть в маршрутное такси, но Алексей заставлял себя ежевечерне проходить пешком эти три километра. При его загрузке на работе то был единственный способ хоть как-то поддерживать физическую форму, который он мог себе позволить.
От самого киоска за Воскресенским ехала машина с тонированными стеклами. Погруженный в свои мысли, он этого не замечал. Что и не удивительно. На больших, хорошо освещенных улицах преследователи могли себе позволить держаться подальше: ведомого было хорошо видно. Там их к тому же хорошо маскировало оживленное движение. Но вскоре Воскресенский свернул в небольшой переулок, за которым шел лабиринт таких же узеньких улочек и проездов. Так он срезал расстояние. И вот тут уж людям в машине пришлось выбирать: либо отпустить Алексея подальше с риском потерять его в этих темных закоулках, либо двигаться вплотную к подопечному по дороге, где не было ни прохожих, ни других автомобилей, и, возможно, обнаружить себя раньше времени. Преследователи выбрали второй вариант.
Все так же погруженный в свои мысли, Алексей "хвоста" не замечал. Только раз он оглянулся, но не обратил ни малейшего внимания на ползущую чуть позади машину. Лишь когда Воскресенский свернул за угол, а машина последовала за ним, он насторожился. Попробовал пропустить автомобиль вперед, но тот упорно обгонять его не желал. Алексей остановился совсем - затормозила и машина. Он прибавил шагу - двинулась живее и она. Он свернул в очередной переулок - она последовала за ним. Вот тогда Воскресенский испугался и побежал. Двигатель машины взревел.
Вскоре преследователи включили дальний свет. Так было легче отслеживать каждое движение беглеца и не дать ему скрыться в каком-нибудь дворике. А Воскресенский уже запаниковал и стал метаться из стороны в сторону. Прошло немного времени, и он обнаружил, что сбился с пути. Теперь он бежал не разбирая дороги - без определенного направления и с единственной целью уйти от страшной погони. Он взмок и уже задыхался.
Вдалеке ясно были видны огни его жилмассива, и, казалось, спасение близко. Но тут Алексей обнаружил, что забежал в тупик. Справа - глухая кирпичная стена, слева - высокий забор, на который ему не залезть. Впереди высокой пирамидой - под самую крышу павильончика, видимо пункта приема стеклотары, - громоздились деревянные, железные и пластмассовые ящики. Сзади, слепя фарами, приближался автомобиль.
Ящики. Это единственный выход, мелькнула лихорадочная мысль. Стоит взобраться по ним на крышу, а там, быть может, удастся спрыгнуть по ту сторону павильона. И Алексей принялся карабкаться вверх. Он уже преодолел половину пути, когда подъехавшая машина ударила бампером под основание пирамиды. Она заколебалась. Второй удар последовал, когда Алексей уже тянулся к кромке крыши. Пирамида рухнула. Высота была небольшой, но Воскресенский не сумел сгруппироваться и боком ударился о что-то твердое. Сверху посыпалась бесконечная лавина увесистых ящиков. Испуганный крик Алексея утонул под ней.
Детектив был захватывающим. Дежурный врач так увлекся чтением, что вздрогнул, когда от порога донеслось:
- Удивительно, даже планировка точно такая, - в голосе звенели нотки радостного узнавания. - Раньше и дурдомы одинаково проектировали, надо же. Добрый вечер!
Врач поспешно захлопнул книгу и вскинул взгляд. В дверях ординаторской стоял тот самый пациент, которого привезли прошлой ночью и из-за которого он имел сегодня "удовольствие" общаться с этим неприятным милицейским майором - Мовенко, кажется. Больной дружелюбно улыбался.
- Вам кто разрешил подняться? - врач встал из-за стола. Немедленно возвращайтесь в постель. И вообще... - вдруг вспомнил он, - как вы из палаты выбрались?
- Ну, с моим-то опытом... - видимо из скромности больной не стал договаривать, а просто махнул рукой: пустяки, мол. - Да вы, собственно, не волнуйтесь. Ведь я ваш коллега...
Врач тут же припомнил, какие запоры стоят на палатной двери, и сделал вывод, что "сотоварищ" может быть опасным. Голос его немедленно обрел ту профессиональную интонацию, в которой сложно переплетаются снисходительность, сочувствие, жесткость и гипнотическое убеждение:
- Даже так? Вот что, коллега, давайте с вами договоримся: мы с вами сейчас тихо-мирненько, без санитаров, пойдем назад в палату, ляжем в кроватку....
- Понимаю, понимаю, - больной покивал головой. - Я бы реагировал точно так же. Но я действительно ваш коллега. Заведовал отделением в Кичеевке. Не верите? Могу вам доказать. Вот у моего соседа, скажем, типичный случай. Так если позволите профессиональный совет, я бы на вашем месте применял не галоперидол, а трифтазин и рисполент в таблетках. Гораздо эффективнее. Честное слово.
Врач мысленно оценил рекомендацию как вполне и вполне заслуживающую внимания. Но подобные "профессиональные" советы способен давать каждый второй пациент с рецидивным течением болезни. А такие могут быть очень опасными. Рука психиатра поползла к панели под крышкой стола.
- Пожалуйста, не тянитесь к кнопке, не надо, - взмолился странный больной. - Сегодня в отделении так спокойно, а вы всех взбудоражите. И сами потом пожалеете, знаю по опыту. Лучше позвоните в Кичеевку.
Врач задумался. А почему бы и нет? Этот тип в дверях - видимо, давний клиент областной психбольницы в Кичеевке. Так что, уж как бы там ни было, получит от коллег рекомендации по его случаю.
Минуты через три, после короткого разговора с Кичеевкой, врач широко улыбнулся и пошел навстречу "больному".
- Извините, ради бога. Понимаете, я тут всякого насмотрелся, - он протянул руку. - Голик Леонид Ефимович. Леня.
- Константин, - представился новый знакомый, ответив на рукопожатие.
- А с Петуховым вы меня здорово удивили, - признал Леня. - Ну с вашим соседом...
- А, химик-изобретатель! - снисходительно улыбнулся Костя. Ничего, у меня и не такие попадались. А что - угадал?
- С первого раза! Завтра обязательно попробую ваши рекомендации.
Тут Константин решил окончательно сразить коллегу продемонстрировав врачебную эрудицию.
- А мне вы, конечно, вкатили банальный диазепам внутримышечно, да? - тоном утверждения спросил он.
- А вот тут не угадали.
- Да? Странно... - неприятно удивился своей промашке Константин. Ярко выраженная узкофрагментарная блокировка сознания...
- Погодите, Костя, вы что - ничего не помните? - врач изменился в лице.
- Почему, как раз наоборот. Я, собственно, помню все: кто я, как меня зовут, где я живу. Не помню только, как я здесь оказался. И, кстати, Леня, что я здесь делаю?
- Вы были свидетелем пожара, - очень осторожно начал врач. - В селе. Огонь был очень сильным...
Оживленное Костино лицо вдруг окаменело. И весь он стал похож на воздушный шарик, который чья-то безжалостная рука ткнула булавкой. Он втянул голову в плечи, съежился, лицо его сморщилось в гримасе ужаса. Протяжный плач-стон, который вырвался из самых глубин его существа, постепенно поднялся на более высокие тона и перешел в истерический вопль. Доктор Голик успел подхватить забившееся в судорогах тело и бережно опустил его на пол. Потом подбежал к столу и нажал кнопку. Из коридора донесся топот. На вызов бежали дежурные санитары.
...Когда Костя снова открыл глаза, на дворе стояла глубокая ночь. Слегка безумным взглядом он обвел палату. Тихо встал и направился к двери. С замком провозился довольно долго: тело била медикаментозная дрожь и руки тряслись. Оказавшись в коридоре, он осторожно пробрался к ординаторской и приоткрыл незапертую дверь. Доктор Голик прикорнул на кушетке и посапывал во сне. Константин прокрался к столу и на чистом листе бумаги вывел крупными дрожащими буквами: "Простите, коллега". Потом подошел к свободному от решетки окну, беззвучно распахнул створки и, взобравшись на подоконник, потянулся к водосточной трубе...
Сначала Вася, который стоял и курил, опершись на капот своего автомобиля, услышал характерное дребезжание движка. На ночных улицах звук разносится далеко, и этот явно приближался. Потом из-за угла показался старенький "3апорожец"-мыльница, и Вася улыбнулся: машину, которая могла издавать подобное тарахтение, он определил верно. Наконец этот очень уж облезлый автомобильчик, как-то странно повиливая и трясясь, словно в старческой немощи, подъехал и остановился рядом. Из коробчонки вдруг появился шеф. Вася в изумлении разинул рот, но быстро нашелся:
- Наконец подобрали себе машину по душе...
- Я бы на твоем месте помолчал, ясно? - тут же огрызнулся Борихин.
- Знаете, у этого вашего... как его... Кудлы, по-моему, с головой не все в порядке...
- Ты свои ошибки на его голову не сваливай. Я тебя сам наружке учил, между прочим.
- Оттого, наверное, так ловко и получается, - ехидно предположил Вася.
- А вот хамить не надо. Задание ты завалил, теперь вообще неизвестно, вернется Кудла домой или нет.
- Ну, положим, ничего я не завалил...
Поддразнивая шефа, Вася нарочно затянул паузу. Лицо у Борихина уже начинало наливаться кровью, и он втянул в грудь побольше воздуха. Но потом передумал и поинтересовался довольно спокойно:
- По-твоему, это - не завалил?
- Да и по-вашему тоже, - тут Вася вытянулся в струнку и эффектно доложил: - Клиент угощает барышню суши в ресторане "Сантори". Здесь неподалеку.
Шеф слегка пообмяк.
- Как узнал? Погоди, ты что, все равно поехал за ним?
- Если бы, - небрежно проговорил Василий. - Пробежаться пришлось... - И он принял героически-страдальческую позу.
- А если б он ее на другой конец города повез? - изумился Борихин.
- Так ведь тот не вратарь, которому не везет!
- Надо же, не растерялся от испуга! - одобрил Борихин.
- От какого еще испуга? - оскорбился Василий.
- Ладно, врать девочкам будешь. С ножом у горла любой нормальный человек испугается. А вот что не растерялся - молодец. Хотя хвалить тебя опасно. Да и не за что, по большому счету. Так - исправил собственную небрежность. А что с ним за дама?
- Шикарная дама. - Василий восторженно закатил глаза. - У меня на такую денег не хватит. У вас, кстати, тоже. Нежная дружба с таким существом доступна только о-очень обеспеченному человеку.
- Ладно, держи ключи, - Борихин через открытое окно "Запорожца" дотянулся до замка зажигания и протянул связку своему помощнику. - Чего смотришь? Что, самому не ясно, что машину надо сменить?
Вася с сомнением посмотрел на шефа - не издевается ли, потом - с ужасом - на старую развалину, потом снова - с робкой надеждой - на Борихина. Но тот не шутил.
- Вот на эту сменить?!! - в голосе Васи звучало неподдельное возмущение этим кощунственным предложением. - Ну уж нет! Знаете, Игорь Борисович, даже унижение мента ментом имеет свои пределы.
- Ты меньше рассуждай! - прикрикнул на помощника Борисыч. - Скажи спасибо, что Семен Аркадьевич разрешил. А то и дальше пешком бы бегал.
- Так может, я лучше побегаю?
- Хватит выпендриваться, Василий, в самом деле, - рявкнул выведенный из себя шеф. - Бак полный. Дождись, пока они доедят свой... ну то, что ты сказал, проследи, куда отправятся, и тут же звони мне. Понял?
С душераздирающим вздохом Василий принял ключи.
- Вот так оно всегда, - философски заметил он. - Кому судьба карамелька, а кому...
- И осторожней будь, понял? - напутствовал помощника Борихин.
- А вы, Игорь Борисыч, уж пожалуйста, это...
- Чего? - выглянул из окошка Васиной машины Борихин.
- Машину поберегите. А то вы у нас лихач известный... - и Вася печально вздохнул.
- Ну что, братья и сестры. Завтра начинаем большую войну. Вер, тебя Толстый уговорил уехать?
Все-таки зря Толстый клеветал на Буржуя. Тот совсем не понапрасну переводил текилу и теперь испытывал некоторые проблемы с дикцией. Но Вера его поняла.
- А чего меня уговаривать, - ответила она, - я женщина послушная.
- Умница, - Толстый наклонился и поцеловал жену в макушку.
- Тогда есть предложение набраться сил. В смысле поспать немного.
Пожарский почему-то воспринял это предложение как вежливый намек.
- Да, я пойду, - и он направился к двери.
- Еще чего! - Толстый ухватил его за рукав.
- Перестань, Олежка... - Буржуй поднял глаза. - Никто никуда не пойдет. - Чуть пошатнувшись, он повернулся к Толстому: - Жилплощадь же позволяет, хозяин?
Тот горделиво обвел рукой квартирные просторы:
- А то!
В дверь позвонили.
- Ничего себе... - Буржуй сфокусировал взгляд на часах, потом перевел его на хозяина. - Ты кого-то ждешь?
- Ребенка. Пацана, - честно признался Толстый. - А так - вообще-то никого. Я сейчас! - он вышел в коридор.
Время перевалило за полночь, и звонок в такой час мог означать, как минимум, серьезные известия, а потому все внимательно прислушивались к разговору в прихожей. Явился вахтер и доложил, что какой-то шустрый мальчишка только что доставил пакет, попросил немедленно его передать и тут же умчался. Разговор затих. Щелкнул замок.
- Совсем сдурели! - на пороге комнаты появился Толстый с большим желтым конвертом в руках. - Почему домой? Почему на ночь глядя?
- Ты открывай, открывай, - потребовал Буржуй.
- Что, сейчас? - с сомнением воззрился на него хозяин, но все-таки сдался. - Ладно.
Из разорванного конверта на стол посыпались фотографии, много фотографий. На каждой красовался генеральный менеджер фирмы Алексей Степанович Воскресенский.
И не один, а рядом - или даже в обнимку - с покойником. Покойником по имени Олег Кулик.
Коваленко даже протрезвел слегка. Все переглянулись. Кулика хорошо помнил каждый из присутствовавших здесь.
Это был человек, который когда-то помог Кудле разорить Буржуя.
ГЛАВА 21
По дороге домой почему-то вспомнился паренек, которого пришлось припугнуть в квартале старых домов. Забавный юноша: коленки дрожали, но держался! Кудла усмехнулся, инстинктивно взглянул в зеркальце заднего вида. Трасса в рассветной дымке была абсолютно пуста. Он прибавил газу.
Дом встретил хозяина хмуро. В холл через застекленный потолок проникал жидковатый свет раннего утра, и в нем все вокруг - мебель, станки с полотнами, драпировки - смотрелось как никогда сиротливо и заброшенно. Вдруг какое-то движение, даже не движение, а тень, намек на него, заставило Кудлу насторожиться. Рука его потянулась к набалдашнику трости. Не поворачивая ни корпуса, ни головы, он одними глазами оглядел помещение.
- Ну что, пришел мой черед тебя удивлять? - Кудла расслабился и тут же чуть поморщился. Кому еще могла принадлежать такая фраза - выспренняя и излишне мелодраматичная С насмешкой посмотрев на вышедшего из-за станка Буржуя, хозяин дома вместо приветствия сказал:
- Чтобы удивить меня, тебе придется очень сильно постараться. Я думал - забрались грабители. В следующий раз будь осторожней.
Буржуй на насмешку ответил насмешкой. Кивнув на полотна, спросил:
- Думаешь, кто-то мог позариться на нетленку?
- Я не собираюсь обсуждать с тобой свое искусство. Что тебе нужно, Буржуй?
- Нужно сказать тебе: я не верю ни одному твоему слову, что бы ты ни говорил.
- Ты вломился сюда на рассвете, чтобы сообщить мне это?
- И еще то, что на этот раз я не дам тебе уйти.
- Ты предлагаешь поединок прямо сейчас? - Кудла ухмыльнулся. - Я готов.
- А я - нет. На этот раз будем играть по моим правилам. И я обещаю тебе: уж теперь я выясню все! Ты понял - все! И вот тогда ты мне ответишь. Я пришел сказать тебе, что с этой минуты я буду знать о каждом твоем шаге, буду просчитывать их наперед, читать твои мысли! Улыбайся, улыбайся. Скоро ты убедишься, что я не шучу.
Кудла лениво поиграл тростью, равнодушным взглядом окинул Буржуя с ног до головы и устало вздохнул:
- Какие же вы все одинаковые. Это невыносимо. Врываетесь ко мне, говорите какие-то слова. Вечные подростки, которым так и не суждено повзрослеть.
- Я знаю: все это делаешь ты!
- Что - все? О чем ты? - Кудла удивленно поморщился. Но Буржуй не обратил внимания на его вопрос и продолжал:
- Просто пока не знаю как. Но узнаю, обязательно узнаю.
- Слушай, ты меня утомил. Уходи, - хозяин отвернулся, демонстрируя гостю абсолютное нежелание продолжать разговор.
- Ты говорил, что собираешься мстить...
Кудла резко повернулся и уставился на Буржуя своими глазами-льдинками.
- Собираешься обычно ты. А я делаю то, что должен сделать. А месть... - он задумчиво повертел трость в руке. - О, месть - одно из немногих чувств, ради которых стоите жить на свете. Но тебе этого не понять, сирота.
- Ошибаешься, - Буржуй заиграл желваками. - Теперь я понимаю это лучше тебя.
- Знаешь, я почему-то очень устаю от разговоров с тобой. - Кудла брезгливо скривился. - До тошноты. Я, по-моему, уже сказал, чтобы ты убирался из моего дома.
- Мы еще увидимся, - Буржуй зашагал к двери.
- Хорошо, - кивнул Кудла и бросил ему в спину: - Только сделай одолжение: пусть следующий раз будет последним. Самым последним.
На пороге Буржуй обернулся:
- Обещаю.
На этот раз Василий вел Кудлу предельно осторожно, чему помогала и невзрачная внешность "жужика", как он окрестил свой новый экипаж. Но то, что было плюсом на городских улицах, за городом, на трассе, стало несущественным. Тут главную роль играла мощность движка. Стремясь не отстать от Кудлы, Василий выжимал из "жужика" все возможное и сверх того. Машинка надрывно и жалобно ревела, развивая невиданную для себя скорость, но все равно безнадежно отстала с того самого момента, как Кудла выехал на шоссе.
Когда Вася подъехал к своим "засадным" кустам, машина Кудлы, слава Богу, стояла у особняка. Парень, пошатываясь и утирая взмокшее лицо, словно всю дорогу ему пришлось пробежать на собственных ногах, выбрался из тесного экипажа и набрал номер Борихина.
Тот отозвался сразу же, будто тоже не спал всю ночь и бдел у телефона:
- Алло. Кто это?
- Михаэль Шумахер, гонщик-профессионал, - представился Вася, и прозвучало это довольно зло и бодро одновременно.
- Василий, ты? Заканчивай свои шуточки. Ты где?
- На финише, - двусмысленно ответил парень. - Я, босс, человек не злопамятный, но этот болид вам до смерти не забуду.
- Не забудешь, не забудешь. Давай докладывай.
- И что - ни слова сострадания, дружеского участия? - к уставшему парню постепенно возвращалось его обычное бодрое расположение духа.
- Будет тебе и сострадание, и участие, - заверил его Борихин. Так ты где?
- На месте. После выезда из города объект предпринял попытку отрыва, которая ему, представьте, удалась. Сейчас его машина припаркована около дома, а я нахожусь на исходной, в кустах. "Феррари" со мной, не извольте беспокоиться.
- Доложи, как прошла ночь, - потребовал Борихин.
- Йес, сэр! - Василий стал навытяжку и иронично отдал телефонной трубке честь. - После "Сантори" наблюдаемые проследовали в маленькую частную гостиницу "Анеля" около Печерского моста и там предавались бурной страсти приблизительно до четырех утра.
- Ты что, в щелочку подглядывал? - буркнул шеф.
- Циничный вы человек, Игорь Борисович. Наблюдение велось с произрастающего поблизости каштана. Но потом рассвело, ранний народ потянулся по своим делам, и я смекнул, что на дереве буду смотреться неуместно. Тем более, что сидеть на нем всю ночь - удовольствие, честно говоря, ниже среднего. В шесть - ноль восемь блондин вышел из гостиницы, сел в машину и продемонстрировал мне все преимущества западных технологий. Барышня, по идее, до сих пор там.
- Жаль, у тебя фотоаппарата не было, - закручинился Борихин.
- Да, снимочки вышли бы пикантные, - согласился Вася.
- Я о портрете фигурантки говорю, - тут же стал кипятиться Борисыч. - Ладно, я сейчас - в эту самую "Анелю", а ты там особенно не расслабляйся, понял? Тебе поесть чего привезти?
- Значит, так... - тоном старого гурмана Вася начал перечислять: Семги, расстегайчиков, патэ дэ фуа гра, профитролей...
- Василий, хватит выпендриваться, - не дал помечтать шеф. - В общем, не теряй бдительности. Я скоро буду. При малейшем изменении обстоятельств - звони. Все ясно?
- Так точно, - тут глаза у Василия от удивления полезли на лоб: из дома Кудлы вышел Буржуй. Парень возбужденно зашипел в трубку: - Погодите, босс. У него были гости! Угадайте с трех раз!
В двери комнаты постучали. Вера, которая, напевая что-то, укладывала вещи в объемистый баул, не стала даже оборачиваться. Просто крикнула:
- Да, Вань, заходи.
- Там доктор пришел. Ну этот, странный такой, - сообщил заглянувший в комнату охранник.
Вера улыбнулась. Среди ее знакомых странных докторов было немного. Один. Она посмотрела за спину Ивана. Пусто....
- Погоди, ты что, не пустил его? Ну даешь, Иван! Это же Костя!
Когда доктор все-таки возник на пороге, Вера поняла все сомнения охранника и откровенно расхохоталась. Костя предстал перед ней в старом рабочем халате, накинутом поверх застиранной больничной пижамы, и босиком. На смех доктор совершенно не обиделся. С комичным трагизмом он выпучил глаза и почему-то шепотом спросил:
- Вера, вы можете меня спрятать?
- Здравствуйте, Костя! - весело поздоровалась хозяйка. - Что это с вами?
Константин подозрительно оглядел комнату, обнаружил стоявшего на пороге Ивана и бесцеремонно закрыл дверь перед самым его носом.
- Мне нужен приют, - поведал он после этого и с некоторой даже торжественностью добавил: - Но я - очень опасный гость, вы должны это знать...
- Хватит дурачиться. Костя, - фыркнула Вера. - Садитесь.
- Не могу, - отказался доктор. - Я очень грязный.
- Так сходите в ванную, я как раз закончу собираться.
- Вы уезжаете? - как-то очень потерянно произнес Костя.
- Да, на дачу, - механически ответила Вера, но на доктора уже взглянула без улыбки: - Что-то действительно случилось? Странный вы сегодня! Хотите водки?
- Да! - тут же согласился Константин, но потом слегка засмущался. - То есть я не уверен, что следует. Но хочу! Наверное, я пока еще не настоящий народный целитель.
За столом, попивая водку и не забывая о закуске, доктор немного отошел и рассказал Вере о своих приключениях. Вера искренне охала в самых драматичных местах.
- Честно говоря, мне не следовало ничего вам рассказывать, заявил польщенный ее переживаниями Константин в конце своего повествования. Это все из-за водки, - он налил себе еще рюмку. - Сами понимаете, в вашем положении...
- В каком положении, - удивилась Вера.
- Вы же понимаете, о чем я... - Константин показал глазами на ее живот. - В состоянии беременности подобные стрессы весьма нежелательны.
- Погодите, доктор! - Вера была поражена до глубины души. - А, собственно, откуда вы знаете?
- Ну, дорогуша, я как-никак профессиональный медик!
- Я о другом. Откуда вы знаете, что я беременна?
- Вижу, - коротко объявил занятый пережевыванием закуски Костя.
- Не говорите ерунды! Что можно увидеть в такой-то срок? Я даже не чувствую ничего.
- Простите, я, наверное, не совсем правильно выразился. Вижу - не совсем точное слово. Для меня самого это пока непривычное состояние. Дело в том, что с недавнего времени я... как бы это вам объяснить... чувствую, что ли, некоторые вещи, которые человек чувствовать не должен. Стефания.... - он помолчал, вспомнив о страшном конце ворожки, - предупреждала.
- Тогда как вы можете не знать, кто убил Стефанию?! - пристально поглядела на доктора Вера.
- Не знаю... - доктор застыл в мучительном раздумье. - Я видел тогда только эти страшные черные маски...
- Я слышала, многие колд... народные целители даже по фотографии могут немало рассказать о незнакомом человеке, - Вера увела разговор от ужасной темы.
- Ну, это шарлатанство, - уверенно заявил Константин. - Так, самые простые вещи сказать, конечно, можно, но серьезный контакт... - он скептически поморщился.
Вера встала и вышла в соседнюю комнату, а через минуту вернулась с каким-то альбомом в руках.
- Посмотрите, - предложила она доктору.
- Что это?
- Дембельский альбом Толстого, - пояснила Вера. - Он мне рассказывал о тех, с кем служил. Я, конечно, не все помню...
- Ну-ка, ну-ка, - заинтересовался Константин. - Любопытно... - он принялся разглядывать фотографии в альбоме. - Довольно грубые физиономии, вы не находите?
- Вы прямо Ванга, доктор, - иронично проговорила хозяйка. - Это, между прочим, солдаты-десантники, а не балетное училище.
- А вот насмехаетесь вы напрасно, - оскорбился новоявленная Ванга. - Я честно признался, что мои навыки далеки от совершенства... - и вдруг он забыл об обиде и стал возбужденно тыкать в одну из фотографий. - А... вот этот человек?
- Что? Что - этот человек? - Вера уставилась на доктора.
- Его нет, - удивленный своим открытием и тем, что абсолютно в этом убеждён, проговорил доктор. - Он... Он умер, да? Вернее, погиб... Как-то очень страшно и нелепо...
Вера сильно побледнела.
- Он утонул во время пикника. Даже не утонул, а прыгнул в воду с тарзанки и сломал позвоночник. Как вы узнали, Костя?
- Не знаю... - доктор и сам пребывал в полнейшей растерянности: раньше он такого не умел. - Почувствовал... Энергетика совершенно другая...
- Костя, я прошу вас... Пожалуйста, соберитесь... Из всех этих ребят умерло только двое. Определите второго.
- Попробую, - согласился Костя. - Хотя и не понимаю, почему это для вас так важно. Тем более, что сами вы это знаете... Так, эти живут и неплохо. У этого вообще всегда все будет в порядке. Так, может, этот... Тьфу, да это же Анатолий Анатольевич! Я его и не узнал сразу. Так, а вот и он! Ну конечно же! Правда, этот просто тяжело заболел - никаких следов несчастного случая. Скорее всего, что-то с кровью... - Белая как мел Вера пошатнулась на стуле, и доктор наконец заметил, какое впечатление произвел. Он засуетился. Вы что, Вера? Вот я дурак - пугаю беременную женщину! Врач, называется. Верочка, успокойтесь, пожалуйста! - Она немного обмякла, и он, заглянув ей в глаза с вниманием профессионала, позволил себе полюбопытствовать: - А что, эти люди, они были для вас...
- Да нет, дело совсем не в них...
Вере давно не давало покоя пророчество Стефании, о котором ей рассказал Толстый. Особенно часто она стала вспоминать о нем после того, как узнала, что забеременела. Решившись, Вера сняла со стены и положила перед доктором фотографию, на которой был снят Буржуй с Аминой и ребенком.
- Посмотрите, пожалуйста, - попросила она Константина.
- Ну, эту фотографию я знаю. Да какой знаю - это же я сам и фотографировал, вспомнил! Я еще боялся, что ничего не выйдет, а получилось очень даже ничего, правда? - и доктор, отставив фотографию на длину вытянутой руки, принялся любоваться творением рук своих, но вдруг лицо его вытянулось, он вобрал голову в плечи и медленно перевел взгляд на Веру.
- Что?! Костя, милый, что вы видите? - заволновалась та.
- Нет, извините, я... - и снова он уставился на фотографию. - В общем, это несерьезно, я могу ошибиться... И к тому же я пьяный! Мне правда можно в ванную?
- Что вы видите, Костя?! - взмолилась Вера и мертвой хваткой вцепилась доктору в руку. - Скажите мне, пожалуйста...
- Даже не знаю, как сказать... - тянул Костя, не решаясь объявить свой вердикт, но Вера смотрела на него так умоляюще, что он выпалил наконец: Если верить энергетике этого снимка, жив не только Володя... Ну, в смысле Буржуй... Маленький Володя тоже жив...
- Товарищ начальник, разрешите доложить, - Вася строевым шагом отмерил расстояние до вышедшего из машины Борихина и поднес руку к воображаемому козырьку. - За время несения боевого дежурства...
Борисыч поморщился. Иной раз он убить готов был своего помощника. Все у того по-детски, с клоунадой. Но сегодня парень заслуживал снисхождения: отработал по полной. К тому же Борихина мучила совесть, ведь как ни крути, а придется запрягать Василия еще на целый день. И потому сыщик просто махнул рукой, как усталый генерал дежурному сержанту. Нечего, мол, тянуться. Он взял с сиденья пакет от "Макдональдса" и отдал его Васе.
- Извини, профитролей не завезли. Я тебя хотел сегодня сменить, если честно, но уж не обессудь - не получается. Коваленко такую активность развил...
Изголодавшийся Василий был настолько занят гамбургером, что только покивал головой и, лишь дожевав кусок, сказал:
- Это мы знаем. Наблюдали. Интересно, а что он там делал в такую рань?
- Я-то откуда знаю! Встретимся - спрошу. Наверное, все пытается понять, как это у Кудлы алиби на все случаи, Мне это и самому, если хочешь знать, покоя не дает. Что-то тут не так.
Вася, уже расправившийся с едой, вытер руки о пакет и поинтересовался:
- Думаете, сегодня опять предвидятся романтические встречи?
Борихин выглянул из кустов, посмотрел на особняк Кудлы и повернулся к помощнику.
- Не знаю, я не ясновидящий. Но Кудла - убийца. Это не версия, я это просто знаю. Так что выяснить, с кем он видится, мы обязаны! И будь ты осторожней, ради бога. Не рискуй без необходимости, понял?
- Не извольте беспокоиться, босс, я человек фартовый! - заверил Василий шефа.
В комнате Бориса с плотно завешенными шторами стоял сумрак. Сидя в кресле, старик спал. Но даже во сне не расслаблялся до конца: руки его крепко сжимали подлокотники, спина была ровной и голову он держал прямо. В дверь давно звонили, однако забытье оказалось настолько глубоким, что Борис даже не пошевелился.
Вошедший в дом Буржуй постоял на пороге комнаты, пока глаза его не привыкли к полумраку, потом шагнул вперед и остановился прямо перед креслом. То, чего не могли сделать громкие трели звонка, немедленно произошло с появлением постороннего человека: Борис проснулся и медленно приоткрыл веки. Сознание, казалось, и не покидало его, взгляд был ясным и сосредоточенным. С минуту он молча смотрел на стоявшего перед ним Буржуя, потом улыбнулся ему.
- Значит, так вот это происходит. Здравствуй, Володя.
- Здравствуй, Борис, - ответил Коваленко.
- Извини, виноват перед тобой. Не успел. Она незаметно пришла. Во сне, наверное...
- Кто - она? - голос Буржуя прозвучал глухо.
- Смерть... - спокойно пояснил Борис. - Глупо как-то... И почему ее все боятся?
Буржуй только сейчас понял, какую мысль вызвало у старика его неожиданное появление.
- Борис, ты... ты жив, - торопливо проговорил он. - И я жив.
- Значит, ее нет вообще? - брови Бориса удивленно приподнялись.
- Ты не понял. Мы оба не умирали. - Буржуй включил стоящий в углу торшер, и тени в комнате разогнал неяркий свет. - Извини, я не хотел тебя пугать. Долго звонил, но ты спал и...
Борис слегка пошевелился. И свет ли внес определенность, или сомнения исчезли с вернувшейся болью, но из глаз старика ушел блеск настороженного ожидания. Он еще раз обвел взглядом комнату и остановил его на Буржуе. Сдержанно улыбнулся, словно извинялся за минутную слабость, и проговорил с ноткой озадаченности в голосе:
- Да я и не испугался. Это-то и есть самое странное... - Он снова улыбнулся Буржую. - Значит, жив, говоришь? Ну так обними старика, не стесняйся. Я-то решил - мы уже на том свете встретились.
Буржуй склонился над креслом и осторожно прижал к себе мощное когда-то и ставшее вдруг неожиданно хрупким тело. Ощутил аромат дорогого одеколона и пробивающийся сквозь него запах застарелой болезни.
- Странно все-таки... - вдруг сказал старик.
- Что странно, Борис?
- Что не прочувствовал я, как ты всех развел... Значит, постарел.
- Ничуть ты не изменился, - Буржуй невольно отвел взгляд. - Словно вчера расстались.
- Спасибо, Володя, - усмехнулся Борис, хорошо понявший состояние своего молодого друга и все же благодарный ему за его слова. - Стараюсь. Всю жизнь стойку держал, и умереть хочу так же, без соплей. Но ты, конечно, дал...
- Извини, - Буржуй опустил голову.
- Это ты меня извини. Нервный стал, как девчонка. Да еще сны какие-то дурацкие снятся. Ты садись, не стой. Просто повидаться зашел, или расскажешь, что к чему?
- Расскажу, Борис. Только долгим рассказ получится...
- Ничего, я свое отспешил, - махнул рукой старик. - И кури, не стесняйся, я же вижу, что тебе хочется. А мне уже не повредит.
- А почему у тебя дверь открыта? - вдруг вспомнил Буржуй. - И охраны никакой...
- Я не велел. Кто захочет меня напоследок увидеть - тот и придет. Вот ты заглянул. Удивил, порадовал... Может, еще и пригожусь тебе. Если успею, конечно...
Долгий и не очень веселый рассказ Владимира старика не утомил, даже наоборот - приободрил. Во всяком случае, вызвал былое деятельное стремление овладеть ситуацией, разобраться в ней и найти выход. Борис слушал Буржуя с живым блеском в глазах.
- М-да... - протянул он задумчиво, когда рассказ подошел к концу, и надолго замолчал, погрузившись в свои мысли. Потом поднял на Коваленко взгляд, в котором читались и понимание, и сочувствие, и отеческая снисходительность: - Молод ты, Володя. Кипятишься, одновременно головой и сердцем думать пытаешься. Так только молодые могут.
- Хочешь сказать - тебе все ясно? - встрепенулся Буржуй.
- Нет, конечно, - усмехнулся старый борец. - Пока - нет. Да только я и позапутанней истории слышал. В жизни, знаешь, всякое случалось... И ничего, распутывал. А тут, сдается мне, и вовсе все просто, с этой твоей тайной.
- Рассказать мне не хочешь? - Буржуй не верил своим ушам.
- Убедиться во всем хочу. Тогда и расскажу. Ты, знаешь, позвони мне завтра. Или нет - лучше прямо зайди. Можешь с друзьями. Только с теми, кому веришь полностью...
- Другие - это не друзья, - заметил Буржуй.
- Правильно говоришь, - согласился старик. - И еще. Мента этого, Борихина, прихвати, ладно? Обязательно прихвати. Ему-то мои слова важнее всего услышать. Приведешь?
- Конечно, Борис, спасибо.
- Ну тогда прощай, - протянул руку хозяин.
- Почему прощай? До завтра. А рука у тебя какая сильная!
- Только вот и осталось сильного, что рука, - с насмешкой над самим собой, немощным, сказал Борис. - А насчет "прощай" - это так, за последнее время привык, не обращай внимания. До завтра, Володенька. Рад, что ты жив...
Из дома Бориса Буржуй вышел окрыленный надеждой, шел по улице, ни на что не обращая внимания, и, конечно же, не заметил, что из стоящего у бровки автомобиля за ним внимательно следят.
Толстый разъяренным тигром метался по кабинету.
- Что, появился?! - бросился он к показавшемуся в дверях Пожарскому.
- Да нет его!
- Твою дивизию! - кратко, но емко оценил ситуацию Толстый и выглянул в приемную:
- Ал, что - Воскресенский так и не объявился?
- Я вам сразу же доложу, Анатолий Анатольевич, - Снежная Королева оторвала взгляд от компьютера.
- А звонили ему?
- Конечно. Много раз. Дома телефон не отвечает, мобильный отключен.
- Бред какой-то, - закрыв дверь, подытожил генеральный директор. Может, ты, Олежка, умнее, а вот я лично ни хрена не понимаю.
- Я тоже не понимаю, - пожал плечами Пожарский. - Слушай, Толстый, я метнусь домой, ладно? Хоть переоденусь. Все равно Воскресенский сбежал - это уж ясно.
- Давай, двигай. Только по-быстрому: Буржуй каждую минуту позвонить может. Пора кончать с этими тайнами-секретами.
Борихин задумался так глубоко, что очнулся, только когда хлопнула дверца. Он поднял взгляд - рядом с ним в машине сидел Буржуй.
- Здравствуйте, Игорь Борисович. Что вы так смотрите - Толстый же вас предупредил.
- Предупредил! - буркнул сыщик. - Как у вас все легко получается, Коваленко! А вы не допускаете, что мне нужно какое-то время, чтобы осознать, что вы - не труп?
- Допускаю. - За последние дни у Коваленко аллергия появилась на всякого рода объяснения и извинения, и он решил сразу перейти к делу: - Вот я и пришел, чтобы конец положить всякой там мистике и прочей ерунде. Пора говорить только о фактах.
- О них еще год назад пора было говорить, - Борихин продолжал дуться на Буржуя. - А вы вместо этого имитировали собственную смерть. Если бы мы знали все факты год назад... - Он поглядел на упрямо вздернувшего подбородок Владимира и только безнадежно махнул рукой. - Ладно. Куда мы сейчас?
- К Толстому. Все сопоставить и продумать план действий.
- Вот именно - план! - никак не мог уняться сыщик. - Как говорится, лучше позже, чем никогда! И заодно с самодеятельностью покончить! Чего это вас к Кудле понесло, а? Небось, даже никого не предупредили вдобавок. Что, я не прав?
- А... откуда вы знаете? - поразился Буржуй.
- Не надо мне отвечать вопросом на вопрос, - строго сказал Борисыч, - мы не в Одессе находимся. Так что вы там делали?
- Если честно, сам не знаю. Хотел спровоцировать его...
- Получилось? - съехидничал Борихин.
- По-моему, не очень, - на полном серьезе ответил Буржуй. - Я вообще уже ничего не понимаю... - Борисыч тяжело вздохнул и завел двигатель.
- Ладно, пора ехать, - и с внезапно проснувшейся надеждой он посмотрел на Коваленко. - Слушайте, может, вы сядете за руль?
Еще одна кассета, прикрепленная скотчем к двери, Пожарского не удивила. Он к этому был готов. Оторвав от ручки пакет, Олег прошел в квартиру. На столе так и лежали разбросанные фотографии, валялся револьвер и стояла недопитая бутылка виски. Оттягивая время, Пожарский отложил кассету в сторону. Взял в руки револьвер, зачем-то отщелкнул барабан и посмотрел на тупые головки притаившихся в гнездах пуль. Высыпав патроны на ладонь, Олег зашвырнул оружие в ящик стола, а патроны сунул в другой. Разбросанные по столу фотографии он собрал в аккуратную стопку и спрятал в конверт. Бутылку виски отнес на кухню и вылил спиртное в раковину.
Вернулся в комнату. Дальше время оттягивать было нельзя, и он поднял кассету с дивана. Повинуясь секундному порыву, хотел было разломить ее пополам, но удержался и быстро сунул в кассетоприемник плейера. На экране ожила новая серия вчерашнего ужаса. В кадре изуродованная, избитая, окровавленная Лиза стонала от невыносимой боли:
- Не надо... Я прошу... Я умоляю вас!.. Ну не надо больше!.. Я сделаю все!... А-а-а!..
И снова Олегу захотелось закрыть глаза, зажать уши, завопить от бессилия. Но, стиснув зубы, он заставил себя смотреть. Он должен был досмотреть до конца. И вдруг в его остекленевших глазах мелькнуло удивление. Он поспешно схватил пульт, отмотал пленку назад и стал внимательно вглядываться в залитое кровью лицо девушки. Затем быстро вставил на место новой старую, вчерашнюю, кассету и уставился в экран. На нем - стонущая, страдающая, умирающая Лиза. Он пригляделся, нажал кнопку "стоп". Опять поменял кассеты, опять просмотрел эпизод, и опять нажал "стоп". В изнеможении откинулся на спинку дивана. Потянулся за сигаретой, но она уже истлела в пепельнице. Олег закурил новую и снова посмотрел на экран. Он не верил сам себе, но что было, то было: на вчерашней кассете левая скула Лизы была глубоко рассечена и из нее, заливая лицо и одежду девушки, буквально хлестала кровь. На свежей кассете лицо жертвы тоже заливала кровь, но левая скула была абсолютно цела - не только раны, но даже следа, маленького шрамика не оставалось на ней. Олег еще раз всмотрелся, но нет - он не ошибался. Поднявшись с дивана, он подошел к телефону и набрал номер.
- Алло, Толстый? Это я. Я задержусь, начинайте без меня.

ГЛАВА 24
- Есть что-нибудь?
Зинаида, решившая до начала приема заняться медицинскими карточками, оторвала голову от бумаг. На пороге кабинета стояла Вера, а позади нее переминался с ноги на ногу на удивление легко пришедший в себя после вчерашнего доктор Костя. К одержимости подруги, которая, уж если на что-то решалась, шла напролом, Зина давно привыкла. Даже поздороваться - и то Верка позабыла. Ответив на смущенный Костин кивок и снисходительно улыбнувшись замершей в ожидании ответа Вере, хозяйка кабинета сообщила:
- Что-нибудь есть. Славик, он такой - если обещал - делает. Вот только порадовать нечем...
- А что такое? - напряглась Вера.
- Да шестьдесят два ребенка только в одном городе! Так сказать, в пределах кольцевой, - Зинаида сожалеюще развела руками. - Как сговорились!
- Извините, - несмело подал голос Костя, - а сколько мальчиков?
- Так я как раз о мальчиках и говорю. Девок, как назло, всего пятеро.
- Шестьдесят два... Да, многовато, - задумчиво протянула Вера и вдруг закусила губу. - Подожди, но усыновлённых-то среди них - точно один-два и обчелся?
- Много хочешь, подруга! - Зинаида категорично покачала головой. Тайна усыновления, между прочим, охраняется законом. Опомниться не успеешь - за решетку сядешь. Это тебе не шуточки! Я об этом Славика даже просить не буду: знаю, что в ответ услышу...
- Вот черт! - Вера беспомощно опустилась на стул. - А мы летели, думали - прямо сейчас адрес узнаем! Что же делать?
- А ничего! Жить себе дальше, как до этого жили. Может, это вообще бред: ну насчет того, что он живой, малыш этот.
И Зинаида снова погрузилась в свои бумаги. Однако оскорбленный в лучших чувствах Костя прокашлялся:
- Извините, коллега. Вынужден вам категорически возразить.
Зина удивленно посмотрела на него. Надо же! Вчера ходил зюзя зюзей, по пьяному делу шаманил, а теперь вот осмелел.
- А вы, Костя, меня вообще удивляете! - жестко проговорила гинеколог. - Взрослый человек, дипломированный врач, а занимаетесь непонятно чем! Только попусту людей нервируете.
Константин упрямо набычился:
- Давайте проявлять профессиональную тактичность, коллега. Вот я, к примеру, не даю вам советов из области гинекологии. Хотя, между прочим, мог бы! Этой областью народная медицина занимается, можно сказать, с момента своего возникновения.
Онемевшая поначалу от такой наглости, Зинаида даже вскочила из-за стола, но дать достойный ответ шарлатану ей не позволила Вера:
- Да хватит вам! Неужели действительно ничего нельзя придумать?!
Константин помялся, пожевал губами, но все же решился:
- Вообще-то есть одна возможность. Хотя, конечно, я ничего такого раньше не делал... Это черная магия в чистом виде, прости Господи. Стефания бы не одобрила, мягко говоря.
У Веры загорелись глаза.
- Костя, миленький, хоть черная, хоть какая! Давайте сделаем!
Зина перевела изумленный взгляд с "шарлатана" на подружку. Ей не верилось, что они это - всерьез.
- Эй, друзья, только не здесь! С моим счастьем только черной магии не хватало!
Но ее уже никто не слушал. Вера сидела подобравшись, а Костя задумчиво оглядел кабинет.
- Нам снова могут понадобиться услуги вашего приятеля, и мне нужны будут некоторые препараты. Довольно простые. Иначе ничего не получится. Собственно, я и так далеко не уверен...
- Зин, выручай, а? - Вера с надеждой посмотрела на подругу.
- Черт знает что! - Зинаида рухнула на стул и обеими руками схватилась за голову. - Превратили больницу в дурдом за пять минут!
...В соседней с кабинетом манипуляционной стоял полумрак: окно было плотно занавешено, и комнату освещала единственная свеча. На ее огоньке калился бикс с каким-то кристаллическим веществом, которое испускало густые клубы дыма, остро пахнувшие камфорой. Дым ли искажал все вокруг, или лицо Константина и в самом деле неузнаваемо изменилось, но вместо простодушной физиономии из клубов проглядывал чужой и пугающий лик. Взмокшие от пота волосы свалились на лоб и почти прикрывали лихорадочно блестевшие глаза, заострившийся нос жутковато нависал над полуоткрытым ртом, кривившимся в гримасе, мягкий подбородок вдруг отяжелел и выдался вперед. Сквозь стиснутые зубы доктор втягивал в себя пропитанный дымом воздух и бормотал непонятные заклинания. Руки его совершали плавно-напряженные движения над фотографией маленького Володи. Время от времени глаза Константина закатывались, и тогда же кисти рук лихорадочно взмывали к потолку. Длинная тень доктора в углу комнаты повторяла все его движения.
А оставшиеся в кабинете подруги, поглядывая на плотно прикрытые двери в манипуляционную, тихо переговаривались.
- Слушай, ты хоть что-нибудь понимаешь? - Зина выдохнула сигаретный дым в открытую форточку и перевела взгляд на Веру.
- Вроде бы... - ответила та. - Через Володеньку Костя выходит на того, кто его похитил, у того начинаются страшные спазмы в груди, он не выдерживает и обращается к врачу, который констатирует, что человек абсолютно здоров. Спазмы прекращаются, но вызов "Скорой" фиксируется, и твой Славик нам тут же сигнализирует.
- Он меня скоро матом посылать начнет с моими просьбочками. Ты хоть сама-то в эту чушь веришь?
- Ой, Зин, я еще после истории с Толстым всему верю.
- Ну, там хоть пещерная, хоть антинаучная, но какая-то терапия была! А тут что: оттого, что твой малахольный Костя руками помашет, где-то у кого-то спазмы начнутся?! И еще вопрос, у кого. А если малый в приюте каком-нибудь? Кого твои спазмы скрутят? А если его вообще в живых нет?
- А вдруг сработает... - в голосе Веры вопреки доводам подруги и наперекор всякой логике звучала надежда.
- Да что сработает?! Что сработает?! - Зина начинала злиться. Твоего самородка рано из дурдома выпустили!
- Вообще-то его не выпускали, - рассеянно уточнила Вера. - Он сам убежал...
...Сеанс черной магии отнял не так уж много времени, хотя подругам оно и показалось вечностью. У вышедшего из соседней комнаты Константина тряслись руки и блуждал взгляд. Он в изнеможении повалился на кушетку и вот уже десять минут неподвижно полулежал на ней, раскинув руки и прикрыв глаза. Вера и Зина расслаблялись за чашечкой кофе.
- Красавец... - мстительно прошептала гинеколог и показала на Костю взглядом. - Картину можно писать - "Смерть колдуна"...
- Между прочим, я все слышу, уважаемая, - слабым голосом проговорил Костя, не открывая глаз. - Могли бы проявить хоть немного уважения: сеанс потребовал больших энергетических затрат.
- Сейчас еще скажет, что водки хочет, - уже не стесняясь и в полный голос предположила Зина. - Они все такие.
- Водки я хочу, - Костя открыл глаза и укоризненно поглядел на хозяйку. - Но потерплю. Тем более, ваше неуважительное отношение не располагает...
- Отношение! - насмешливо фыркнула Зинаида. - Да я вообще дура, что с вами за компанию в детство впала. Считай - день насмарку...
- Чего ты так уж! - вскинула голову Толстова, но в ее голосе уже не было прежней надежды. - Может, Славик еще позвонит.
- Обязательно позвонит! - Зина иронично кивнула. - Сказать, что я - круглая дура. - Она повернулась к Косте. - Коллега, эй. Вы кофе точно не хотите?
- Из ваших рук - точно... - обиженно отвернулся доктор.
- Ой какие мы обидчивые! - Зинаида криво улыбнулась, и только телефонный звонок спас Константина от дальнейших насмешек. Докторша взяла трубку. - Алло, гинекология... Славик? Что говоришь? - Она уронила трубку на колени, и во взгляде, который она бросила на Костю, смешались изумление, страх и уважение. - Дошаманились, господа хорошие. Есть такой вызов! Адрес записывать будете?
Дежурная медсестра сделала попытку загородить вход в палату, но охранник, приобняв за талию, мягко, но настойчиво увлек ее в сторону.
Сидевший на койке Воскресенский, непривычно небритый и похожий в больничном белье на пленного красноармейца, услышав скрип двери, поднял глаза виновато-обеспокоенные и какие-то затравленные. Но взгляда от вошедших Буржуя и Толстого не отвел.
Говорить Алексей начал сразу же - гости еще не успели усесться, но рассказ его поначалу был сбивчивым и сумбурным. Осознав это, Воскресенский оборвал сам себя и только после долгой паузы заговорил снова:
- Я знаю, это звучит нелепо. Вы мне не поверите, но это и не главное. Вас хотят уничтожить, теперь я почти не сомневаюсь в этом...
- Подождите, Алексей Степанович, - остановил его Буржуй, - я немного запутался. Вы что же, братья с Куликом?
- У нас были разные отцы. Впрочем, это неважно, совсем неважно. Мы были больше чем братья. Олег... он ведь был совсем ненамного старше, но всегда, сколько я помню, относился ко мне как к маленькому. Знаете, как это важно, когда в детстве к тебе относятся как к маленькому... А ведь он был низенький, слабый. Очень переживал из-за этого. Никогда не прощу себе, что я уехал и оставил его... Да. Даже когда мы выросли, я слушался его, как отца. Смешно, правда? Я был крупный, спортом занимался. Смотрел на него сверху вниз, а все равно слушался. Никогда не забуду тот вечер, когда он сказал мне - наедине, мама ничего не знала: - "Ты уезжаешь в Англию. Учиться бизнесу."
Воскресенский снова замолчал, и это продолжалось довольно долго, но ни Буржуй, ни Толстый не решились нарушить это молчание, чувствуя, что нельзя, не дай Бог, сбить его, открытого истинного... Но тут в палату влетела разъяренная медсестра.
- Послушайте, я же вам говорю: нельзя здесь... - с порога начала кричать она, но появившийся вслед за ней охранник снова молча подхватил ее на руки и унес в коридор.
Эта сценка словно вернула Воскресенского к действительности, и он снова заговорил:
- Олег иногда звонил, но чаще... Чаще мы переписывались по Интернету. Знаете, это особое состояние - такие долгие ночные разговоры. Он писал, что работает, что маме лучше. Он и здесь оставался старшим: ничего не говорил о трудностях, не жаловался. А я, дурак, ничего не почувствовал!.. Я должен был приехать, быть рядом. А после колледжа вышло наоборот: получил предложение поработать. Позвонил Олегу, рассказал ему, радовался, как щенок. Он сказал: молодец, я горжусь тобой. А голос у самого был какой-то странный, неживой. Но я даже тогда не почувствовал, что беда близко...
Буржуй, бросив взгляд на часы, попробовал направить разговор в нужное ему русло:
- Извините, Алексей Степанович, вы что-то говорили насчет опасности...
Воскресенский поднял на него печальные глаза, понимающе улыбнулся и попросил:
- Пожалуйста, не перебивайте меня. Пожалуйста... Я так долго молчал... Олега и мамы не стало почти одновременно, вы знаете. Когда я все-таки вернулся, не мог поверить, что Олег это действительно сделал. Ну, вы понимаете... Я же почти ничего не знал о том, как он жил все это время. А когда узнал, сразу же решил, что должен во что бы то ни стало работать у вас...
- Почему? - оторопел Буржуй.
- Потому что должен отомстить, - глаза Алексея на миг блеснули. Уничтожить вас! Неужели непонятно? Да, не смотрите так. Когда мы встретились в первый раз - помните, Анатолий Анатольевич? - я очень боялся, что вы увидите в моих глазах что-нибудь... Ну ненависть, желание убить, не знаю... У меня и цели-то другой не было...
- Нормально! - Толстый развел руками. - Прав ты, Буржуй: ничему меня жизнь не учит... - Воскресенский словно не слышал его:
- Я был уверен, что вы затравили его, смяли, уничтожили. А меня рядом не было...
- И что же вы сделали? - совершенно спокойно спросил Буржуй.
- На расстоянии все видится по-другому. А кроме того, я себя накрутил... В общем, постепенно все стало на свои места. Я нашел кое-какие записи Олежки. И потом... Вы думаете, в офисах не сплетничают? Еще как! В общем, я понял, что собрался мстить людям, рядом с которыми хочется жить и работать. Конечно, это все случилось не сразу. А когда случилось, Алла, секретарь, стала подозревать меня черт знает в чем... - Алексей криво усмехнулся. - Глупо, да? Начать подозревать человека, именно тогда, когда он отказывается от мести. Почему-то в жизни нередко случаются такие странности. Но я очень переживал. Если честно, даже звонил одному своему знакомому, специалисту по психоанализу, просил помочь мне успокоить Аллу. Он, кстати, сказал, что у нее явный синдром повышенной бдительности...
- Вы успокойтесь, Алексей Степанович, - Буржую очень не терпелось добраться до сути. - В чем опасность, я так и не пойму?
- Да... - поддакнул вообще ничего не понимающий Толстый.
- Они начали звонить около месяца назад. Сначала я клал трубку, потом стал отвечать. Довольно грубо отвечал, но они все равно звонили снова и снова...
- Погодите, - напрягся Буржуй. - Кто - они?
- Если бы я знал! Просто они... Но им было известно все. Вообще все. И обо мне, и об Олеге. И о вас...
- Они хотели, чтобы вы что-то для них сделали? - спросил Буржуй. Что-нибудь конкретное?
- Они хотели, чтобы я отомстил. Как собирался.
- Ты даешь, Степаныч! - скорее сочувственно, чем с осуждением проговорил Толстый. - Не мог сразу сказать? - Воскресенский с теплотой взглянул на него и виновато пожал плечами.
- Не смог. Нет, я хотел, правда! Но не смог. Вы - замечательный человек, Анатолий Анатольевич, в этом, наверное, все дело. Именно вам было бы труднее всего признаться.
- Но сейчас же вы признались, - возразил Буржуй.
- Да, сейчас - да. Видите ли, по-моему, меня пытались убить. Вернее - точно пытались. А значит, они решили действовать сами. И я почему-то этого очень боюсь...
- Так, это что у нас за новости?! - вдруг донеслось от двери.
Все трое повернулись на голос. В палату вошла врач, и, судя по непреклонно сжатому рту, действовать с ней, как с медсестрой, можно было и не пытаться.
- Мы это... посетители, - пробубнил Толстый. - У изголовья, так сказать...
- Это острая палата, молодые люди, - сама врач явно была моложе тех, к кому обращалась. - Посетителям здесь делать нечего!
- Такая красивая женщина, - дружески подмигнул Толстый, - а сердитесь...
Врачу эта фривольность очень не понравилась, и она еще сильнее поджала губы. Потом проговорила:
- Я сержусь, когда кто-то считает, что общие правила на него не распространяются.
Толстый встал, вслед за ним поднялся и Буржуй.
- Ну, Степаныч, выздоравливай, - Толстый дружески похлопал Воскресенского по плечу. - А мы пошли. Сам видишь: нас здесь не любят.
- До свидания, - кивнул Алексею Буржуй.
- Ребята, - уже в спину обоим проговорил Воскресенский. Толстый и Буржуй остановились в дверях. - Пожалуйста, будьте осторожны. По-моему, я разбираюсь в людях. Эти - звери...
Борихин сидел в сквере у здания морга и пытался закурить. Дрожащими руками он доставал сигарету из пачки, долго ее разминал. Если она не ломалась сразу, вставлял ее в губы и подносил огонек зажигалки. Почти пустая бумажная гильза сразу же вспыхивала и мгновенно истлевала до фильтра. Борихин недоуменно смотрел на то, что оставалось от сигареты у него в руках, отбрасывал в сторону и тут же принимался за следующую. В ногах у него уже валялось с полпачки изломанных и раскрошенных сигарет.
Прямо перед Борихиным, в каком-то метре от него, остановилась еще не старая женщина. Ее лицо можно было бы назвать красивым, если бы не потухшие глаза и не опущенные уголки рта. Остановясь, она почему-то долго стояла перед Борихиным и молча наблюдала за тем, как он терзает сигареты. Женщина, очевидно, не осмеливалась заговорить первой и надеялась, что сидящий на скамейке человек в конце концов обратит на нее внимание. Но тот, хоть и уперся взглядом прямо ей в живот, однако совершенно ее не замечал.
Женщина наконец решилась и присела рядом. Кашлянула. Но Борихин не только не видел, но и не слышал ничего. Тогда она заговорила:
- Здравствуйте. Вы Игорь Борисович, да?
- А? Что? - Борихин вздрогнул и поднял равнодушно-пустые глаза.
- Я - Жанна Ивановна, Васина мама.
Сыщик оторвался от своего занятия и повернулся к говорящей лицом. Но все равно он явно не понимал, чего от него хотят, и взгляд его оставался пустым.
- Извините... Вы мне? - запнувшись, проговорил он.
- Игорь Борисович, я - Жанна Ивановна, Васина мама! - Борихин провел ладонью по лицу и уже по-другому посмотрел на женщину, но тут же отвернулся и прохрипел:
- Я хочу немного побыть один... Если можно...
- Зачем? Я не хочу, чтобы вы старались запомнить Васеньку таким, как только что увидели. Он бы тоже этого не хотел, я уверена. Знаете, Вася считал вас лучшим человеком на свете...
- Что? - оторопело переспросил сыщик.
- Он ведь рос без отца, - продолжала Жанна Ивановна. - Тот умер, когда Василий был еще малышом. А замуж я больше так и не вышла, не сложилось. Вы, вообще, первый мужчина, о котором Васенька говорил... нет, даже не с уважением... особенно как-то говорил, с восхищением, пожалуй... Да, именно так!
Борихин долго молчал, явно стараясь осознать услышанное. Потом взял Жанну Ивановну за руку и, видимо, сдуру слишком крепко сжал ее, потому что женщина слегка поморщилась, но руку не отняла.
- Знаете, Жанна Ивановна, - начал он очень медленно, с трудом подбирая слова, - я не могу дать вам слово, что отомщу за Василия. Просто права не имею. Потому что один раз уже поклялся на могиле одного очень молодого человека, а клятвы до сих пор не сдержал. У меня нет семьи. Никогда не было и теперь уже, наверное, не будет. Да что наверное - не будет точно! В общем, Василий... - он судорожно сглотнул, но сдержался и продолжил: - Извините, я вообще говорить не очень умею, а сейчас и вовсе... - Борихин покривил лицо в мучительной гримасе, встал со скамейки и быстро договорил: - Я найду вас. Обязательно найду, когда мне будет что сказать. Хотя что тут скажешь!.. - Он неловко махнул рукой, поспешно отвернулся и, не оглядываясь, зашагал к выходу из сквера. Жанна Ивановна долго смотрела ему вслед, потом проговорила - словно сама себе:
- Вася бы, наверное, сейчас как-нибудь пошутил. Как-нибудь очень-очень смешно, как он умел... - и, не имея больше сил сдерживаться, она заплакала и уже сквозь слезы выговорила безысходно: - Но я не смогу...
Горлышко бутылки стучало о зубы. Сидевший на гимнастической скамейке Гиви, запрокинув голову, вливал в себя коньяк и плакал. На расстеленной рядом газете лежали вперемешку толсто нарезанные ломти хлеба и колбасы, к которым Гиви так и не прикоснулся.
- Бон суар! - донеслось от двери. - О, кель сюрприз! Тренер сборной в запое. А свинюшник-то, свинюшник. Как в лучшие времена. Шарман...
- У, гнида! - взревел грузин и запустил в Артура подвернувшейся под руку гантелей.
Тот едва успел уклониться - чугунный снаряд пролетел в считанных сантиметрах от его головы и тяжело, как ядро, покатился по полу. Жеманность Артура моментально улетучилась.
- Ты что, сдурел?! - завопил он. - Бычара стадионная! Ты ж меня чуть не убил!!!
- Иди сюда, - вдруг совершенно спокойно потребовал Гиви.
- Мерси боку, - Артур на всякий случай отступил на шаг. - Тебя такого мне и на расстоянии много.
- Сюда иди, я сказал! - повысил голос грузин. - Садись, выпей...
- В таких условиях? - поморщился модельер. - Жамэ...
- Тогда пшел вон! Пока я тебе башку не отбил, - Гиви ухватил себя за остатки волос, сильно дернул их и простонал: - Борис...
- Что - Борис? - мгновенно заинтересовался Артур.
В пьяной истерике Гиви стал колотить кулаком по скамейке так, что с нее посыпались куски колбасы.
- Убили его! - захлебывался он в рыданиях. - Убили - ты это себе можешь представить!! Козлы, падлы, всех ненавижу!
У Артура загорелись глаза - от обычной смеси любопытства и злорадства, и он подошел поближе.
- Извини, Гиви. Ну правда, я же не знал. А... как его убили, интересно?
- Интересно?! - зашелся в крике грузин. - Интересно тебе, сука?!
- Ну чего ты! - Артур отскочил. - Я просто так спросил, извини.
- Сядь, выпей, - снова проговорил Гиви. - За Бориса выпей, за ЧЕЛОВЕКА! Мы все шнурка от его ботинок не стоим, понял, ты?! А вот живем... Мы живем, а его...
Артур выпил рюмку коньяка, посидел немного молча и как бы невзначай поинтересовался:
- А что - Анатолий Анатольевич сегодня тренироваться не будет?
Гиви, который раскачивался из стороны в сторону, обхватив голову руками, только тихо простонал:
- Ox, не знаю я... Ничего не знаю...
- Бьен, - Артур встал. - Сэ ле там а парти. Ты, Гиви, не обижайся. Я, наверное, пойду. А то, сам видишь, ты сегодня непредсказуемый. Гирями бросаешься. - Он осторожно попятился к дверям и на ходу повторил: - Не обижайся, ладно?
В кабинете Толстого шло совещание. Помимо самого хозяина и, конечно, Буржуя на нем присутствовал Пожарский, который, полночи пролежав в бессознательном состоянии на квартире у Лизы, заявился на рассвете и порадовал своих друзей новым поворотом событий. Был здесь хмурый и несчастный Борихин, который временами словно каменел и сидел, уставясь в одну точку, не видя и не слыша ничего. В дальнем углу примостился на краешке стула Семен Аркадьевич. Он горевал о Василии, быть может, не меньше Борихина, но стариковское горе сдержанней в проявлениях, и выражало оно себя в непривычной рассеянности эксперта и в том, что пару раз он украдкой бросал под язык таблетку.
- Что-то у меня все это в систему никак не складывается, - сказал Буржуй, итожа часовой разговор. - Эта самая Лиза, покушение на Воскресенского, убийство Васи...
- Я, конечно, сейчас плохо соображаю, вы уж извините, - угрюмо проговорил Борихин. - Но система есть. Причем ясная. Они подбирались со всех сторон, чтобы как минимум один из вариантов сработал.
- Подбирались? - потребовал ясности Буржуй. - К чему подбирались, Игорь Борисович?
- Ясное дело к чему. К деньгам вашим, гори они огнем, - Борихин сердито сжал челюсти.
- Не пойму, зачем тогда все так запутывать, - засомневался Пожарский.
- Я вот тоже что-то не врубаюсь, - поддержал его Толстый.
- Да специально для того, чтобы мы с вами вот так сидели - и ребусы разгадывали. А все просто. Просто и жестоко. Василий мне прокричал, перед тем как... Ну, в общем, во время последнего разговора: "Мы идиоты! Все элементарно!"
- Не обижайтесь, Игорь Борисович, - Буржуй с сочувствием посмотрел на сыщика, - но он же мог и ошибаться...
- Да нет! - Борихин упрямо мотнул головой. - То есть, вообще мог, конечно, но он это так сказал... Он что-то явно увидел или услышал... Что-то, после чего все становилось ясным. А следил он именно за Кудлой.
- Вы меня, конечно, простите, молодые люди, - в первый раз за все время подал голос и старый эксперт. - Вы не станете возражать, если я выскажу кое-какие соображения?
- Конечно, Семен Аркадьевич, что вы спрашиваете! - пожал плечами Буржуй.
- Благодарю вас, - чуть поклонился старик. - Я просто подумал: а что было бы, если бы преступнику удалось все, что он задумал?
- В каком смысле? - уточнил Толстый.
- В самом прямом. Многое у него сорвалось. А если бы случилось иначе?
- То есть вы хотите сказать - Воскресенский умирает скомпрометированным, Олежка отдает им дискеты и исчезает, Игорь Борисыч разбивается на машине, меня режут в камере... - понял Буржуй.
- Идея золотая, - ожил Борихин. - Давайте прикинем... - Он потянулся за листом бумаги и попытался начертить схему, но ручка не желала подчиняться дрожащей руке, и, в сердцах отбросив ее в сторону, сыщик беспомощно пробормотал: - Нет, у меня что-то...
- Давайте я, - Пожарский придвинул лист к себе. Дверь кабинета неожиданно распахнулась, и в комнату вбежала раскрасневшаяся от волнения и спешки Вера. За ней протиснулся запыхавшийся Костя. Толстый встревоженно вскочил.
- Верунь, ты чего?
- Что случилось, доктор? - голос Буржуя был спокоен, но в нем прозвучала особая, волчья настороженность.
...Через полчаса у одного из домов окраинного массива остановилось несколько машин. Первыми из них выбрались охранники и, осмотрев подходы, направились к подъезду. Один из телохранителей умело и незаметно оттеснил Буржуя, который попытался первым вбежать в парадное. И только после осмотра лестницы и лифта охрана разрешила войти всем остальным.
У нужной двери Буржуй все равно оказался первым и решительно придавил кнопку звонка.
- Кто там? - в женском голосе, отозвавшемся за дверью, как-то странно слились испуг и надежда.
- Извините. Проверка паспортного режима, - ровно ответил охранник.
Дверь открылась. На пороге стояла милая женщина лет двадцати восьми в домашнем халатике. Буржуй, не раздумывая, протянул ей последнюю фотографию сына и жадно уставился в лицо, ожидая реакции. На секунду женщина словно окаменела, затем, с неожиданной силой оттолкнув охранника, набросилась на Буржуя с криком:
- Что вы с ним сделали?! Отвечайте! Что вы с ним сделали?!
...Оля - так звали хозяйку квартиры - немного успокоилась и сидела в кресле, вытирая тыльной стороной ладони заплаканные глаза. Остальные пристроились кто где. Буржуй же примостился на корточках прямо напротив Ольги и не сводил с нее глаз в ожидании, когда она сможет начать рассказ.
- Это было около года назад... - тихо и как-то отрешенно проговорила девушка. - Я тогда очень поздно возвращалась домой, так получилось... Вышла на проспект, старалась поймать такси... Но машин было мало, и шел сильный дождь...
...Шел сильный ливень, и Ольга уже отчаялась поймать машину. Редкие автомобили проносились мимо, окатывая девушку фонтанами брызг, но это уже ее, и без того насквозь промокшую, совершенно не пугало.
Неожиданно рядом с ней остановилась машина, но Ольга даже внимания на нее не обратила: автомобиль был роскошный, на таких не "грачуют" на ночных улицах. Однако задняя дверца открылась, и из салона донеслось: "Садитесь".
В иных обстоятельствах Ольга только шаг ускорила бы, но в ту минуту ей неимоверно, очень хотелось попасть в тепло, оказаться в горячей ванне, выпить крепкого чаю. Она несмело приблизилась и заглянула в салон.
Не слишком яркое освещение салона не позволяло рассмотреть детали, но Ольга обратила внимание на очень элегантный костюм мужчины, сидевшего за рулем, и на его грустные, как ей показалось, и очень светлые глаза. "Садитесь", - снова повторил водитель без всякого нажима, и все же в негромком голосе его чувствовалась уверенная сила. Почему-то Ольге захотелось подчиниться и почему-то ей показалось, что рядом с этим человеком ей не грозит никакая опасность. С сомнением взглянув на свою промокшую одежду и на дорогую велюровую обивку сидений, она нырнула в машину и назвала адрес.
Автомобиль уже несся по пустынным улицам, когда рядом с Ольгой зашевелился какой-то сверток, который девушка поначалу принимала за небрежно брошенную на заднее сиденье куртку. Сверток жалобно захныкал. Ольга присмотрелась - возле нее лежал полуторагодовалый ребенок в непромокаемом комбинезончике. До этого момента малыш спал, но сейчас проснулся и заплакал.
Совершенно инстинктивно девушка взяла его на руки и стала баюкать. Малыш доверчиво прильнул к ней, тут же успокоился и мирно засопел. Улыбаясь малышу, Ольга даже не заметила, что в зеркальце заднего вида за ней внимательно наблюдают блекло-прозрачные глаза.
У Олиного подъезда машина остановилась. Водитель повернулся к девушке и со спокойной усталостью проговорил:
- Мне пора. Оставьте мальчика себе. Его мать умерла. Если я останусь жив, то вернусь за ним. Если нет - он доставит вам много радости: в его жилах течет немного подпорченная, но все же кровь Чингисхана...
И человек с прозрачными глазами вышел под дождь и зашагал в темноту.
- Подождите! - крикнула ошарашенная Ольга ему вслед, приоткрыв дверцу. - Да вы что? Это вы так шутите?
- Нет. Просто мне пора, - донеслось из темноты, из-за сплошной завесы дождя. - Не отдавайте его, он сделает вашу жизнь осмысленной хоть на какое-то время.
Девушка выскочила из машины с ребенком на руках и бросилась за незнакомцем, но холодные капли упали малышу на лицо, он проснулся и заплакал. Оля инстинктивно наклонилась, защищая малыша от дождя своим телом, и оторопело посмотрела в темноту, все еще не веря, что все это действительно случилось. И случилось именно с ней.
- И вы... вы оставили себе ребенка? - жадно спросил Буржуй.
Оля очнулась от воспоминаний и тут же заплакала:
- Я... всю ночь просидела около телефона, - проговорила она сквозь слезы, - думала, как поступить... Несколько раз даже набирала номер... А потом, на рассвете, решила... Что вы так смотрите? Почему я не могла оставить его?! Почему?.. Вы думаете, в приюте ему было бы лучше? Да, я знаю, что нарушила закон, но тот, кто писал этот дурацкий закон - у него нет сердца!.. Малыша не украли, я точно знаю!.. Я даже в милицию звонила!.. Честное слово!.. Машина долго стояла перед домом, затем куда-то исчезла...
Буржуй тихо и отчетливо, стараясь, чтобы не задрожал голос, спросил:
- Где?.. Где он?..
Ольга от удивления даже плакать перестала.
- Я думала, вы... Разве вы не заодно с ним? - Она обвела присутствующих изумленным взглядом, но все смотрели на нее с таким же немым вопросом в глазах, и тогда она, всхлипнув, снова заговорила: - Он... пришел сегодня утром... Точно такой же, как год назад... И прямо с порога сказал - у него такая улыбка, знаете, я не могу объяснить, - он сказал: "У вас есть что-то, что вам не принадлежит, Ольга. Помните грозовую ночь?" Я не успела ничего сделать, даже закричать не успела. Мне вдруг стало больно... Невыносимо больно... Здесь, в груди... Я на несколько мгновений потеряла сознание, а когда очнулась... - Она снова зарыдала, но быстро справилась с собой. - Их уже не было... А я даже скорую вызвала, потому что думала - умру... - Доктор Костя, смущенно кашлянув, отвернулся к шкафу и с невинным интересом принялся рассматривать книги. Ольга продолжала: - А потом так же неожиданно все прошло... И вот я жду... Просто сижу и жду... Сижу и жду...
- Чего же вы ждете? - хмуро поинтересовался Буржуй.
- А что, что я могу еще делать?! - прокричала Ольга. - Пойти в милицию?! Кто я для них - воровка детей? Соучастница неизвестно кого?..
В этот момент Борихин совершенно бесцеремонно оттеснил Буржуя и протянул Ольге карточку Кудлы:
- Оля, успокойтесь и посмотрите, пожалуйста, очень внимательно...
- Да что тут смотреть! - не дала ему договорить Ольга. - Это же он! Он!!! - Все как по команде сорвались со своих мест и побежали к двери. И несчастная девушка только и успела прокричать им вслед: - Подождите же! Кто вы?! Отдайте мне моего мальчика!!!
Издалека окна в особняке Кудлы казались темными, но с близкого расстояния стало заметно, что где-то в глубине дома горит неяркий мерцающий свет. С пистолетами в руках Буржуй, Толстый и его охранники тихо проникли внутрь. Свет горел в том самом глухом углу, где совсем недавно прятался Буржуй. Только теперь там стояла видеодвойка, и это ее экран сиял ярким фоновым светом. Перед телевизором стояло любимое кресло Толстого. И в этом кресле явно кто-то сидел. Кто-то очень маленький, не видный из-за спинки. Кто-то, чье присутствие выдавала только колеблющаяся на стене тень.
Буржуй, слыша, как грохочет его собственное сердце, приблизился к креслу и заглянул в него. Там в позе ребенка сидел плюшевый мишка, а на его лапе лежал пульт видеомагнитофона. Чуть помедлив, Буржуй нажал кнопку, и на экране появилось то же самое кресло, вот только сидел в нем маленький заплаканный мальчик, и, прижимая к себе того самого плюшевого мишку, говорил в камеру явно заученный текст:
- Папочка, любимый, дядя говорит, что ты есть, и мы будем все вместе гулять - и я, и ты, и мама. Но только если ты, папочка, будешь очень-очень послушный...
ГЛАВА 25
Чуть поодаль играла траурная музыка, слышно было, как произносят надгробные речи. На старом городском кладбище хоронили Бориса. Старый авторитет уходил навсегда. Буржуй, Толстый, Пожарский и Борихин сидели в стороне, на скамеечке у чужих могил и ждали. Буржуй не хотел толкаться в толпе, среди большей частью посторонних и неприятных людей. С Борисом он хотел попрощаться без суеты и лишних формальностей. Примерно то же чувствовали остальные. Но не Борихин. Тот высказался зло и без церемоний:
- Я уголовникам почестей не воздаю. Не для того я эту мразь полжизни уничтожал, как мог, чтобы на их могилах поклоны бить. И вообще, нашли место для совещания!
Буржуй поиграл желваками, но промолчал. Сыщик до сих пор был сам не свой от горя, так что нужно было стерпеть. Зато за покойного вступился Толстый.
- Зря ты так, Борисыч, - примирительно проговорил он. - Может, Борис, ну, одним словом, по твоему ведомству и не святой, но мужик он был реальный. Сильный, честный. Мужчина, одним словом! Я, сам знаешь, тоже эти самые кладбища не люблю, но так уж сегодня совпало. А кроме того, этот ваш майор сам сказал, что должен на похоронах быть, не так, что ли?
Мужчины помолчали. Потом разговор зашел о странных событиях последних дней, похищении ребенка, об участии в нем Кудлы. Буржуй уже совершенно не сомневался в том, что его близких убил именно он. И только жалел, что не пристрелил его тогда, в селе.
- Но у него же полное алиби, - усомнился Пожарский.
- У него было бы алиби в одном случае: если бы он все время был рядом со мной! - отрезал Буржуй. - Ясно!?
- Вы, Коваленко, тоже не перегибайте. - Борихин, ненавидевший Кудлу не меньше Владимира, оставался ментом. - Мовенко официально запрашивал Интерпол, а это, знаете, организация серьезная, отписками не занимается... Лучше скажите: вы точно уверены, что на пленке ваш сын?
- Да, - без малейших сомнений сказал Буржуй и отвернулся.
- Ну, тогда... - сыщик поколебался, подбирая слова, - завидую вашей выдержке. Честное слово.
- Эх, а сейчас-то чего делать? - Толстый по давней привычке поскреб в затылке.
- Ждать, - резко ответил Буржуй.
- Чего ждать? - не выдержал Борихин. - У моря погоды?
- Он появится, - убежденно проговорил Коваленко. - Обязательно появится. Он все это делает не просто так.
- И все равно не понимаю, - пожал плечами Пожарский. - Если Воскресенский ни при чем, кто сел за компьютер - наш компьютер! - и перепроверил данные?
- Я вам, Олег, могу еще сотню таких вопросов задать, - Борихин досадливо поморщился. - А что толку?.. О, Серега идет.
По аллейке между могилами к ним действительно подходил Мовенко. Именно от него - из первых рук - Буржуй непременно хотел получить сведения о запросе в Интерпол.
- Привет всем, кого не видел, - майор пожал руку Борихину, остальным небрежно кивнул. - Мерзкое зрелище. - Он мотнул головой в сторону продолжавшегося траурного митинга. - Хоронят, как какого-нибудь врача-академика! А самих можно через одного вязать. Мразь, урки!
Борисыч, только что высказывавшийся приблизительно в том же ключе, остался доволен. Бросил:
- Серег, тут ребята в алиби Кудлы сомневаются...
- Мало ли кто в чем сомневается. Я одно знаю: по официальному ответу Интерпола на наш запрос господин Кудла во время гибели вашей семьи, Коваленко, находился в Нью-Йорке, где его видели многочисленные свидетели. И уж точно не вылетал из Соединенных Штатов. Так что - в отличие от вас, кстати, - у него алиби есть.
- Прослушки нет, у Кудлы - алиби. Что, прикажете в чудеса верить? - в упор посмотрел на майора Буржуй. Тот ответил тяжелым взглядом.
- Я вам ничего не приказываю. Игорь попросил меня об услуге, я ее оказал. А свои ребусы дурацкие разгадывайте сами - я к вам не нанимался!
После бесконечных проволочек и оттягиваний Вера наконец покорилась необходимости и собралась на дачу. Она шла по двору к машине во главе небольшой процессии - нагруженных корзинами, свертками и сумками охранника Ивана и доктора Кости. Зазвонил телефон.
- Да, - проговорила она в трубку. - Толстый, лапочка, не ругайся, мы уже выходим... Честное слово, уже возле машины. Вот Ваня может подтвердить... Слушай, ничего нового? Ну как - насчет Володеньки?.. Да? Хорошо... Конечно, как только приедем, я позвоню. Обещаю!.. Все, целую тебя... - Она отключила трубку и скомандовала: - Мальчики, давайте это все в багажник. Влезет?
- Конечно, влезет, - тяжело вздохнул Костя и окинул пренебрежительным взглядом приличную горку клади. - Меня, честно говоря, даже беспокоит, что мы взяли так мало еды. Вы же говорите - там всюду лес, а какие в лесу продмаги...
- Я же вам говорила, Костик, не волнуйтесь: у Толстого там припасов - как на случай войны.
- Питаться консервами - значит сознательно укорачивать себе жизнь, - докторским тоном проговорил Константин. - Странно, Вера, вы - такая практичная девушка, а не понимаете элементарного...
- Ладно, уговорили, - Вера захлопнула багажник. - По дороге заедем к китайцам, купим чего-нибудь вкусненького.
- Вера, запомните раз и навсегда: нет ничего лучше нашей здоровой крестьянской пищи! Поверьте мне!
- Неправда, китайцы прекрасно готовят, - возразила Вера.
Пораженный таким кощунственным утверждением, Константин с жаром напустился на нее:
- Вот пусть сами и едят свое... В общем, то, что наготовили! Китайцы! - Доктор возмущенно выпучил глаза. - Мерзость какая! И откуда только в вас эти глупости, не пойму! - Он с осуждением взглянул на Веру.
- Ладно, убедили, - улыбнулась та. - Сейчас заскочим на базар и накупим... Как вы там говорили? Простой крестьянской пищи. Идет?
Костя мгновенно оттаял и засиял.
- Конечно! Вот так бы сразу. Только сало, если не возражаете, буду выбирать я.
Вера не успела дать свое согласие, как рядом с ними резко взвизгнули тормоза двух машин. Дверцы мигом распахнулись, и оперативники моментально окружили Веру и ее спутников. Иван тут же выдернул из кобуры свой пистолет и прикрыл собой хозяйку, но шедший к ним неспешным шагом майор Мовенко только презрительно поморщился.
- А ну без резкостей, пацан! - прикрикнул он на Ивана. - Ствол спрятать, я сказал! Милиция! - Иван неохотно сунул пистолет за лацкан, но от Веры не отступил ни на сантиметр. Майор смерил его пренебрежительным взглядом. - Гуляй пока. И радуйся, что я не по твою душу.
Люди Мовенко в это время успели защелкнуть наручники на запястьях застывшего в изумлении Константина.
- Ой... Что вы... - испуганно залепетал тот. - Что вы делаете?.. Я должен... ехать на дачу!
- Ага! Сейчас поедем! На мою... - издевательски хмыкнул майор. - В машину его.
- Что вы делаете? - пришедшая в себя Вера оттолкнула Ивана.
- Арестовываю задержанного, который сбежал из места содержания, насмешливо посмотрел на нее майор. - Еще вопросы есть?
- Ой, ну больно же! - закричал в этот момент Константин, которого без излишних церемоний волокли к машине. - Зачем вы так меня дергаете?
- Какие мы нежные! - скривил губы Мовенко. - До КПЗ потерпи - там ой как по нежности соскучились.
- Стойте! - крикнула Вера. - Вы не имеете права!
- Ага! - на ходу закивал головой майор. - У вас забыл спросить!
- А вы знаете, кто мой муж?!
Мовенко остановился и резко развернулся. На Веру он посмотрел так, что она поневоле отступила на шаг.
- А вы знаете, что я делаю с теми, кто меня всякими там мужьями-знакомыми, пугает?! Еще одно слово - поедем все вместе! Это ясно?!
Он сел в переднюю машину, и она, а за ней и вторая сорвались с места. Вера, переглянувшись с Иваном, тут же схватилась за трубку мобильного телефона.
Буржуй позвонил в дверь. Та тут же распахнулась. Появившаяся на пороге Ольга смотрела на Коваленко со смесью облегчения и досады.
- Вы... - она отступила в сторону, давая понять неожиданному гостю, что он может войти.
- Извините, я вчера не спросил ваш номер телефона... - смущенно проговорил Буржуй, оказавшись в прихожей. - Поэтому не мог позвонить.
- Какая разница, - Ольга не могла понять, зачем этот человек притворяется. В прошлый свой визит он успешно обошелся без всяких церемоний. И девушка не удержалась: - Вчера ведь вы просто вломились. И так же исчезли. Я даже не поняла, кто вы такие. Как же просто и быстро жизнь может превратиться в страшный сон.
- Да, - Буржуй вздохнул и поднял на Ольгу виноватые глаза. Просто и быстро...
- Вы-то что об этом знаете? - удивилась та. - У вас же не похищали ребенка.
- Оля, скажите... - Коваленко замялся на мгновение. - Можно мне посмотреть... его фотографии? Ну, более ранние. Они у вас есть?
- Конечно. Но зачем вам? - девушка бросила на Буржуя недоуменный взгляд. - А впрочем, какая разница. Я все равно сама только и делаю, что разглядываю их сутки напролет. Пойдемте в комнату...
Фотографий в альбоме было много. Буржуй с затаенным трепетом разглядывал снимки вдруг вернувшегося к жизни сына. Вот он совсем кроха, тут уже чуть подрос, а здесь и вовсе играет с мячом где-то в саду... Буржую начало казаться, что он спит. Оля комментировала каждую фотографию, и было видно, что это занятие и доставляет ей удовольствие, и больно ранит одновременно.
- Это он после болезни. Видите, какой бледненький. А это мы на дачу к моей сотруднице ездили. Совсем недавно, в мае...
- Скажите, а Кудл... этот человек назвал вам имя? - вдруг спросил Буржуй.
- Имя? - не поняла Оля.
- Ну как зовут ребенка...
- А... Нет. Он ничего не сказал. Имя я выбрала сама.
- К... какое? - голос у Коваленко сорвался.
- Простое и красивое. Владимир... Что с вами? - Буржуй вдруг упал лицом на сложенные на столе руки, и плечи его затряслись. Сначала он плакал по-мужски - беззвучно, и только конвульсивно содрогавшаяся спина выдавала его состояние. Но потом вдруг оторвал голову от стола и зарыдал по-детски, размазывая по лицу слезы и заходясь от всхлипываний. Любая выдержка имеет предел. Взрослый, уверенный в себе мужчина за одну секунду превратился в несчастного исстрадавшегося детдомовского мальчишку.
- Да что вы? Успокойтесь, пожалуйста! Ну не надо, я прошу вас... растерянно лепетала пораженная этим зрелищем Ольга.
Поначалу она смотрела на зашедшегося в плаче человека в полном замешательстве. Взрослый мужик истерично рыдал в чужом доме на глазах у посторонней женщины. Но потом что-то изменилось: холод в груди превратился в горячую бусинку жалости... Ольга обняла Буржуя и прижала его голову к груди. И тот, никогда не знавший материнской ласки, откликнулся так же инстинктивно как ребенок, ищущий зашиты под теплой родительской рукой. Он уткнулся Ольге в плечо, и постепенно его рыдания стали утихать...
...Смущенный и еще не до конца пришедший в себя, Буржуй сидел с Ольгой на кухне и пил сваренный ею кофе. Ему было и стыдно, и неловко, но вместе с тем он чувствовал огромное облегчение. Тяжесть последних дней больше не давила на плечи невыносимым грузом.
- Вы извините меня, Оля, - проговорил он с нервным смешком, пряча покрасневшие от слез глаза. - Я уж и не вспомню, когда плакал в последний раз. В детстве, наверное...
Девушка, казалось, считала, что происшедшее десять минут назад не нуждается ни в каких объяснениях. Она накрыла ладонью руку Буржуя.
- Если не хотите, не нужно ничего говорить... Правда...
- Нет, так не получится, - грустно покачал головой Владимир. - Я должен вам сказать одну вещь. Очень важную вещь. Может быть, после этого вы меня возненавидите...
- Вас? За что? - удивилась Ольга.
- Сейчас, я сейчас... - Коваленко закурил, отхлебнул глоток кофе, но, поморщившись, отодвинул чашку. Ему сейчас просто необходимо было выпить. И он, помедлив, спросил у хозяйки: - Извините, у вас нет виски?
- Виски? Нет, - с сожалением проговорила Ольга и честно призналась: - Я его, по-моему, в жизни не пробовала... - Вдруг она вспомнила и потянулась к навесному шкафчику. - Коньяк есть! Правда, там совсем немного. Хотите?
- Да, спасибо.
Не дожидаясь, пока Оля разыщет бокал. Буржуй сделал жадный глоток прямо из горлышка. И надолго замолчал.
- Извините, вы хотели мне что-то сказать, - напомнила ему девушка. - Что-то важное...
- Оля... Милая Оля... - Буржуй в волнении подыскивал слова и не мог найти те, которыми можно было объяснить сидевшему напротив замечательному человеку, почему он, этот человек, должен лишиться права на самое для него дорогое на этом свете. - Вот вы говорили, что я ничего не испытал в жизни. Но это совсем не так. К сожалению... Черт, что я несу?!. - Владимир тряхнул головой. - Что несу!.. - И он закричал от боли бессилия и отчаяния: - Он - мой сын, Володька! Мой малый, убитый, мертвый, потерянный! И зовут его, как и меня! Точно так же, как вы его назвали!..
- Что вы такое говорите? - пораженная Оля, еще не до конца осознав услышанное, с легкой опаской уставилась на Коваленко.
- Да правду я говорю, - уже тихо сказал Буржуй. - Понимаю - бредом отдает, шизой... Вообще непонятно, как вы меня терпите... Вломился к вам, разрыдался, как баба... Я и сам не пойму, что со мной делается такое, правда...
- Вы... хотите отобрать моего сына? - едва выговорила Ольга помертвевшими от отчаяния губами и тут же вскрикнула: - Но почему? Я не понимаю... Что вам всем нужно?! Кто вы вообще такой?! Откуда вас принесло?! Почему я должна вам верить?!!
Буржуй сделал еще один долгий глоток.
- Не знаю... Наверное, не должны... - Он помолчал. - Можно, я расскажу вам то, что никому и никогда не рассказывал, даже своим друзьям? Почему-то мне захотелось это сделать... Впервые за все время... Это случилось год назад, в мае...
И вдруг в руках у Буржуя с глухим хрустом лопнула конвульсивно сжатая пальцами чашка с остывшим кофе. Владимира начала трясти крупная дрожь звериная, жуткая. И это был уже не приступ плача - Буржуя бил нервный озноб. В этот миг Коваленко был похож на безумного с выпученными глазами. Оля сзади обхватила его за плечи.
- Ну что вы... Не надо, пожалуйста!.. - стала она приговаривать. Не надо, милый несчастный человек...
Она крепко прижалась к спине Буржуя, и тот, словно ждал этой давно забытой им женской ласки, тут же замер, перестал дрожать. По щеке его скатились две слезы. Он встал и обнял девушку - крепко, жарко. Она ответила ему. И в этом взаимном порыве было мало влечения, но было нечто большее - почти родственное, полное взаимной доброты и жалости, и понимания...
...Они лежали в постели, чуть отстранясь друг от друга. Просто, как часто бывает после первой близости, оба боялись нахлынувшего чувства нежности - необъяснимого, запрещенного... Буржуй смотрел в потолок спокойными черными глазами и словно прислушивался к себе.
- Странно... - проговорил он внезапно.
- Что странно? - откликнулась Ольга.
- У меня нет чувства вины... Измены...
- Может быть, верность мертвым - это память... Ты же не изменял своей памяти?
- Нет. Извини. Сам не знаю, что со мной сегодня...
- Ты не должен извиняться. Мне очень хорошо. Хорошо и спокойно...
- Мне тоже... Наверное, это неправильно. Но... У меня такое чувство, что я впервые оказался дома. Здесь, в этой квартире, где я второй раз в жизни... Может быть, я схожу с ума?
- Или наоборот - возвращаешься к жизни... - Он резко повернул голову и посмотрел на нее.
- Мне рано возвращаться к жизни! - сказал жестко, рывком вскочил и начал одеваться.
- Я тебя обидела? - Ольга присела в постели.
- Нет. Просто напомнила... Мне нужно идти. Можно я приготовлю себе кофе?
- А вот этого нельзя, - мягко улыбнулась она. - Кофе тебе я приготовлю сама...
...Расставаясь в прихожей, оба выглядели смущенными и немного растерянными.
- Оля... Я... - начал Буржуй.
- Не нужно ничего говорить, - Оля не дала ему закончить. - Правда. Я... действительно хотела этого... И не волнуйтесь. Можете считать, что ничего не было. Вам же так будет легче, правда?..
- Мы снова на "вы"? - грустно улыбнулся Буржуй.
- Я же говорю: как будто ничего не было.
- Было, - он неуступчиво покачал головой. - Во мне... ожило что-то. Было мертвым - и ожило... Я чувствую.
- Не нужно сейчас ничего говорить, - Оля зажала ему рот ладонью. Пожалуйста. Идите, найдите моего... вашего... Найдите Володю!
Буржуй вздрогнул, словно вот только теперь окончательно пришел в себя.
- Да. Мне нужно идти. Но я... Я приду еще. Можно? - Оля спокойно и серьезно взглянула в глаза Буржую.
- Да. Можно.
В спорткомплексе Гиви все, как ни странно, шло своим обычным порядком: на кортах махали ракетками веселые возбужденные люди, в тренажерном зале тоже яблоку негде было упасть. Сам Гиви, совершенно трезвый, в аккуратном спортивном костюме, приводил в порядок "железо" - гири, блины от штанг, противовесы, гантели.
Изобразивший крайнюю печаль на лице Артур, надевший по этому случаю нечто такое, что, по его мнению, должно ясно было символизировать большое личное горе, не без опаски подошел к грузину.
- Здравствуй, друг. Вот, заехал посмотреть, как ты...
- Спасибо... - Гиви продолжал сортировать противовесы. - Я-то что! Я - как обычно...
- Вообще-то я думал, у тебя все закрыто, траур. А сам ты - на поминках...
- Я пошел было... - признался грузин. - А там водку хлещут, жрут. Слова разные красивые говорят... А у меня поверишь - ком в горле: ни слова сказать, ни выпить... Я и ушел... Я о Борисе не слова говорить буду. Я память о нем увековечу!
- Монуман отольешь? - гаденько улыбнулся Артур. Гиви не обратил или не захотел обратить внимания на издевку и сказал очень серьезно:
- Я мой спортивный клуб именем его назову! Чтобы дело его продолжалось! Чтобы молодые не к бутылке тянулись!
- Твой гордый замысел я понял. Только боюсь - городские власти не одобрят. В особенности - Министерство внутренних дел.
- Хрен я у них спрашивать буду! - рявкнул Гиви. - Мой клуб - как хочу, так и называю! И хватит лыбиться! - Артур поспешно отступил на несколько шагов.
- Ладно, оставлю тебя наедине с твоим горем... - В дверях он оглянулся. - Да, я что спросить хотел... Насчет Брюсселя ты не передумал? Хотя, что это я... Ладно, а Толстый сегодня будет?
- Анатолий Анатольевич? Ну, обещал быть вечером, тебе-то что?
- Да так... Дело у меня к нему... Важное...
Пока охранник платил деньги за горючее, отойдя к стеклянной будочке заправки, Толстый, опершись спиной на капот, позвонил по мобилке.
- Алло, Борисыч? Это я. Слушай, не хочу огорчать твою широкую ментовскую душу, но в нашем правовом государстве творится легкое беспределище. Особенно когда Варламова в городе нет... Что, меня? Еще чего! До такого фашизма не дошло. Костю взяли... Какого, какого. Кореша моего! Народного целителя с европейской известностью! Прямо возле подъезда! И нашли ведь, гаденыши! В общем, я вижу, кое-кто у нас порой мирно жить не хочет. Как говорится, мы не хотели этой войны, нам ее навязали. Одним словом, я звоню министру... Тому самому, какому же еще! Он мне на последней рыбалке спиннинг сломал, так что с него как раз причитается... Что - подожди?.. А не надо было хорошего человека трогать! И мою жену расстраивать!.. Ладно, решай сам, если ты такой добрый. Но чтобы надежда народной медицины дышала озоном еще сегодня, идет? Смотри, обещал... - Он отключил телефон и повернулся к охраннику. - Ну чего, полный? Тогда - вперед!
Врач вошла в палату как раз в тот момент, когда спор медсестры с Воскресенским достиг наивысшего накала.
- Лариса Николаевна, я не могу больше... - сестричка устало вздохнула.
- Я не пойму, что такое страшное происходит, - уже почти уверенно стоявший на ногах Воскресенский пожал плечами. - Я всего-навсего прошу вернуть мне мою одежду. Я, совершенно здоровый человек с парой синяков, лежу среди покалеченных, слушаю стоны и смотрю в потолок...
- Прекратите кривляться и ложитесь на место, - привычно повысила голос врачиха. - У меня слишком много работы, чтобы тратить время на уговоры.
- В том-то и дело! - Воскресенский был спокоен и тверд. - У меня тоже много работы, друзья ждут от меня помощи, а я здесь симулирую, можно сказать... Лариса Николаевна, давайте будем взрослыми людьми! Если нужно, я напишу любую расписку или что там полагается...
- Ладно, - устало вздохнула врач. - Как хотите... Пойдемте ко мне, напишете расписку. Танюша, а вы принесите одежду больного. Да, на его место неизвестного с травмой головы.
Борихин с совершенно несчастным видом сидел в кабинете Мовенко и слушал, как психует его хозяин:
- Пусть звонит - министру, прокурору... Президенту пусть звонит! Ясно?!
Несчастным Игорь Борисович чувствовал себя потому, что оказался в идиотском положении. С одной стороны Анатолий Анатольевич напирает, и на его стороне справедливость. А с другой - старый дружок Серега уперся рогом. Он, может, и не прав, но существует еще и элементарная лояльность по отношению к другу.
- Ты чего психуешь? - попробовал урезонить Борихин разбушевавшегося майора.
- Достали меня твои дружки-миллионеры, ясно?! - тот продолжал брызгать слюной. - Я им позвоню! Министру? Он как раз в Брюсселе, пусть звонят!
- Да не убийца Костя! Это не министр - я тебе говорю, - Борихин постарался говорить твердо. - Я его тыщу лет знаю! Все равно завтра Варламов приедет, придется доктора выпускать...
- Завтра! - фыркнул Мовенко. - Он мне до завтра собрание сочинений напишет! В трех томах!
- А если не напишет? - усомнился Борисыч.
- На спор хочешь? Я его в шестую поместил, к лучшим людям...
- Ты что, рехнулся?! - не на шутку встревожился Борихин. - Зачем?
- А в воспитательных целях, - с короткой ухмылкой пояснил майор. Для ума...
- Да какие к черту воспитательные цели! Его там покалечат - и все воспитание...
- Ничего, - майор захлопнул картонную папку, - сговорчивей будет...
- Но хоть мне-то можно его повидать? - спросил Борихин.
Мовенко встал из-за стола и пристально посмотрел другу прямо в глаза.
- Извини, Игорь, нет. Ты его поддерживать станешь, а мне он для работы нужен готовенький, потекший. Какими слабаки вроде твоей Ванги в штанах из "шестой" прибывают...
Лишь только медсестра, позванивая использованными ампулами о стенки кюветы, вышла из двери и завернула за угол, как в палату проскользнули необычные посетители.
Одетые в белые халаты и с марлевыми повязками на лицах, они напоминали бы врачей или санитаров, но уж слишком бесшумно, обмениваясь на ходу странными жестами, передвигались по коридору.
В палате было тихо - кто спал, кто вообще лежал без сознания. Лишь на секунду замерев на пороге, пара уверенно направилась к койке, которую еще час назад занимал Воскресенский. Лежавший сейчас на ней человек отвернулся лицом к стене и почти с головой укрылся одеялом - выглядывал только забинтованный затылок. Шедший в паре первым вытащил из-за пояса пистолет с глушителем и приставил его к этому затылку. Но вдруг усомнился в чем-то и резко отдернул одеяло. Под ним оказалось хилое тело такого дряхлого и неподвижного старика, что неясно было, спит ли он очень крепко, или уже умер. Неизвестные быстро, не обменявшись и словом, развернулись и вышли из палаты. Никто из больных даже не проснулся.

ГЛАВА 28
Появление в офисе бледного и совсем еще неуверенно ступающего на больную ногу Воскресенского у Пожарского и Буржуя вызвало одинаковую мысль: стряслось еще что-нибудь страшное.
- Что случилось? - выразил эту мысль в вопросе Буржуй. - Зачем вы встали? Вы же ранены.
От охранников внизу Алексей уже знал о том, что приключилось с женой Толстого и в каком состоянии в данный момент пребывает господин генеральный директор. Теперь Воскресенский и сам увидел Анатолия Анатольевича, безмолвной глыбой застывшего на кушетке. Что могли значить его, Воскресенского, ссадины в сравнении с такими событиями? Но свои соображения Алексей выразил проще:
- Ранен - громко сказано. Вы не будете возражать, если я останусь и буду полезен. Во всяком случае, постараюсь...
- Алексей Степанович, дорогой... - нахмурился Буржуй. - Как бы вам это объяснить... То, что здесь происходит, а главное будет происходить, это... не работа. Это месть и война. И это наши месть и война. Я бы сказал даже - лично мои, но мы - одна семья.
Алексей помолчал немного. А когда заговорил, в голосе все же прорвалась обида:
- Я все понимаю. Конечно... Нет, не подумайте, я не могу напрашиваться, это было бы странно и некрасиво...
- Напрашиваться? - с жаром перебил его Пожарский. - Разве на опасность напрашиваются?
- Я хотел сказать, - уже совершенно ровным тоном продолжил Воскресенский, - я совсем не близкий вам человек. С какой стати вы должны считать меня своим... И все же разрешите мне остаться. Пожалуйста. Нет, не подумайте, ради бога, я не стану просить у вас пистолет, тем более - никогда не держал его в руках. Просто я подумал - вам сейчас не до работы. - Он бросил еще один взгляд на Толстого. - Анатолию Анатолиевичу - тоже. А фирма ведь продолжает функционировать. У меня на автоответчике пятьдесят два сообщения...
- Милый вы мой Алексей Степаныч, - с грустной улыбкой проговорил Буржуй. - Каждую минуту фирмы может не стать. Да что фирмы - любого из нас!
- Но пока она есть, - возразил Алексей, - позвольте мне попытаться привести дела в порядок. Как говорят англичане, игра продолжается, пока арбитр не дал финальный свисток.
- А вы что, действительно сможете работать в такой обстановке? не поверил Пожарский.
- Видите ли, Олег,- чуть ли не виновато ответил Воскресенский. Я, по-моему, могу работать совершенно в любой обстановке. Сам не знаю, как это объяснить. Наверное, наследственное...
- Я жалею, что не узнал вас раньше, - просто сказал Коваленко. Честное слово.
- Если меня не уволят, - улыбнулся Алексей, - у нас впереди много времени.
- Рядом с нами вам грозит все, что угодно, кроме увольнения, заверил его Буржуй.
- Значит, я могу идти работать?
- Конечно. Тем более, вы правы: финального свистка еще не было. И мы еще поиграем...
- Спасибо, - Алексей кивнул и вышел.
- Да... - едва ли не восхищенно протянул Буржуй. - Бизнесу надо учиться только в Англии...
Оставив маленького Володю в комнате и еще раз показав ему: "Тш-ш, тихо", Вера стала спускаться по лестнице на первый этаж. Половицы оказались крепкими и не скрипели. Добравшись до нижних ступенек, Вера замерла: отсюда было видно, что в гостиной на первом этаже перед мольбертом стоял человек и писал картину. Мелодично зазвонил мобильный телефон. Человек взял трубку.
- Да, я... Все? Отлично! - Вера не могла видеть лица говорившего, но даже по голосу было слышно, что он улыбается. - Они не умели разговаривать, но могли все рассказать. Еще один из парадоксов этого странного мира... Да, вы правы, теперь уже не расскажут. Я свяжусь с вами. До свидания.
Человек положил трубку на место и вернулся к прерванному занятию. Вера сделала еще один совершенно беззвучный шаг, затем еще один. Человек продолжал совершенно спокойно работать, но вдруг таким же спокойным и негромким голосом, каким разговаривал по телефону, произнес:
- Не надо шнырять по дому, крестьянка. Он простой, но очень крепкий, ты не сможешь убежать. К тому же, если попытаешься, я тебя жестоко накажу. А ты, я знаю, совсем этого не хочешь...
При первых звуках этого голоса Вера, совершенно не сомневавшаяся в том, что ее не могли увидеть или услышать, вздрогнула. Потом, уже не таясь, она спустилась в гостиную и сделала несколько шагов по направлению к мольберту. Стоявший за ним человек обернулся, и девушка сразу же узнала это лицо. Она видела его на фотографии, которую таскал с собой Борихин и которую он предъявлял Ольге, той, которая приютила маленького Володю. Но вот глаза, подобные тем, которые сейчас смотрели на нее, Вера увидела впервые в жизни. Страшные глаза - светлые, прозрачные, ничего не выражающие, кроме легкой скуки, глаза цвета проточной воды.
Подойдя поближе, Вера села на диван и оказалась чуть сбоку и прямо напротив Кудлы. Она сидела, пристально глядя на него, и не говорила ни слова. Тот спокойно продолжал наносить мазки, не бросив даже взгляда на девушку. Наконец он ухмыльнулся.
- Жизнь бывает причудливой, правда? Ты родилась в какой-нибудь вонючей избушке с дощатым клозетом во дворе. Став столичной шлюхой, почувствовала себя королевой. Потом - дрянью. Буржуй появился и снова заставил тебя верить в сказки о Золушке, недоумок...
- Сам ты недоумок, - оборвала его Вера. - Настоящие мужчины для того и существуют, чтобы женщины могли верить в сказки...
- У... - Кудла насмешливо скривился. - Да ты для шлюхи хорошо умеешь говорить. Даже правильно ставишь ударения в словах. И, кстати, ты права. Только сказки бывают разными. Буржуй написал - вернее, пытался написать - тупую и сладенькую, на свой простецкий вкус. И у него, конечно же, опять ничего не получилось...
- У него получилось, - твердо возразила Вера.
- Правда? Тогда почему ты, содрогаясь от ужаса, сидишь передо мной и даже не решаешься спросить, что тебя ждет?
- С чего ты взял, что я содрогаюсь от ужаса? - Кудла впервые за все время посмотрел на девушку.
- Тебе не страшно? - недоверчиво спросил он.
- Конечно, немного страшно. Потому что ты убийца и шизофреник. И мои брат и муж обязательно убьют тебя.
- Ты можешь называть меня шизофреником, но не говори, что хоть на секунду поверила, будто Буржуй - твой брат. Просто маленькая шлюшка не растерялась, на что я и рассчитывал.
- Какая мерзость! - Вера гадливо передернула плечами. - Знаешь, ты вообще мерзкий тип, тебе это говорили?
- Проститутки - никогда. Я не пользуюсь их услугами. Это доступное удовольствие - для рабочих парнишек вроде Буржуя. Так что ты - первая.
Вера, которой в голову явно пришла какая-то догадка, еще внимательней пригляделась к человеку у мольберта, и вдруг, победно улыбнувшись, откинулась на спинку дивана.
- Слушай, а ведь ты завидуешь Буржую. Точно - завидуешь!
- Не говори глупостей, - проговорил Кудла, ни на секунду не отрываясь от полотна.
- Нет, серьезно. Я ведь шлюха, ты сам говорил, так что в ком-ком, а в мужиках разбираюсь.
- Вот именно: в мужиках. Если бы ты знала, как мне бывает душно на Земле, которой уже лет сто пытаются командовать именно мужики. Наверное, я слишком поздно появился на свет...
- Жаль, что ты вообще появился на свет, - очень спокойно и очень серьезно сказала Вера.
Кудла, которого этот разговор явно забавлял, лишь ухмыльнулся в ответ.
- Можешь пойти на кухню, поесть, - предложил он спустя некоторое время. - Там много еды.
- Я не буду есть в твоем доме.
- Это не мой дом, - заверил девушку художник. - Впрочем, как хочешь... Владимира я накормлю сам.
- Ну уж нет... - Вера встала. - Где твоя кухня?
- Найдешь по нюху. Вы, дворняжки, должны уметь... - Вера замерла на месте и зло спросила:
- Слушай, если ты такой крутой, почему ты не вызовешь моего мужа на поединок. Если бы он сейчас слышал то, что ты мне сказал...
- Зачем? - Кудла покачал головой. - Я не хочу убивать Толстого. Лет триста назад из него вполне вышел бы солдат, достойный сражаться под моими знаменами. Правда, должен тебя огорчить: я не разрешил бы ему жениться на шлюхе. Это недостойно настоящего воина.
- Ты просто больной! - не выдержала Вера.
- Уходи, крестьянка. Ты такая глупая, что я устал. - Кудла дернул щекой. - И повторяю: не пытайся бежать. Наказание будет жестоким. Лучше поспи, если сможешь... - Кудла поднял на девушку глаза, в них сквозила холодная насмешка. - Хотя, наверное, трудно уснуть, если не знаешь, что ждет тебя завтра, правда?..
Вера все же накормила маленького Володю и немного поела сама. На дворе потихоньку стемнело, и девушка стала укладывать малыша. Когда он улегся, она присела на край кровати, и он вдруг доверчиво взял ее за руку.
- Тетя, а ты не уйдешь?
- Не-а. А ты как узнал, что я - твоя тетя? Ты у нас такой хитрый, да?
- Не знаю, - признался малыш, - А ты что - правда моя тетя? Настоящая?
- Самая что ни на есть, - Вера погладила мальчугана по головке.
- Родная, да? - глазенки ребенка радостно блеснули.
- Да.
- А ты знаешь мою маму? - очень серьезно спросил вдруг Володя.
Вера поколебалась лишь долю секунды.
- Да, знаю. Она у тебя самая хорошая на свете...
- А почему дядя говорит, что она - не моя мама?
- Какой дядя? А, этот... От зависти. Ему обидно, что у тебя есть мама, а у него - нет.
- А еще дядя говорит, что мой папа жив, но его нужно убить, чтобы было лучше дышать...
- Вот мудак! - в сердцах вырвалось у Веры.
- Тетя, а что такое "мудак"? - заинтересовался новым словом мальчишка.
- А вот этот дядя, который тебе такое про папу говорил, он и есть мудак.
- А это нехорошее слово, да?
- Да. Нехорошее, - честно призналась Вера.
- А мне мама не разрешает нехорошие слова говорить, - сообщил малыш.
- Мы ей не скажем, не бойся.
- Это будет по секрету?
- Ага, по секрету.
- А ты со мной всю ночь будешь так сидеть?
- А ты как хочешь? - улыбнулась Вера.
- Хочу, чтобы всю ночь...
- А ты спать будешь?
Володя честно задумался и сообщил:
- Не знаю пока еще...
- Ах ты, хитрюга. Тогда покажи мне, как ты умеешь притворяться, что спишь. Умеешь?
- Умею. Очень умею.
Малыш крепко зажмурился, затем приоткрыл один глаз.
- Ну, так нечестно! - мягко укорила его Вера. - Я все вижу... Мальчик закрыл оба глаза и затих. - Вот так, хорошо...
И неожиданно даже для самой себя она тихо запела колыбельную старую, народную, которую ей самой пела в детстве бабушка. В ветхой хибаре, окутанной ароматами украинской ночи...
- Все равно мы напрасно делаем это, Буржуй. Мы сейчас должны все время быть вместе, - с жаром проговорил Пожарский.
Все еще погруженного в наркотический сон Толстого втиснули на заднее сиденье его собственного джипа, припаркованного у офисного здания. Рядом с машиной стояли Олег, Буржуй и Воскресенский. По приказу Коваленко все разъезжались по домам.
- Ты просто не смотрел на себя в зеркало, Олег, - устало улыбнулся Буржуй. - Нужно поспать, чтобы быть злыми и сильными.
- А почему ты думаешь, что он не позвонит ночью? - выдвинул Пожарский еще один аргумент.
- Нет. Все, что должно произойти, произойдет завтра...
- Ну откуда, откуда ты знаешь?! - не унимался Олег.
- Я не знаю. Я чувствую, - в темных глазах Буржуя вспыхнула искра ярости. - Он сам научил меня чувствовать. На свою голову...
- Слушай, Буржуй, а я почему-то чувствую, что нам не нужно уходить из офиса.
Коваленко обнял Пожарского, на секунду дружески стиснул его плечи, а потом легонько подтолкнул к стоявшей неподалеку "мазде".
- Потому что не выспался, Олежка. И завези домой Алексея Степановича.
Невозмутимый, как всегда, Варламов спасал Константина из рук закона. Доктор пока томился по ту сторону условной линии, отделявшей свободных людей от несвободных, и переминался в нетерпении с ноги на ногу. Шло подписание бумаг. Адвокат поставил последний росчерк.
- Вот и чудненько... - и он поманил Константина.
- Подождите. - Дежурный офицер, совершавший формальности вместо отсутствующего Мовенко, уперся ногтем в какую-то строку. - Тут написано: под наблюдение специалиста.
Варламов благодушно улыбнулся и подтолкнул вперед своего молчаливого спутника.
- Разрешите представить: Голик Леонид Николаевич, ведущий психиатр нашего города. Позвольте ваши документы, доктор. Буквально на секундочку. Пусть господин офицер лично убедится,
Костя, шмыгнувший тем временем навстречу свободе, уже теребил давнего знакомого за рукав.
- Коллега, я все объясню, - проговорил он виновато. - Пожалуйста, не сердитесь...
- Да что вы, Костя, - усмехнулся психиатр. - Конечно, можно было поговорить со мной... Кстати, рисполент, который вы мне посоветовали, - это просто чудо! Даже представить не мог, что возможен такой быстрый, а главное, стабильный эффект!
- Вот видите! - очень оживился Константин. - Кстати, если применять его в сочетании...
- Извините, что прерываю вашу беседу, господа, - вмешался адвокат. - Костя, у вас были личные вещи?
Доктора вопрос застал врасплох, но он послушно задумался с чуть глуповатым выражением на лице.
- Вещи? Да, точно были! Расчесочка. Такая, знаете, пластмассовая. Она еще чуть-чуть обгрызена с одной стороны. И карточка телефонная. Да, точно, теперь вспомнил. Она немножко помятая, но там как раз еще ровно на один звонок...
- Будьте любезны, господин офицер... - требовательно поглядел на милиционера Варламов.
- Нет у меня никаких карточек! - отрезал тот, еще толком не понимая, издеваются над ним или глупо шутят, но уже на всякий случай раздражаясь.
- Будьте добры, посмотрите внимательно.
- Да говорю - нет, - дежурный повысил тон. Со вздохом, преисполненным глубочайшего сожаления, Варламов поставил только что закрытый кейс на стойку и открыл его.
- Ну что ж... - он повернулся к Косте и Голику. - Извините, друзья, официальная процедура оформления утери или присвоения займет какое-то время. Прошу меня извинить...
- Да вы что, издеваетесь, что ли?! - взорвался офицер.
- Как вы могли подумать?! Что вы! - в тоне адвоката не было никакой издевки, только невозмутимое спокойствие.
- Какое присвоение?! Какая утеря?! - дежурный злобно вытаращился на Варламова. - Пусть спасибо скажет, что вообще выходит! Карточка! Помятенькая!
- Это ваше официальное заявление? - адвокат поднял на офицера маленькие колючие глазки.
Тот, доведенный уже до совершенного бешенства, сунул руку в карман и все его содержимое - мелочь, жетоны, ключи, а среди прочего и телефонную карточку - швырнул на стойку.
- Вот! Берите!
- Пожалуйста, убедитесь, что это именно та самая, - с невинным видом попросил Костю адвокат.
Тот взял карточку и очень тщательно обследовал ее со всех сторон,
- Не знаю, я не уверен, - признался он в конце концов. Вообще-то, моя не такая новая была...
- Ладно, не будем излишне мелочными, - позволил себе компромисс Варламов и снова повернулся к дежурному. - Будьте любезны расчесочку...
- Пострадала при задержании, - быстро проговорил дежурный, явно придумав ответ заранее. - Протокол у командира опергруппы, он на выезде. Можете подождать.
- Спасибо. Непременно. - И Варламов стал оглядываться, подыскивая место, чтобы сесть.
- А может, не стоит? - неуверенно проговорил Константин.
- Да, действительно, - поддержал коллегу Голик.
- Как вам будет угодно, - поклонился в их сторону Варламов. Клиент всегда прав, - эти слова адвокат адресовал уже дежурному, как бы ища у него сочувствия и согласия. - Всего доброго.
Хмурый дежурный ничего не ответил и только недобро посмотрел вслед уходившим. Доктор Костя на пороге чуть задержался и, как его учили, смерив дежурного наглым взглядом, цыкнул зубом.
Оказавшись на улице, Варламов тут же откланялся:
- Ну-с, молодые люди, всего доброго.
- Спасибо вам, - сказал ему Костя.
- Не за что, не за что. Просто моя работа, - бросил адвокат уже на ходу, направляясь к припаркованному поблизости "мерседесу".
Психиатры остались одни.
- Я тоже на машине, Костя, поэтому идемте, я вас подброшу.
- Понимаю... - Константин с некоторой горечью покивал головой. Снова желтый дом. Как говорится, родные стены...
- Да что вы, старина! - Голик дружески хлопнул коллегу по плечу, тот вдруг вскрикнул от боли. - Ой, простите, ради бога. Родная милиция постаралась?
- Нет. - Костя принялся расстегивать пуговицы мятой рубашки. Это, так сказать, почетный знак народной любви и признания...
Покрасневшее от воспаления плечо Константина украшала колоритная татуировка: крест и полумесяц, а вокруг двумя дугами надпись: "Бей активистов, режь сук".
- Потрясающе! - выдохнул пораженный Голик.
- Вам правда нравится? - Костя, мучимый сомнениями, с надеждой заглянул ему в глаза.
- Не то слово! - восхищенно покачал головой Леонид.
- Спасибо, - польщенный доктор стал застегиваться. - Значит, в дурдом не везете?
- Что вы такое говорите, Костя! Конечно же, нет.
- Жаль. Я, честно говоря, рассчитывал... Мне особенно идти некуда, а так все-таки - крыша над головой...
- Что же вы сразу не сказали! Едем - и немедленно! - Голик гостеприимно распахнул дверцу старенького "Москвича".
- Спасибо, коллега, - Костя уселся и снова полез под рубашку, чтобы бросить взгляд на татуировку. Потом спросил у заводившего машину Голика: - А вы правда считаете, что красиво получилось?
В комнате зазвонил телефон, и Ольга мигом бросилась к нему из кухни.
- Алло, Володя? Это вы? - она почему-то ни минуты не сомневалась в том, кто звонит.
- Мне пока нечего сказать... - раздался в трубке голос Буржуя. Но скоро будет, я точно знаю...
- Я - тоже... Как только ты появился, я почувствовала, что все будет хорошо... Правда... Ты мне не веришь?
- Верю.
- Ты придешь?
- Нет. Завтра будет тяжелый день...
- Ну зайди хоть на минуту! - взмолилась Оля. - Пожалуйста. Ты же близко, я знаю, я чувствую...
Буржуй стоял, опершись на капот машины, в Олином дворе. Немного помолчав, он сказал в трубку:
- Ты ошибаешься. Я очень далеко. И уже очень поздно.
- Неправда, - в голосе девушки слышалось разочарование. - Можно, я сама выйду?
- Нет. Прости...
- Это... из-за женщины, которую вы любили? Из-за вашей жены?
- Нет... Не только... Не знаю... А вообще-то, дело совсем в другом.
- Во мне? - упавшим голосом спросила Оля.
- Да, в тебе, но не так, как ты подумала... - Буржуй пытался говорить с деланным безразличием, но у него не получилось, эмоции все же прорвались: - Оля, милая, я впервые почувствовал себя дома рядом с тобой... Я думал, этого уже никогда не будет...
- А это... плохо?
- Это... очень хорошо. Это, наверное, лучшее, что может чувствовать человек, правда! И это то, на что я сейчас не имею права....
Буржуй отключил телефон. Он сидел на капоте машины под остывающей кроной старого каштана и прижимал к горячему лбу холодящую пластмассу мобильника. И не знал, конечно, что в той же позе - с трубкой у лба - сидела сейчас в своей квартире счастливая и одновременно несчастная Ольга.
Офисное здание погрузилось в сон до следующего утра. Только охранники бодрствовали в нем, дежуря по обычной схеме. Но одетого в черное Кудлу они не заметили. Он очень легко взобрался по наружной стене на второй этаж и притаился на козырьке над входом. На поясе у него висела включенная на прием и настроенная на волну охраны рация. Умело и почти бесшумно Кудла вскрыл окно и проник в здание. Постоял, прислушиваясь. Потом по лестнице поднялся на этаж, который занимал офис Толстого.
Здесь ему пришлось затаиться в темноте лестничной площадки и переждать очередной обход. Охранник прошагал буквально в метре от Кудлы и сообщил по рации, что "все чисто". Без всяких затруднений отключив сигнализацию, ночной гость вскрыл дверь сложной отмычкой и проскользнул в комнату, где стоял главный компьютер. Здесь Кудла едва заметно улыбнулся, снял с плеча сумку и вынул из нее моток белого кабеля и набор разъемов.
ГЛАВА 29
Прижавшись спиной к стене, Борихин пережидал: по половицам узкого коридора грохотал тяжелыми коваными ботинками взвод омоновцев. Накаленную атмосферу в отделении Игорь Борисович почувствовал еще на входе. Слишком нервно отчитывал кого-то по рации дежурный офицер, слишком озабоченные лица были у встречных оперов... А теперь вот - омоновцы в полном боевом снаряжении, в бронежилетах и с автоматами. Это могло означать только одно: произошло Ч П.
Немного растерявшись от царившей вокруг нервной суеты, Борихин все же решился ухватить за рукав угрюмого знакомого следователя:
- Вить!
Тот на секунду приостановился.
- Привет, Игорь. Извини, бегу...
- А что у вас за тревога?
- Да банду глухих вчера истребили. Всю, представляешь?! На Варшавском шоссе. Гранатами.
- Ничего себе! - только и смог выдохнуть Борихин.
- Ну! - Виктор сделал большие глаза и, уже убегая, добавил: Представляешь, какие сейчас разборки пойдут?!
- Подожди, - крикнул ему в спину сыщик, - ты Мовенко не видел?
- Нет, - на бегу оглянулся следователь. - Он, наверное, там давно...
Нужно было немедленно сообщить эту новость старому эксперту. Борихин приглядел уголок потише и достал мобильный телефон.
- Алло, Семен Аркадьевич! Вы не поверите, что произошло! Вы меня слышите?.. Что?.. Это я не поверю?.. Неужели нашли?!. Да, хорошо, я уже еду!.. - В трубке вдруг прозвучал странный хлопок, потом - слабый вскрик, и, наконец, что-то щелкнуло. Напрягшись, Борихин прислушался - ни гудков отбоя, ни каких-либо других звуков - только едва слышное шипение... И тогда, почему-то очень встревожившись, он почти закричал в микрофон: - Семен Аркадьевич! Семен Аркадьевич, что там такое?!.. Я вас не слышу!.. Что это было?!.. Семен Аркадьевич, ответьте!..
Тишина в трубке была гулкой, пугающей. Расталкивая на ходу встречных, Борихин выскочил из здания и в несколько секунд оказался у припаркованного поблизости "спортивного варианта". А за эти несколько секунд двадцать раз успел себя проклясть, что так и не появился у Семена вчера вечером. Похороны, поминки... Наверное, боль тоже может быть эгоистичной...
За рулем машины он вдруг представил себе, как жутко ему сейчас будет на забитых транспортом утренних улицах. Но тут же запретил себе думать об этом. Стиснув зубы, завел двигатель и решительно сорвал машину с места. Только мысль успела пронестись в сознании: "Ну, Василий, тебе посвящается..." Потом на размышления не осталось ни времени, ни сил. Начался ужас, похожий на старую компьютерную игру. Под колеса летит полоса дороги. Машина впереди. Уход вправо. Желтый сигнал светофора. Газу! Трель милицейского свистка. Ползущий грузовик. Влево, на встречную. Еще быстрее! Руки и ноги действовали автоматически: газ, тормоз, снова газ. Оказывается, они умели... По встречной прямо в лоб - машина. Уход вправо, в узкий просвет между автомобилями. Пробка впереди. Тормоз. Первая передача. Выезд на тротуар. Шарахнувшиеся в стороны прохожие с испуганными лицами...
Во дворе-колодце старого эксперта Борихин выскочил из машины, даже не захлопнув дверцы. Взлетел в несколько секунд по лестнице и лишь на мгновение остановился у двери, чтобы перевести дыхание. Позвонил - тишина. Прислушался ни звука, ни шороха. Какая-то, не парализованная страхом часть сознания подсказала, что где-то в кармане еще валяется ключ от квартиры Семена Аркадьевича, нашарил его, старомодный, истертый, вставил в замочную скважину и со щелчком повернул. Дверь приоткрылась. Борихин почувствовал ладонью спокойную тяжесть пистолета и осторожно протиснулся внутрь.
В коридоре было темно, только впереди, в комнате, как-то жалобно мерцал дисплей стоявшего на рабочем столе компьютера. И в этом мерцании видно было лицо эксперта, сидевшего с закрытыми глазами. Лоб его прорезала непривычно суровая морщина. Вдруг старик пошевелился, и Борихин облегченно перевел дух, только сейчас почувствовав, какая нечеловеческая тяжесть отпустила его.
- Ну слава Богу... - Он подошел поближе, бросил на стол пистолет и склонился над дисплеем, готовый слушать. - А я уже испугаться успел. Послышалось черт знает что... Ну, не томите, Семен Аркадьевич! - Тот как-то странно заворочался, бормотнул вполголоса пару непонятных слов, но глаза так и не открыл. "Задремал старик..." - подумал Борихин и спросил погромче: - Кто приручил "глухих"?
Одновременно он чуть повернул кресло, и тут же где-то под сердцем резануло болью: живот старика был жутко разворочен, по худым пальцам стекала бурая жижа. Семен Аркадьевич медленно поднял веки и посмотрел на Борихина полными доверчивого страдания глазами.
- Я приручил, - тихо и четко ответил такой знакомый голос из темного угла комнаты.
Сыщик успел развернуться. Но какая-то страшная сила отбросила Борисыча в сторону, повалила на пол. И только потом прозвучал сердитый хлопок так ему показалось. Боли не было, только тупой удар в правое предплечье, от которого тут же занемела рука.
Борихин зачем-то приподнялся и сел, прислонясь спиной к креслу, в котором корчился бедный старик. В эту минуту сыщику казалось очень важным подняться, встать... Фигура в углу стала различимей... И стоял перед Борихиным старый друг Серега, неподкупный и суровый майор Мовенко, мент от Бога.
- Ты... - прохрипел Борихин, зажимая рану в предплечье.
- Я, Игореша, кто же еще, - ласково проговорил Мовенко, свинчивая со ствола глушитель. - Знаешь, я минуту назад колебался: сразу убить тебя или все-таки сначала поговорить. Извини, не смог отказать себе в удовольствии...
- Сволочь! Продажная шкура! - прохрипел Борихин и попытался рывком встать, но хищное рыльце пистолета мгновенно приподнялось, и сыщик снова сполз на пол, закусив губу.
- Перестань, Игорь, - устало сказал майор. - Уж ты-то должен понимать меня, как никто. Мы оба вовремя сообразили, что если уж делать нашу собачью работу, то лучше за реальные деньги и с удовольствием. Разве не так?
Семен Аркадьевич за спиной Борихина издал страшный, какой-то булькающий звук.
- Вызови старику "Скорую", - пробормотал сыщик.
- Не говори чушь, - поморщился Мовенко. - Ты же сам понимаешь, что вы оба - уже трупы. Конечно, я мог бы добить его - так сказать, избавить от мучений, - но он никогда мне не нравился. Как и твой малолетний помощничек.
- Значит, Василия - тоже ты? - Борихина передернуло от бессильной ярости.
- Ну конечно, - ухмыльнулся майор. - Вернее, не я лично - один из моих верных глухонемых друзей. Но какая разница. Кстати, мальчишка на твоей совести: ты послал работать против меня сопляка. Даже обидно...
- Мразь. Иуда. - Борихин сам удивился, что говорит тихо и почти спокойно.
- Перестань, Игорь... - Мовенко укоризненно развел руками. - Мы оба продались. Только ты - за копейки и не тому человеку...
- Я снял погоны, - Борихин смотрел майору прямо в глаза, и тот не отводил взгляда.
- Ну и дурак! Если бы ты знал, как просто и увлекательно решать свои вопросы с удостоверением в кармане и могучими возможностями силового аппарата, так сказать...
- Значит, все это - ты? Вообще все. И прослушка повсюду, и наблюдение поставлено, и никакие запросы в Интерпол даже не отправлялись...
- Естественно. Это же так просто. Честно говоря, сначала я даже всерьез опасался, что ты догадаешься. Я ведь считал тебя реально хорошим ментом, правда... - Мовенко как-то удивленно покачал головой. - Но, слава Богу, переоценил: ты так и не въехал, даже наоборот - бегал ко мне за помощью, как мальчишка. Смешно... - И он осклабился, хотя глаза оставались совершенно холодными.
- Ты хоть понимаешь, что Кудла и тебя уничтожит. В свое время...
- Или я его... - Оскал майора стал шире. - Хотя, думаю, до этого не дойдет. Мне нравится на него работать, а ему нужны верные люди, умеющие делать свое дело.
- Он - маньяк!
- Перестань. Он очень интересный человек. И многому научил меня...
- Например, как всадить пулю в живот старику и получать от этого удовольствие, да?..
- Я не получаю удовольствия. Мне просто плевать. А что касается Кудлы... - голос Мовенко вдруг стал очень серьезным. - Знаешь, а ведь будущее за такими, как он.
- Слушай, тебе... не страшно? - Борихин смотрел на старого друга с каким-то мистическим удивлением. Неужели он раньше знал этого человека?
- Мне? - в глазах Мовенко мелькнула холодная насмешка. - Я получил много денег, Игорь. Очень много. И получу еще больше. И буду жить дальше. А ты останешься остывать в этой немытой халупе. Так что бояться нужно тебе. Хотя... Я выстрелю прямо в голову, обещаю.
- Пошел ты на х... - Борихин злобно плюнул, с удивлением понимая, что не боится. Совсем.
- Грубо. Но мужественно, - с одобрением кивнул Мовенко. - Впрочем, что тебе еще остается...
Он взвел курок. Звук был железный, противный до тошноты. Борихин на секунду зажмурился, но заставил себя открыть глаза.
- Прощай, - проговорил майор.
Сухо треснул выстрел. Борихин успел осознать, что ему совсем не больно. Зато глаза Мовенко как-то удивленно остекленели, он чуть пошатнулся и медленно повернул голову. Семен Аркадьевич, придерживая одной рукой кровавое месиво живота, в другой держал тяжелый черный пистолет, оставленный на столе Борихиным. С глухим стуком пистолет упал на пол. На этот звук словно эхом отозвался другой. Мовенко с грохотом повалился на пол.
У Борихина не было времени удивляться. Со стоном встав, он склонился над дрожавшим крупной дрожью стариком и увидел у того в глазах слезы.
- К-какой ужас... Игорь... Какой... ужас... - на губах у эксперта пузырилась кровавая пена.
- Ничего... Сейчас, Семен Аркадьевич... Сейчас... - Борихин неверной рукой стал суетливо набирать номер, проворачивая диск стоявшего на столе старомодного аппарата. - Приедет "Скорая"... вам помогут...
- Не то... Я умираю... - едва слышно, одними губами прошелестел старик. - Но я... Я... убил человека...
Лежавший на полу Мовенко осторожно приоткрыл глаза. Олух Игореша дрожащим пальцем ковырял телефонный диск, а старикашка, тот уже ничего не видел, его трясло в предсмертном ознобе. Оскалившись, то ли от саднящей боли в раненой груди, то ли от злорадного предвкушения, майор беззвучно потянулся к лежавшему рядом пистолету.
Хлопнул выстрел, а через несколько секунд раздался другой...
Услышав звонок, Ольга подбежала к двери и без всяких опасений распахнула ее.
- Ой... Вы кто?
На пороге стоял странный тип со взъерошенными волосами и в измятой одежде.
- Меня зовут Константин. Здравствуйте, - гость смешно выпучил глаза и поклонился.
- Что вам нужно? Откуда вы?
- Честно говоря, к вам я приехал прямо из дурдома, - призналась странная личность. - Но пусть это вас не смущает: я там находился абсолютно добровольно...
- Подождите, - Ольга пригляделась повнимательней. - Я вас уже где-то видела!
- Вот, вы вспомнили, - обрадовался Костя. - Замечательно. Я приезжал к вам тогда, с Володей...
- Значит, вы - его друг? - настороженный тон Оли изменился.
- Не то слово. Можно сказать - семейный врач...
- Заходите, пожалуйста, - девушка показала рукой в сторону гостиной.
- Спасибо, не откажусь, - Константин аккуратно вытер ноги и направился прямиком на кухню. - И вообще, не сочтите за наглость, Оленька, но я бы перекусил - так, немного. С дороги, сами понимаете... Тем более, нам с вами нужно очень серьезно поговорить...
Через пять минут Костя с неизменным аппетитом уничтожал подряд все, что нашлось в небогатом холодильнике: колбасу, сыр, холодные котлеты, вареные овощи. Запивал он это детским соком из крохотных баночек. Поглощенность процессом и постоянно набитый рот не помешали ему выложить почти все, с чем он приехал к Ольге.
- Костя, вы во многом правы, - сказала удивленно поглядывавшая на него девушка. - Я даже не знаю, откуда вы могли все это узнать. Неужели Володя вам рассказал?
- Нет, что вы! - не поднимая глаз от тарелки, доктор махнул рукой. - Да мы и не виделись даже...
- Тогда я не понимаю... Мне, честно говоря, даже неловко говорить об этом с посторонним человеком...
- Какой же я посторонний, милочка?! - пораженный таким бестактным заявлением, Константин даже жевать перестал. - Я - врач.
- Я понимаю, - кивнула Ольга, - но при чем здесь это?
- Как - при чем?! - уже совершенно возмутился доктор. - Как - при чем?! Вы меня удивляете... - Он сердито укусил котлету. - Вы же любите Буржуя...
- Кого? - не поняла девушка.
- Ну Коваленко, - пояснил Костя. - Любите по-настоящему...
- Да мало ли! Послушайте, Костя, я правда не буду обсуждать это с вами. Не обижайтесь.
- Можете не обсуждать, - великодушно разрешил доктор. - Сейчас главное - действовать. В дурдоме я провел некоторые оккультные действия. Впрочем, неважно... Так вот, если в самый трудный момент вы будете рядом, то впереди вас ожидают долгие годы счастливой совместной жизни... - Он облизал пальцы и обвел глазами стол. - А что, соку больше нет?..
- Откуда вы можете знать, кого что ожидает? - спросила Ольга, подавая ему очередную баночку.
- Как вам сказать... - пробормотал Константин, стиснув неподатливую крышечку. - С некоторых пор я все больше овладеваю даром ясновидения...
- А, да... - вспомнила Ольга. - Вы же говорили, что приехали из дурдома.
- Между прочим, это тут совершенно ни при чем, - строгим тоном сообщил доктор и единым духом расправился с содержимым баночки. Потом удивленно поглядел на хозяйку, которая почему-то не спешила переодеваться. - Я уже заканчиваю, Оленька, так что собирайтесь скорее, у нас мало времени...
- Нет. - Ольга отрицательно покачала головой. - Я не поеду к Володе, пока он сам этого не захочет.
- Поверьте мне как специалисту: он этого очень хочет...
- Не обижайтесь, Костя, - девушка встала из-за стола, - но я никуда не поеду. Доктор сыто икнул.
- Извините... - Он снисходительно, хотя и снизу вверх, поглядел на Ольгу. - Ох уж эти мне барышни, которых надо силой тащить навстречу собственному женскому счастью. Вам просто повезло, что я оказался рядом!
- Что вы, интересно, о себе возомнили? - уже раздраженно спросила девушка. - Кто вы такой, в конце концов?!
Не обращая ровным счетом никакого внимания на возмущение собеседницы, Костя надкусил эклер, последнее, что оставалось на столе.
- Я - ум-хум... - сообщил он с набитым ртом.
- Что? - переспросила Ольга.
- Колдун, - охотно повторил доктор, цыкнув зубом. - То есть народный целитель. Инженер человеческих душ.
- Но... Я о вас никогда не слышала...
Костя довольно погладил себя по животу и пообещал радостно:
- Ничего, еще услышите!
Рыжий бродил по огромному столу и принюхивался к новым для себя запахам. В кабинете Толстого сидели Буржуй, Пожарский, Воскресенский и сам хозяин. Сидели они уже давно, с самого утра. Все, о чем следовало поговорить, было не раз обговорено. Теперь оставалось только ждать. И в комнате повисло напряженное молчание, которое изредка прерывало лишь удивленное мяуканье Рыжего, делавшего свои маленькие кошачьи открытия.
Тишину разорвал звонок телефона. Все переглянулись. Только Толстый так и не отвел от стены неподвижного мертвого взгляда. Буржуй нажал кнопку громкой связи, и комнату заполнил лениво цедящий слова голос Кудлы:
- Это я. Только избавь меня от эпитетов, у меня сегодня с утра деловое настроение. Время для проявления эмоций у нас еще будет...
- Чего ты хочешь? - Буржуй от ярости с трудом разжимал челюсти.
- Сначала я скажу, чего хочешь ты. Поправь меня, если ошибусь. Ты хочешь, чтобы Володя и шлюшка не пострадали, так?
Толстый, который, казалось, вообще ничего не слышит вокруг, вдруг вскочил и свирепо заорал в микрофон:
- Эй ты, козел белобрысый! Иди сюда, ниньзя хренов! Один на один! Только ты и я! Ну!!!
- Слушай, переключи звук на трубку, - в голосе Кудлы появились раздраженные нотки. - Меня тошнит от истерик.
Буржуй успокаивающе стиснул плечо друга. Тот рухнул в кресло и снова уставился в стену.
- Говори, - потребовал у Кудлы Буржуй.
- Сегодня в 19-00 ты осуществишь переводы всех своих средств в те банки и на те счета, которые я буду называть по телефону.
Все, кроме Толстого, автоматически взглянули на часы. Время перевалило за полдень.
- Это невозможно. Чисто технически, - спокойно сказал Буржуй.
- Это возможно. До семи у тебя есть время. А мои люди уже готовы. Если ты постараешься, пропадет максимум процентов восемь, я посчитал.
- Значит, ты по-прежнему воруешь конфеты, - криво усмехнулся Буржуй. - И только-то?
- Я по-прежнему пытаюсь исправить больной мир, - вздохнул Кудла. Если бы ты знал, как это трудно делать в одиночку.
- Ты лечишь мир, воруя женщин и детей? Присваивая чужие деньги? Убивая?
- Ты, Буржуй, внук какого-нибудь свинопаса и потомок раба. А сейчас обладаешь миллионами, властью. Согласись, это неправильно. Я верну тебя в какую-нибудь убогую лачугу, поставлю к станку - пусть все хоть немного придет в норму...
- Неужели ты просто украдешь деньги и сбежишь, не попытавшись даже убить меня?
- Об этом поговорим позже, - в голосе Кудлы послышалась насмешка.Сначала ты выполнишь мой приказ.
- Я хочу, чтобы ты ответил: Амину... - начал Буржуй.
- Я же сказал - позже! - резко оборвал его Кудла. - Сначала дело.
- Я хочу убедиться, что Вера и ребенок живы.
- Это не американское кино, сирота. Они живы, даю слово.
- Я знаю цену твоему слову...
- Поэтому должен понимать, что я говорю правду. Но ты теряешь время, а его у тебя мало. Да... Ты же понимаешь: ни милиции, ни охраны, ни оружия. И не пытайся хитрить со мной. Иначе шлюха не просто умрет, а умрет тяжело. Все, я позвоню. - И связь прервалась.
Какое-то время Буржуй сидел без движения, затем обвел глазами друзей. Подавленный взгляд Пожарского, застывший, как глыба, Толстый, спокойная готовность на лице Воскресенского.
- Алексей Степанович... - проговорил Буржуй.
- Да, - тут же отозвался менеджер.
- Пожалуйста, свяжитесь со всеми. Готовьте средства к отправке.
- Хорошо, Владимир Владимирович. - Воскресенский поднялся и вышел из кабинета.
- Подожди, Буржуй, мы что, вот так сдадимся?! - потерянно проговорил Пожарский.
Буржуй поднял на Олега усталые глаза, долго глядел на него, наконец сказал, обращаясь неизвестно к кому:
- Надо звонить Борихину...
И сам же принялся набирать номер мобильного телефона. Но никто на звонок не отозвался.
Скрутив простыню в тугой жгут, Вера кольцом обвязала им два вертикальных прута оконной решетки и вставила в это кольцо отломанную от стула ножку. Что-то похожее она видела в кино. Попыталась вращать импровизированный рычаг, сжимая жгутом прутья. Маленький Володя сидел, болтая ногами, на диване и с огромным интересом наблюдал за действиями тети.
Толстые прутья словно замерли, но, взмокшая от пота Вера не сдавалась. Несколько раз ножка вырывалась у нее из рук, раскручивалась с убийственной силой, и Вера едва успевала отпрыгнуть в сторону. Если после всех мучений прутья и прогнулись, то не настолько, чтобы между ними мог протиснуться человек.
- Тетя Вера, а что ты делаешь с окошком? - спросил малыш.
Вера смахнула пот со лба. Кудла ушел еще утром. Она слышала, как щелкнул замок двери и загремел тяжелый засов. Но куда отправился этот тип с рыбьими глазами и когда вернется, Вера не знала, а потому следовало соблюдать осторожность.
- Тише, маленький. Тише, мой хороший... - попросила она ребенка и задумчиво посмотрела на него.
Что ж, если нет возможности убежать вдвоем... Вера бросилась к малышу и стала лихорадочно что-то шептать ему в ухо. Володя послушно кивал головкой. Покончив с объяснениями, Вера взяла огрызок карандаша, найденный на книжной полке, и нацарапала на вырванном из книги форзаце коротенькую записку. Вложила ее в нагрудный карман Володиной рубашки. И снова обняла малыша.
- Ты все понял, мой хороший? Беги быстренько, не останавливайся. Когда увидишь большую дорогу - любую большую, по которой машины ездят, поднимай ручку...
- Как для такси? - деловито уточнил малыш.
- Умница, как для такси, - закивала Вера. - Умеешь?
- Да. - Володя показал. - Вот так.
- Правильно. Молодец ты мой. И сразу покажи взрослым эту бумажку, понял?
- Понял. Тетя Вера...
- Что?
- Я не хочу без тебя...
- А я скоро приеду! Вот увидишь.
- А дядя-мудак не будет тебя обижать? - Вера улыбнулась сквозь слезы.
- Это нехорошее слово, ты же знаешь. Не надо его говорить...
Ломая ногти, она разорвала простыню на несколько полос и связала из них достаточно длинную веревку. Получалось у нее так, будто вся жизнь прошла в побегах. Обвязала мальчика под мышками, еще раз проверила прочность узлов, поднесла Володю к окну и помогла протиснуться между прутьями.
- Не боишься? - спросила. Малыш отрицательно помотал головой. Молодчинка. Ну, давай.
Она принялась осторожно спускать мальчика, но в последний момент тот вдруг ухватился за прутья решетки ручонками, и Вера увидела, как из глаз у него потекли слезы.
- У, что такое? - ласково проговорила она, понимая, что сейчас важнее всего найти слова - те самые, единственно верные. - А я думала - ты у нас смелый, как твой папа.
- Папа большой, а я еще маленький, - всхлипнул малыш.
- Кто тебе сказал? Ты тоже уже большой. Давай, соберись, скажи себе: "Нельзя бояться!"
Володя шмыгнул носом, но повторил очень решительно:
- Нельзя бояться!
- Вот так. А говоришь - маленький! - улыбнулась Вера. - Ты настоящий мужчина. Держись крепче.
И она снова начала опускать малыша, чувствуя, как огнем запекло ладони. И ни малыш, который, задрав головенку, смотрел вверх, на тетю, ни тем более сама Вера не видели, что под окном с самурайским мечом в руке уже давно стоит Кудла.
- Упс! - он с ухмылкой подхватил спустившегося почти до самой земли Володю. Вера вздрогнула, прижалась головой к прутьям решетки. Кудла внимательно посмотрел на замершего у него на руках Володю.
- Ты смелый, - искренне проговорил он. - Это потому, что у тебя по жилам бежит кровь твоей матери... - Равнодушные глаза поднялись вверх. - А тебя я предупреждал, шлюха. Теперь ты будешь наказана... - И, взмахнув мечом, он рассек свисающую из окна простыню.
...Вера стояла у стенки, а Кудла, прижав к ее горлу острое, как бритва, лезвие меча, слегка поводил им из стороны в сторону и с каменным лицом следил за реакцией девушки. Вере было страшно. До ужаса. До смерти. По ее лицу стекал пот, но она, сжав зубы, молчала. Кудла неуловимо резким движением отсек кончик воротника с рубашки Веры. Она вздрогнула.
- Так ты веришь в любовь и самопожертвование, шлюха? - процедил он. - Какая пошлость: грязная девка верит в то, о чем понятия не имеет!
- Ты... не рассказывай мне... о любви... понял? - Bepa чувствовала, как при каждом слове лезвие царапает ей кожу. - Такие, как ты, никого не могут любить...
- Такие, как я? - удивился Кудла. - А что ты называешь любовью, шлюха, а? Если сейчас я отрежу тебе уши, сделаю рот до ушей, твой накачанный парнишка-муж будет по-прежнему любить тебя? Как ты думаешь?
Сжавшаяся в комок от ужаса Вера молчала. Кудла, оскалившись в улыбке, занес меч. Вдруг из соседней комнаты выбежал маленький Володя и прижался к Вере, обхватив ее обеими ручонками.
- Владимир, ты, конечно, можешь стоять так, - очень серьезно сказал Кудла. - Ты - мужчина, и сам принимаешь решения. Но, когда я вспорю живот этой самке, которую ты называешь тетей, сабля отрубит тебе голову. Это очень больно. Ты понял?
Малыш вдруг повернулся лицом к Кудле. И глаза его стали жесткими и упрямыми, буржуйскими-буржуйскими - они стали глазами затравленного, но не собирающегося сдаваться волчонка. Кудла смотрел на него в упор, но и Володя не отводил взгляда. Вера попыталась оторвать малыша от себя, но он неожиданно сильно вцепился ручонками в ее юбку. Кудла со свистом взмахнул клинком и остановил лезвие в миллиметрах от головы ребенка. Тот по-прежнему не сводил с него неморгающих темных глаз. Кудла улыбнулся, нагнувшись, подхватил вырывавшегося малыша на руки.
- Те, кто не верит в родословные, - тупые дегенераты, - проговорил человек с прозрачными глазами. - Только порода делает появившихся на свет людьми.
- Да... - Вера постаралась незаметно перевести дыхание, но голос ее звучал хрипло. - Он - сын Буржуя.